Флуктуация

– Привыкла ничему не удивляться. Хотя сердце чувствовало что-то. – Встала и подошла к камину. На полке, в позолоченной рамке стоял портрет Андрея Михайловича. Софья Аркадьевна взяла его в руки, провела рукавом по стеклу и поцеловала. – Отец будет рад, – подступила к сыну и обняла. – Значит у меня два внука, а я ещё не видела. Как же быстро повзрослел, Павлуша. Но почему не взял жену с сыном? Окружила бы заботой. У нас им было бы легче. Андрей Михайлович обеспечен хорошим довольствием. В суровое, тяжёлое время это много значит. В конце концов, было бы не так скучно бабушке.

Павел не решился говорить матери, что сам не видел ещё сынишку, и

о ситуации, в которой оказался. Знал её характер, не хотел расстраивать сложностью предначертания, от которого тяжело мучился сам.

– Непременно, в следующий раз, приедем вместе, – заверил он мать. – Дорога нелегка. Одному проще было добраться.

– Ловлю на слове. Буду ждать.

Отца так и не дождались. Позвонил в полночь по телефону,

предупредил, что отбывает в поездку, куда не сказал, хотя было и так ясно, что не на курорт. Павел перебросился с ним лишь несколькими словами. Андрей Михайлович сожалел, что не может приехать.

Прожив у матери неделю, Павел собрался уезжать. С отцом так и не

увиделся.

Возвращаться пришлось труднее. Ближе к фронту ситуация часто

менялась. Территории переходили то к красным, то к белым. Угадать направление пути, не владея информацией, было сложно. Дорога грозила опасностью. Легко можно было оказаться на территории врага.

Поезд застопорился на одной из станций. Начальник станции был

извещён по телеграфу о прорвавшемся впереди маршрута неизвестном отряде партизан, и приказал не выпускать состав до особого распоряжения. Пришлось ждать…

Глеб в это время воевал южнее. Про операцию, о которой говорил

брату в лазарете, не выдумал. Его полк действительно атаковал красных в районе хутора Лесного. В бою получил лёгкое ранение в руку, но седла не покинул, помнил обещание, данное Павлу. Бой закончился, населённый пункт был отбит. Глеб с Егором искали дом, в котором по рассказу брата должны проживать его родственники. Разослал подчинённых, озадачив целью, и сам по очереди заезжал в казачьи дворы. После недолгого объезда Томин позвал командира и показал хату, которую искали. По лицу Егора Глеб понял, что произошло неладное. Резво спрыгнул с коня, не смотря на раненую руку, и вбежал во двор покосившейся мазанки. На траве у входа в дом лежали три порубленных тела. Среди них был ребёнок. Закрыв от ужаса лицо рукой, Глеб присел на лавку. – Это точно они? – спросил он уТомина, не в силах без слёз смотреть на жуткое зрелище.

– Да командир, – ответил Егор, – тётка, живущая напротив,

рассказала. У неё хозяйка дома лежит. Увидев, как постояльцев убивают, с ума спятила. Лихорадит её.

Глеб поднялся. На ватных ногах побрёл к бочке с водой. Окунул

голову, словно после тяжёлого похмелья. Томин подхватил его под руку, видя, как командира колотит и покачивает.

Соседка приняла Глеба за мужа Лизы. Плача, сочувствовала.

Капитан сел к столу: – Кто это сделал? – спросил хуторянку.

Пелагея утёрла слёзы и рассказала, что видела. Рассказывала,

озираясь, осматривая присутствующих, боясь не дай бог встретить лица душегуба. Крестилась и плакала: – Перед тем, как стрельба началась, пришли четверо со звёздами на фуражках. Старшего было видно сразу по одёжке. Товарищи комиссаром кликали. Выведали фамилию у Лизочки, про мужа спросили, про вас значит. Потом и началось… Трудно передать это. Не могу вспоминать.

– Говори, всё как есть говори! – твёрдо сказал Глеб, положив на

стол золотой червонец.

Женщина продолжила: – Марфа испугалась, прибежала ко мне. Мы с

ней за забором схоронились, да всё и видели. Комиссар ударил Лизу в лицо, она сынишку выронила. Во дворе это было. Екатерина Петровна кинулась на него. Защищала дочь. Солдат хватил её саблею по голове, она и упала тут же. Старший Лизу бил, кричал, что за брата Дмитрия такая участь. Потом на глазах у матери полосонул клинком ребёночка… Ирод проклятый! И Лизу тоже зарубил. Но, сперва, надругались над нею. Тяжело вспоминать добрые люди, но всё как на духу высказала, – крестилась Пелагея.

Глеб встал. В соседней комнате на кровати охала Марфа.

– Дай ей спирту, Егор, – сказал он – может, отпустит лихорадка.-

Вышел во двор, где ожидали бойцы, попросил у хорунжего закурить.

– Вы же не курите, Глеб Андреевич, – сказал тот, подав портсигар,

но увидев настроение командира, замолчал, чиркнул спичку.

Докурив папиросу, Глеб провёл взглядом по лицам солдат и тяжело

вздохнул. – Поможете, други?

Глеб похоронил родственников на местном кладбище, воздав

почести. Пригласил батюшку для отпевания. Кресты заказал местному столяру с надписями имен и дат.

«Что же брату скажу, – думал Глеб, – это глубоко ранит его душу. Эх

Павлик, Павлуша.»

7

Павел полдня отдыхал на железнодорожной станции. Вышел из

вагона и прогуливаясь, ждал, когда дежурный по станции подаст звоном колокола сигнал об отправке эшелона. Кругом толпился народ, изнывая от неопределённости. Увидел офицера шагающего по перрону с головы паровоза, махавшего ему рукой: – Синицын! Павлуцио! Дружище, ты ли это? – кричал Сергей Рунич. – Сколько не виделись!

– Серж? – удивился Павел. Вот фокус! Едем в одном поезде и не

знаем.

Друзья обнялись, пожали руки, отойдя в сторону, пропустили, идущий

строем караульный наряд.

– А я слышал, у красных служишь, – засмеявшись, сказал Сергей.-

Боронят языки!.. Типун им на них! Какими судьбами? Вижу, ранен? Горжусь, брат, горжусь тобой! Быть раненым в бою – честь для солдата!

– В Царицын ездил к своим, пока рука заживает. Возвращаюсь в

часть. С братом Глебом вместе служим.

– Небось, на полную катушку отдыхал, с барышнями встречался!