Мы из прошлого

Мы из прошлого
Юсиф Гасанов

Блокадный Ленинград. В самом сердце войны встречаются два человека, разделенные столетием. Молодой аристократ из 1783 года и девочка, выживающая в аду блокады. Между ними вспыхивает любовь, но путь домой через машину времени окажется сложнее, чем они представляли. Смогут ли они преодолеть пропасть времени и войны, чтобы сохранить свою любовь?

Юсиф Гасанов

Мы из прошлого

Глава 1. Хроноскоп: первый поворот ключа.

Ноябрь 1783 года опустился на Петербург сырой, промозглой пеленой. Нева, закованная в ледяные оковы, дремала под низким, свинцово-серым небом. С Финского залива дул резкий, пронизывающий ветер, неся с собой запах моря, смешанный с едким дымом бесчисленных печных труб, торчащих из крыш домов, словно каменные грибы на гигантской грибнице. Город, еще не стряхнувший с себя остатки ночного забытья, медленно, словно нехотя, пробуждался к жизни. Звуки улиц, приглушенные сырым воздухом, доносились до подвала особняка Орловых лишь отдаленным гулом.

В этом подвале, вдали от городской суеты, за толстыми каменными стенами, в атмосфере сосредоточенного молчания и тайны, готовилось событие, способное перевернуть представления о времени и пространстве. Здесь, среди лабиринта медных труб, блестящих шестеренок, шипящих паровых котлов и замысловатых механизмов, словно гигантское механическое сердце, билась фантастическая конструкция, невиданная прежде ни одним человеческим оком. Это был хроноскоп – воплощение дерзкой мечты профессора Григория Романовича Орлова.

Профессор, мужчина пятидесяти пяти лет, с высоким, словно высеченным из камня, лбом, испещренным сеткой морщин – следами бессонных ночей и неустанных размышлений, – и проницательными, темно-синими глазами, беспокойно прохаживался вокруг своего детища. Его короткие, седые волосы, обычно аккуратно приглаженные, сейчас были слегка взъерошены, а на обычно бесстрастном лице застыло выражение напряженного ожидания. Он был одет в простой, но безупречно чистый халат из темно-серого сукна, под которым виднелся белоснежный льняной жилет и строгий галстук. В руке он держал тяжелый серебряный хронометр, постоянно поглядывая на него, словно боясь упустить какую-то важную, роковую секунду.

Рядом с ним, словно тень, неотступно следуя за каждым движением дяди, стоял его племянник, Дмитрий, молодой человек двадцати одного года. Высокий и подтянутый, с живым, любопытствующим лицом, обрамленным густыми каштановыми кудрями, и яркими, изумрудно-зелеными глазами, он с нескрываемым восхищением всматривался в диковинный аппарат. Его одежда – практичный костюм из коричневого твида и высокие, зашнурованные сапоги – говорила о том, что он предпочитал удобство светским модам. В его взгляде не было и тени высокомерия, свойственного многим молодым аристократам. Его гораздо больше интересовали научные эксперименты дяди, чем балы, приемы и прочие развлечения высшего света.

Воздух в подвале был насыщен запахом машинного масла, горячего металла и озона. От работающего парового котла исходило ровное, успокаивающее шипение, словно гигантский зверь мирно похрапывал во сне. Свет газовых рожков, отражаясь от полированных медных деталей машины, создавал впечатление чего-то волшебного, нереального, словно они находились не в сыром подвале, а в волшебной мастерской какого-то средневекового алхимика.

– Все системы проверены и готовы к запуску, Дмитрий, – произнес профессор, его голос слегка дрожал от волнения, которое он с трудом сдерживал. – Через несколько минут мы с тобой отправимся в небольшое путешествие… в будущее.

Дмитрий, не в силах сдержать переполнявшее его любопытство, подошел к машине и вновь заглянул внутрь.

