Играть в кавер. Антология моего рока

Сама себя не знаю и боюсь,

Дай силы взять, что предо мной положишь,

На большее я да не соблазнюсь. [4]

Слуга ушел. Вышел из подъезда многоэтажного ночного пристанища, побрел не оглядываясь.

Юная Надежда, по-прежнему, замерев у окна, взглядом, провожала, удаляющегося парня. Она готова была протянуть руки, и сейчас, в последний момент, схватить, ладошкой сверху прикрыть, к тротуару Слугу-муравья. Но тот ловко перепрыгнул, через, воображаемую, ладонь-барьер, и ушел, не оглядываясь.

За проблеском любви и откровения,

Приходит день молитвы как итог,

Надеждой отзовется Воскресенье,

Звезда его укажет на Восток. [4]

***

Созерцая живописную акварелью, иную даль, где-то в приморском провинциальном городке, также, расположившись у оконного полотна, грустила другая, любимая, девушка. Вечную женскую самодостаточность, в чертах ее лица, по-взрослому убранной прическе, определяло что-то не от мира сего, не наше, иноземное.

За чистым кухонным столом, кротко поникнув, сидел симпатичный влюбленный муж.

То или из-за собранной дорожной сумки, также стоящей в проходе коридора, то ли из-за post штормовой, прощальной дискуссии на повышенных тонах, между морально истощенной четой, стоял напряженный штиль.

– Ева, верю я, он же сказал, все пройдет, и у тебя все получится. Через пару месяцев вернешься.

– Да. У меня все получится. Пойдем. – Она, пытаясь сдержаться, тем не менее перешла на взрыв. – А я не верю, что у меня внутри что-то изменится…

Под сенью куполов родится Вера,

И боль, и радость вместе, но сперва,

Знамением дастся в небе темно-сером,

Где ореол вокруг луны в честь торжества.

Светит лик иконы чудотворной,

Вокруг скрипит зубами темнота,

Так хочется закрыться на затвор, но

Гнетет тоской сердечной теснота. [4]

***

Разделы о пробуждении

Время, блуждающим бисером, рассыпалось по поверхности антиматерии.

Слуга, со всевозможными и невозможными работягами, разного рода и возраста, с целью заработка, успел внаем поучаствовать в сборе урожая, в каком-то коллективном хозяйстве, с тем же тавтологическим именованием, предводителя русской смуты.

Рука таинственной, неизвестной Музы, по-прежнему, изредка приукрашивала, песчаной художественной ретушью, дополнительными штрихами естественные, бесподобные мотивы.

Где же ты, мальчик в теннисных туфлях,

Который так весел и неплох собой.

Говорят, ты покинул свой родной город,

Говорят, потерял душевный покой.

Где же ты, мальчик в теннисных туфлях,

Может, тебя покорил рок-н-ролл.

Или у моря ты кушаешь фрукты,

Улетел в Голливуд за кинозвездой? [5]

***

Одним из вечеров, уставшие, немного чумазые работяги-муравьи, охотники за длинным рублем, разного возраста и мастей, бурно споря, ужинали, закусывая мутное спиртное пойло, некрасивой едой, и недомытыми овощами и фруктами. Страждущее общество, расположилось, за низким самодельным столом, между панцирными ржавыми кроватями. Полупустая, трехлитровая банка, с белесым самогоном, главенствующей башней, возвышалась над остатками неопрятной "поляны".

На черно-белом мониторе телевизора, стоявшего в углу, транслировалась программа вечерних новостей. Голос ведущего, периодически прерывался, шипением и бухтением, старого электронного "прозаика".

Двести двадцать холодных вольт –

Система надежна, она не откажет.

Вечер не даст ничего – программа все та же.

А люди едят – им хорошо.

Это век электрических наслаждений.

Мне предлагают электрошок,

Но я предчувствую пробужденье. [6]

В хмельном воображении, чумазые охотники за счастьем, преобразились, то ли в апостолов, то ли в римских легионеров, рыцарей крестоносцев, тамплиеров, прочих джентльменов удачи, под прогоревшим самодельным газетным абажуром. К действительности их возвратило телевизионное информационное сообщение, документальные кадры, московских событий, августовского путча. Некоторые спорщики-соседи, даже не донеся свою граненую рюмку до логического гастрономического финала, задержали внимание на сюжетах программы новостей, затем продолжили пьянку, прения о деньгах, славе, прочей хрени…

Оставьте меня – я живой!…

Я буду думать своей головой…

Я не хочу называть героев…