Понять Мартина Хайдеггера

6. Что такое истина, по Хайдеггеру?

1. Положения, из которых исходил Хайдеггер в своём понимании, что такое истина.

Исходя из предложенной нами во Введении трактовки всего лишь некоторых терминов Хайдеггера, уже можно сказать, из каких положений он исходил в своём понимании, что такое истина. И таковых положений, на наш взгляд, три.

1. Истину нельзя выдумать – она должна явиться нам сама.

2. Явление её должно быть внезапным.

1. «Форма», в которой она должна явиться – это форма самосокрытия самой себя.

Поясним сказанное.

1. Истину нельзя выдумать потому, что её нельзя создать путём последовательного рационального, логического мышления. Создание её – прерогатива мышления иррационального, инсайтного, того мышления, к которому причастна спонтанная самоорганизация нейронной материи нашего мозга.

2. Спонтанная же самоорганизация, возникающая в нашем бессознательном на уровне материальных нейронов нашего мозга, не сообразуется с нашим идеальным сознанием – она не доводит до сознания факт своей готовности предстать пред очи нашего сознания. А потому явление истины из бессознательного (уже в виде смысла идеи)  в наше сознание всегда внезапно.

3. Далее, явившись в сознание в виде, как мы полагаем, «голого» смысла, то есть смысла, не облачённого в одеяние культурных знаков, эта истина должна быть раскрыта, то есть оформлена в эти общепонимаемые знаки.

Но здесь всё не так просто. Не так, чтобы мы могли сразу же либо изложить этот смысл на бумаге, либо поделиться этим только что явленным смыслом с кем-либо из окружающих. Дело в том, что явившийся в наше сознание на краткое время смысл идеи имеет неумолимую тенденцию забываться в те моменты, когда мы, отвлекаясь от этого смысла, пытаемся подобрать в нашей памяти те слова, которые бы адекватным образом могли его выразить, то есть облачить в одеяние слов и выражений.

И это попеременное обращение то к вспоминаемому нами смыслу, то к словам, его выражающим, это и есть то, что Хайдеггер характеризовал как процесс явления самой истины, смысл которой способен самоскрываться в том просвете, в котором он же является в наше сознание. (И, как можно себе представить, этот же процесс у Бергсона именовался «длительностью» потока сознания).

Об этом же, о самосокрытии истинного знания («истинного мнения») знал уже Платон, который уподоблял ускользающий смысл идеи Дедаловым статуям, которые, в силу совершенства своего изготовления, способны были незаметным образом самопроизвольно исчезать с того места, где были поставлены. И это представление об истине как не-сокрытости (а-летейе), как о том, что само себя являет, было уже достоянием Античности.

Более того, как полагал Хайдеггер5, уже у Платона произошла переориентация, а вместе с ней и «девальвация» древнегреческой истины как не-сокрытости (а-летейи) в истину как правильность высказывания человека. Но почему произошла столь существенная и столь незаметная метаморфоза? Скорее всего, потому, что вместо того чтобы быть самой собой, ни от чего независимой, она, истина, стала достоянием человеческого разума.

Но почему она вдруг там оказалась? Да только потому, что у Платона она была «превосхождена» идеей Блага (как идеей всех идей), той идеей, которая оделяет несокрытостью все, что оказывается в его (Блага как солнца) свете. Так что истина как не-сокрытость оказалась под «игом» идеи. Потому что только с идеей (как образцом) человеческий разум теперь может сверять, может сопоставлять свои суждения о правильности и неправильности собственных представлений о тех или иных объектах действительности.

Можно сказать, что с «передислокацией» древнегреческой истины как несокрытости из сферы самоосуществляющегося и ничем не определяемого Бытия в сферу, определяемую человеческим разумом и восприятием, антропоцентризм сразу же, незаметно и без боя, завладел территорией философии. Уже у Аристотеля истина как соответствие и правильность берёт бразды правления в свои руки. Изменяется сам масштаб мышления. Если раньше истиной было то, что самовозникает и кажет само себя, не сообразуясь ни с чем человеческим, то теперь главенствующим стал принцип «своя рубашка ближе к телу», а потому только через разум человека будет определяться, что истинно, а что ложно. Человеческий разум стал мерилом всех ценностей. И даже «расположение» идей, ранее определённое Платоном в занебесном царстве, у Аристотеля – в виде форм – переместилось в то, что всего ближе к человеку, то есть в сами вещи, все свойства которых определяются этими формами.

Но Хайдеггер не соглашался с приписываемым ему пониманием истины как несокрытости. (Он не раз заявлял, что «истина не просто просвет, а как раз просвет для само-сокрытия». См.: «К философии. О событии». стр. 429)). Ведь несокрытость предполагает всего лишь то, что истина это то, что вышло из ранее бывшего сокрытым (леты) на свет обнаружения своей сущности (алетейи). А таковым может быть, просто-напросто, нечто ранее уже известное, а потом забытое. Да к тому же несокрытость должна быть наполнена каким-то существенным (сущностным) содержанием. Но с этим, последним, у Хайдеггера были большие проблемы, о которых речь у нас будет идти ниже в пункте 3.