– Расскажи еще раз, дядя, как это работает? – попросил он, указывая на сложную систему шестеренок, цилиндров и трубок. – Я хочу понять до конца, прежде чем…

– В основе лежит моя теория о многомерности времени, – начал профессор, и глаза его загорелись фанатичным блеском. – Время – это не просто линейная последовательность событий, как принято считать. Это многомерное пространство, ткань, которую можно деформировать, создавая временные вихри, своего рода порталы между эпохами. И эта машина, Дмитрий, – он похлопал по блестящему меднму корпусу хроноскопа, – генерирует именно такие вихри, позволяя перемещаться в любую точку прошлого или будущего. Представь себе реку, Дмитрий, реку времени… Мы можем войти в нее в одной точке, а выйти в совершенно другой.

Дмитрий, несмотря на свой живой ум и интерес к наукам, все еще с трудом представлял себе все эти сложные концепции. Он воспринимал их скорее как волшебство, чем как науку.

– А это действительно безопасно? – спросил он, голос его слегка дрожал.

– Разумеется, – твердо ответил профессор, хотя в глубине души он и сам не был до конца уверен в успехе своего эксперимента. – Я провел бесчисленное множество экспериментов на животных. Мыши, крысы, даже моя любимая собака, Барбос, – все они благополучно перенесли путешествия во времени. Некоторые, правда, вернулись слегка… растерянными. Но это временное явление. Теперь же настало время испытаний на людях. И мы с тобой, Дмитрий, станем первыми хрононавтами!

Григорий Романович подошел к панели управления и, после недолгих раздумий, ввел необходимые координаты: 1783 год, ноябрь, плюс один месяц. Затем, глубоко вздохнув и перекрестившись, он решительно повернул ключ зажигания. Машина ожила. Паровой котел загудел с утроенной силой, медные трубы завибрировали, а воздух вокруг задрожал, словно от мощного невидимого удара. Подвал наполнился ярким, ослепляющим светом…

…Свет был настолько ярким, что Дмитрий невольно зажмурился, закрывая лицо руками. В ушах зазвенело, а тело словно пронзило тысячей невидимых игл. Ощущение было странным, неприятным, словно его выворачивали наизнанку, растягивали и сжимали одновременно. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем все прекратилось.

Он осторожно открыл глаза и огляделся по сторонам. Первое, что он заметил – тишина. Пропало ровное шипение парового котла, исчез запах горячего металла и озона. Вместо них он чувствовал запах сырости, пыли и чего-то еще, неуловимо знакомого, но в то же время чуждого.

Дмитрий посмотрел на дядю. Профессор сидел в кресле напротив, бледный и неподвижный, словно восковая фигура. Глаза его были закрыты, а руки безвольно лежали на подлокотниках. На мгновение Дмитрия охватил панический страх. Неужели что-то пошло не так? Неужели эксперимент окончился катастрофой?

– Дядя! – окликнул он, в голосе его звучала тревога. – Дядя, ты как?

Профессор медленно открыл глаза и посмотрел на племянника затуманенным взглядом. Он несколько раз моргнул, словно пытаясь сфокусировать зрение, а затем глубоко вздохнул и провел рукой по лицу.

– Кажется… кажется, мы прибыли, – прошептал он.

Дмитрий с облегчением вздохнул. Жив! Значит, все не так плохо.

– Где мы? – спросил он, оглядываясь по сторонам.

Профессор с трудом поднялся с кресла и подошел к иллюминатору. Он всмотрелся в стекло, а затем резко отшатнулся, словно увидел что-то ужасное.

– Что случилось? – испуганно спросил Дмитрий.

Профессор молча указал на иллюминатор. Дмитрий подошел и посмотрел наружу. То, что он увидел, заставило его кровь застыть в жилах.

