Флуктуация

– Не ожидал такой встречи, брат, – вздыхая, сказал Глеб. – Почему

с ними?

Павел отпрянул и, поставив котелок на лавку, присел. Глеб сел

рядом, взяв в руки ладони брата. Павлу казалось, через них Глеб слышит пульс, выпрыгивающего из груди сердца.

– Искал вас Глеб, – повторил Павел. – Искал, но не мог найти. —

Голос дрожал, задыхался от довлеющего в горле кома.

Глеб не стал волновать брата вопросами, видя, как тот переживает,

только гладил его родные влажные ладони. – Меня завтра расстреляют, – сказал спокойно. – Если увидишься с мамой, передай ей… а, впрочем, ничего не надо. Ступай брат. – Он беспокоился, что могут увидеть и тогда Павлу – несдобровать. Сильно любил младшего брата и не менял отношения, осознавая, кому тот служит.

Павел, не оглядываясь, вышел на улицу, не чувствуя ног. Бледное

лицо отражало неописуемую скорбь.

– Котелок-то чо не забрал? – крикнул Архип, вешая замок.

Синицын махнул рукой.

– Чо это с ним? – подумал вслух сторож. – Как ужаленный поскакал.

Наступила ночь. Павел не спал, да и не собирался. В таком

состоянии разве можно было спать. Лежал с открытыми глазами и думал, думал.… Передумал обо всём. Вспомнил детство. Как с Глебом отмечали праздники в кругу семьи. Радовались, что все вместе и что так будет всегда… Вспомнил Лизу. Сына, которого ни разу ещё не видел, но в мыслях воображал и представлял его славным весёлым ребёнком….

Решительно встал с кровати, подошёл к окну. По луне определил

время ночи. Взяв в руки сапоги и одежду, чтобы никого не разбудить, потихоньку вышел во двор. Оделся и тылами пробрался к сараю. У двери сидел постовой. Это был уже не Архип, а кто-то другой, в темноте было не разобрать. Горе-часовой спал, удерживая оружие между колен. Павел взялся за ствол. Тот вздрогнул, открыл глаза, хотел встать, но от удара в голову рукоятью нагана, повалился на землю. Карабин так и остался в руке у Павла. Отыскав в кармане охранника ключ, открыл замок. Войдя в темноту, тихо позвал: – Глеб, это я, Павел.

В углу послышалось шуршание соломы. Через миг Глеб стоял рядом.

– Павел? – удивился он.

– Идёмте, я вас выведу, – командовал младший брат.

Пленники пошли за ним. Огородами вышли на край хутора.

– Бегите вдоль балки, – указал Павел, – перейдёте речушку, и в лес.

– Как же ты, братишка? – беспокоился Глеб, – не простят же!

– Бегите! Выкручусь как-нибудь.

– Бежим вместе, Павлуша, – Глеб назвал его, как в детстве, и Павел

понял – брат простил, что служит врагу. – Сделаю всё для тебя! Никто не посмеет осудить. Зачеркнёшь прошлое. Ты же наш…

– Не могу с вами сейчас, – перебил Павел, – рад бы, да нельзя.

Семья у меня неподалёку – жена, сын. Не могу оставить в заложниках. Комиссар не простит.

– Ты женат? – удивился Глеб.

В деревне послышались шум и стрельба. Охранник, что сторожил

сарай, очнувшись, поднял тревогу.

– Уходи, – прохрипел Павел и, обняв брата, передал карабин и

наган. – Бог даст, свидимся.

Беглецы скрылись в высокой траве, оставив за собой след примятой

зелени.

– А ну стой, гад! – услышал Павел за спиной голос Митяя. Хотел

кинуться в кусты, но на него вылетел ещё боец и сбил с ног.

– Вот они! – кричал Митяй. – Видел, к балке побежали! – Он

беспорядочно стрелял в сторону убегающих.

– Этот предатель отпустил! – Митяй пнул, лежавшего Павла в грудь,

в живот. – Ловко скрывался, гнида! – верещал брат Обухова. – Правильно брательник говорил – не наш!

Полк был всполошен и поднят по тревоге. Павла привели к штабу,

бойцы окружили. Вскоре появился Сидор Борисович Зубавин.

– Убежали сволочи! – доложил командиру Обухов. – Как в воде

утонули!

Зубавин приблизился к избитому Синицыну, опутанному верёвкой,

приподнял опущенную голову нагайкой:

– Что же ты натворил, братец? Ведь так доверял тебе. К награде

хотел представить. А ты? Скрывал нутро под пролетарской одеждой? Понимаешь, чего заслуживаешь?

Павел молчал, ему было всё равно, что о нём думают и говорят. Был