Для Хайдеггера же принципиально важным было показать абсолютную Новизну смысла внове явленной истины. А таковая может быть представлена не только своим оригинальным смыслом, но и – в первую очередь, что особенно важно! – формой (можно сказать, манерой) своего предоставления. И эта форма характеризуется попеременным явлением в наше сознание то своего готового смысла (истины), то тех подбираемых нами слов, которые могли бы его выразить.

Но все дело в том, что наше продуктивное мышление устроено таким образом, что способ именно такого предоставления истины может исходить только из одного единственного случая, того случая, когда она, истина, является не путём последовательно происходящего логического мышления, а путём спонтанного образования в нашем бессознательном – то есть, на уровне нейронов нашего мозга – такого целостного «комплекса», внезапное (инсайтное) «проявление» которого на уровне нашего сознания вдруг сразу же оказывается самим смыслом нашей истины (то есть идеи).

Вот откуда доверие Хайдеггера к истине, образованной в результате спонтанной самоорганизации материи наших нейронов (смотри ниже Примечание 2), а не к той «истине», которая явилась результатом обыденного логического мышления и стала «соответствием мысли предмету» (истина, по Декарту). Первую мы не можем измыслить – она даётся нам свыше, единомоментно, единожды и в оригинальном исполнении. Вторую же мы можем «изготовить», исходя из наших представлений, а таковых может быть и во множестве и в самом разном виде, что не является характерным для истины. Истина незыблема – она даётся единожды как дар, а не как обыденное подношение.

Правда, справедливости ради следует отметить, что для того чтобы быть удостоенным такого дара, наше мышление должно изрядно потрудиться над разрешением интересующего нас вопроса на предварительном этапе рефлексии-1, который может растянуться на долгие времена. Можно сказать, истина это дар, но этот дар даётся не даром – за него надо заплатить, в буквальном смысле, муками творчества, то есть испытанием «на прочность» множества разного рода приходящих нам на ум гипотез.

Так что истина возникает только через самоорганизацию, потому что только самоорганизация одаряет нас такой Новизной, представление о которой – на логическом уровне нашего мышления – у нас никогда  не могло бы даже возникнуть. Вот об этой истине, истине, однажды явленной в своём оригинальном исполнении, явленной в виде открытости, которая способна на самосокрытие, как раз и шла речь у Хайдеггера в «Чёрных тетрадях».

Декларируя своё понимание истины в совершенно новом виде, в виде несокрытости, которая скрывается, Хайдеггер уходит не только от Аристотелевского понимания истины как правильности, но и от древнегреческого понимания истины как несокрытости. Тем самым он, полностью избежав первого, дополняет второе тем, что неотъемлемым свойством истины как несокрытости является ещё и свойство скрываться, то есть является форма подачи истины, манера её преподнесения. А это означает только то, что самосокрытие свойственно возникновению абсолютной истины, такой истины, которая является результатом однажды возникшей самоорганизации нейронов нашего мозга. Как видим, форма возникновения истины сыграла решающую роль в определении, если можно так сказать, истинности истины.

Кстати сказать, и в одной из самых главных своих работ «К философии. О событии»6, написанной им в те же годы (1936-1938), что и первые два тома «Чёрных тетрадей» (1931-1938), Хайдеггер на протяжении более чем пятидесяти страниц текста (408-458) характеризует истину как открытость, которой свойственно скрываться. Вот что он пишет по этому поводу:

«Истина таким образом не есть лишь просвет, а сутствует как сокрытие равным образом исходно и глубоко вместе с просветом. И то и другое, просвет и сокрытие, это не два момента, а сутствие единого, самой истины. Тем, что истина сутствует, становится истиной, событие становится истиной. Событие о-сваивает (Ereignis ereignet), есть не что иное как: Оно и только оно становится истиной, становится тем, что принадлежит к событию, так что именно истина есть сущностно истина бытiя». (Там же, стр. 435).

Но он нигде не поясняет, какова причина того, что истина обладает столь оригинальным свойством. А проще говоря, он не называет

– ни причины того, что позволяет истине открываться в просвете Бытия,

– ни причины того, что именно «заставляет» её скрываться в этом же просвете.

А как мы уже установили, причиной первого («раскрытия») является инсайтное проникновение в наше сознания (из бессознательного) готового смысла идеи-истины, «образованного» в акте спонтанной самоорганизации нейронной материи нашего мозга.