Подвал, в котором они находились, был тем же самым подвалом, где они начали свое путешествие. Но теперь он выглядел совсем иначе. Стены были покрыты толстым слоем пыли и копоти, штукатурка местами обвалилась, обнажив красную кирпичную кладку. На полу валялись обломки досок, куски штукатурки и другой мусор. В воздухе витал запах сырости, затхлости и чего-то еще, горького и неприятного. Но самое страшное было не это. Самое страшное было то, что они видели через иллюминатор.

За стеклом была не привычная им картина подвальных стен, а … снег. Много снега. Он лежал толстым слоем на земле, покрывал обломки зданий и голые ветви деревьев. Небо было затянуто низкими, свинцовыми тучами, из которых медленно падали крупные снежинки. В воздухе висела тяжелая, морозная тишина.

– Где… где мы? – прошептал Дмитрий, голос его дрожал.

Профессор с трудом оторвал взгляд от иллюминатора и повернулся к племяннику. Лицо его было бледным и искаженным ужасом.

– Похоже… мы ошиблись, – прошептал он. – Мы… мы не в декабре 1783 года.

Он подошел к панели управления и посмотрел на показания приборов. Цифры на циферблате хронометра горели злорадным красным светом: 1943 год.

– 1943… – прошептал Дмитрий, не веря своим глазам. – Но как… как это возможно?

– Ошибка в расчетах, – с горечью произнес профессор. – Катастрофическая ошибка…

В этот момент раздался оглушительный грохот, от которого задрожали стены подвала. В кабину хроноскопа впился осколок снаряда, осыпав их дождем из стекла и металлической крошки. В воздухе появился резкий запах гари.

– Бомбардировка! – крикнул Дмитрий. – Нам нужно уходить!

…Свет был настолько ярким, что Дмитрий невольно зажмурился, закрывая лицо руками. В ушах зазвенело, а тело словно пронзило тысячей невидимых игл. Ощущение было странным, неприятным, словно его выворачивали наизнанку, растягивали и сжимали одновременно. В какой-то момент ему показалось, что он слышит странный, высокий звон, похожий на пение стеклянных колокольчиков. Затем все смешалось в единый, оглушающий гул, и Дмитрий потерял сознание.

Он пришел в себя от резкого запаха сырости и пыли. Открыв глаза, Дмитрий с недоумением огляделся по сторонам. Первое, что бросилось ему в глаза, – тишина. Пропало ровное шипение парового котла, исчез запах горячего металла и озона. Вместо них царил запах затхлости, плесени и чего-то еще, неуловимо знакомого, но в то же время чуждого. Подвал, казалось, повзрослел на столетия. Если до "прыжка" он был оплотом инженерной мысли, полным энергии грядущего открытия, то теперь он представлял собой жалкое зрелище заброшенности и разрухи.

Дмитрий посмотрел на дядю. Профессор сидел в кресле напротив, бледный и неподвижный, словно восковая фигура. Глаза его были закрыты, а руки безвольно лежали на подлокотниках. На мгновение Дмитрия охватил панический страх. Неужели что-то пошло не так? Неужели эксперимент окончился трагедией?

– Дядя! – окликнул он, в голосе его звучала тревога. – Дядя, ты в порядке?

Профессор медленно открыл глаза и посмотрел на племянника затуманенным взглядом. Он несколько раз моргнул, словно пытаясь сфокусировать зрение, а затем глубоко вздохнул и провел рукой по лицу.

– Кажется… кажется, мы прибыли, – прошептал он, голос его был слабым и хриплым.

Дмитрий с облегчением вздохнул. Жив! Значит, не все потеряно.

– Где мы? – спросил он, с беспокойством оглядываясь по сторонам.

Профессор, с видимым трудом, поднялся с кресла и подошел к иллюминатору. Он всмотрелся в мутное стекло, а затем резко отшатнулся, словно увидел что-то ужасное.

– Что случилось? – испуганно спросил Дмитрий, вскакивая с места.

Профессор молча указал на иллюминатор. Дмитрий подошел и посмотрел наружу. То, что он увидел, заставило его кровь застыть в жилах.