В то время как причиной второго феномена является «забвение» («сокрытие») самого смысла истины в те моменты, когда мы пытаемся найти в нашей долговременной памяти те слова, те культурные знаки, которые могли бы адекватным образом выразить смысл внезапно (инсайтно) явленной в наше сознание («голой») идеи-истины, ещё не облачённой в одеяние культурных знаков.

Но тогда, следуя логике наших рассуждений, получается, что главной «виновницей» (причиной) возникновения истины является произошедшая на уровне нейронов нашего мозга самоорганизация этих нейронов. Но мы не знаем, – и вряд ли скоро узнаем – как и когда в процессе нашего продуктивного мышления может произойти эта самоорганизация. Поскольку мы даже не знаем, когда наступает предшествующая инсайту инкубационная фаза созревания смысла идеи в нашем бессознательном. При положительном исходе, мы узнаём уже результат инкубации в виде инсайтно явленного в наше сознание смысла идеи.

Тогда нам остаётся одно: попытаться узнать, какие предпосылки предшествовали возникновению самой самоорганизации, то есть, что именно привело к столь кардинальному событию – событию приведения нейронов нашего мозга в самоорганизованное состояние, состояние, приведшее к инсайтному явлению смысла истины в наше сознание.

Другими словами, возникает вопрос, почему произошла эта самоорганизация? Вот тогда то, что привело к самоорганизации нейронов нашего мозга, мы уже с полным правом можем считать причиной спонтанной самоорганизации, а заодно, и причиной возникновения смысла идеи-истины. В таком случае, не является ли истиной не столько то, что получается в результате самоорганизации, сколько та констелляция обстоятельств, которая приводит именно к этой самоорганизации?

Как видим, истина имеет кровное «родство» с причиной своего возникновения.

Довольно-таки странный вывод мы можем сделать:

– с одной стороны, причиной возникновения истины является произошедшая в нейронной сети нашего мозга самоорганизация, приведшая к образованию такого «комплекса», инсайтное проявление которого на уровне сознания вдруг оказалось самим смыслом истины;

– с другой же стороны, более изначальной причиной (возникновения истины) являются те причины, которые привели к самой самоорганизации.

Но если здраво поразмыслить, то ничего странного в этом нет: ведь должна же быть какая-то «изначальная» причина, которая запустила в ход всю цепь событий, приведшую к обновлению той или иной открытой системы, предназначенной к функционированию в тех или иных условиях существования. (Об этом далее более подробно в пункте 4 настоящего Раздела).

Выше мы говорили о причине возникновения истины, но не надо забывать о том, что самой истиной, истиной Бытия, является спонтанно возникшая идея-истина, раскрытие смысла которой (на этапе рефлексии-11) приводит к созданию подручного средства, с помощью которого в социальной открытой системе осуществляется обновление – в виде изготавливаемой Продукции – тех или иных структур этого социума.

Отвлекаясь от изложенных выше перипетий с происхождением истины, ещё раз зададимся вопросом: почему Хайдеггер так крепко уцепился за понимание истины как открытости, так и сокрытости? Да всего лишь потому, что явление истины возможно только в форме чередующейся открытости самого смысла идеи-истины и сокрытости его же в те моменты, когда мы прибегаем к поиску тех слов, которые могли бы его выразить. Но, прибегая к поиску этих слов, мы автоматически «забываем» сам смысл этой идеи.

Потому что наша продуктивная мыслительная деятельность устроена таким образом, что в нашем сознании не могут быть одновременно представлены и смысл идеи – рядом – и слова его выражающие. Оба этих фактора (мысль и слова) должны быть разделены во времени и попеременно явлены в наше сознание для того чтобы сама мысль могла быть выражена в этих всеми понимаемых словах, и тем самым раскрыта в своей сущности.

Так художник, попеременно глядя то на открывшийся его взору пейзаж (идею-истину), то на полотно своего мольберта, постепенно запечатлевает красками (словами) отдельные детали этого пейзажа на своём полотне.

И в заключение, хотелось бы ещё раз особо подчеркнуть тот момент, что сама истина,

– во-первых, характеризуется внезапностью явления своего смысла в наше сознание,

– во вторых, она не может явиться в наше сознание частями – она проникает только в своём целостном виде, как готовый смысл; и это свидетельствует только о том, что идея-истина не может быть выдумана в процессе рационального мышления, когда наша мысль складывается из последовательно приходящих нам на ум частей-смыслов;

– и в-третьих, она проникает без своего оформления («одеяния») в культурные знаки (слова, выражения, метафоры и т. д.)

Именно поэтому мы назвали этот смысл «голым».

Более того, внезапное, инсайтное проникновение этого смысла в наше сознание непременным образом сопровождается возникновением в нашей психике целого комплекса положительных интеллектуальных ощущений:

– удовольствия от понимания Новизны самого смысла,

– удивления от внезапности его явления