Зорич

– Чего тебе? – оторвал голову от бумаг есаул.

Ерофеич вытянул вперёд руку с зажатым в пальцах небольшим предметом.

– Давай сюда! – прищурился, разглядывая, есаул. – Что это?

– Да это, как его, фотокарточка, – приблизился Ерофеич.

– Однако! – протянул изумлённо есаул. – И откуда ж она у тебя?

– Так это ж от ротмистра. Раздевали его тогда, после этого… Вот она, знать, выпала – и под кровать. Её сегодня и нашли.

Зорич внимательно разглядывал кусочек картона. Ерофеич помедлил с минуту, выжидая.

– Разрешите идтить, ваше благородие?

Есаул махнул рукой молча. Обычное групповое фото. Две девушки на диване. Сзади – трое парней. Один в форменной тужурке технического училища. Двое в куртках и рубашках апаш. За ними – стена в цветочек. И фикус в бочке. Ничего особенного. Евгений Иванович пожал плечами и положил было снимок на стол, но передумал…

Он встал и подошёл к окну.

– Боже мой! – вырвалось у него. – Да это же Аня!

А Радович? Конечно же, вот и он! Без бороды, но форма носа, глаза, копна волос. Здесь он моложе, но это точно он. Зорич повернул фото, прочёл: «С. П. Брюс В.» Есаул вернулся к столу, сел. Положил фото перед собой и, скрестив руки за головой, откинулся на спинку стула, закрыв глаза.

* * *

Очередная оттепель в конце зимы – днём капает с крыш. Кое-где появились мелкие лужи, но всё вокруг серо и уныло. Временами сыплет мокрый снег. Сосульки к вечеру перестают капать. Замерзают лужи. А потом всё скрывает снег, который всё идёт и идёт. Его становится всё больше и больше. Ели теряют свою тяжеловесную красоту, свою привычную глазу форму. Нижние лапы вдавлены в снег. На верхних столько снега, что не видна даже зелень хвои. А еловый лес издалека напоминает собой скопище снежных бугров, наваленных друг на друга, которых становится всё меньше и меньше, чем ближе к горизонту. «А сегодня и его нет», – безрадостно думает есаул, глядя в окно. Всё затянуто серой хмарью.

Зорич зевнул. «Нет! Надо встряхнуться! Нельзя поддаваться настроению! Если завтра перестанет идти снег, надо сходить в лес. Может, завалим кабанчика».

Подошёл к стене. Снял было бельгийский «Баярд», но передумал и отошёл. Сел за стол и задумался: «Так кто же он, этот Радович? Друг Ани? Родственник? Фотоснимку немало лет, они на нём совсем юные. А Аня совсем не изменилась. Да и Радович. Только вот борода. Знает ли он о наших отношениях с Аннушкой? Не я ли причина его появления здесь? Держался он совершенно естественно. Если бы не это фото… Придётся немного подождать. Всё будет ясно через какие-то пару месяцев».

А снег не переставая шёл. И выдохся только к утру следующего дня. И всё поменялось разом. Да ещё как! На голубом яркое, в полнеба, солнце. Около домов запрыгали, засуетились синички. Чуть дальше к лесу на рябинах появились красногрудые и серые снегири.

Лес оживал. Лыжню пересекали натоптанные зайцами дорожки. Под лыжами тихонько поскрипывает снег. За Фролом на длинной верёвке тянулись лёгкие санки.

Присутствие людей не отпугнуло зверей. Казаки не добывали мясо впрок. «Пусть бегает», – шутили они. Здесь, в радиусе ста вёрст, было полно дичи. И коз, и кабанов, несколько пар лосей. Видели медведя. Но стрелять не стали. Зайцы постоянно по ночам забегали в гости за остатками казачьих трапез, выброшенными на снег.

Буян, проваливаясь в снег, забегал вперёд, но далеко не отходил. За зиму он сильно подрос. Обзавёлся густым загривком. Хвост загнул кольцом. Всегда игривый, он и выражение морды, непонятно отчего, имел какое-то насмешливое. Может, от привычки держать голову набок, как бы прислушиваясь.

– Фрол Иванович, – обернулся есаул, – к болоту подойдём слева, на ветер. Ты постоишь вон у той сосны. Вниз не спускайся и придержи Буяна.

Сказал и, стараясь не шуметь, медленно пошёл к болоту. От не замерзающего зимой болота слабый ветерок донёс запах тухлого яйца и какой-то гнили. Над перемешанной со снегом грязью видны кое-где незатоптанные камышины. Болото начиналось кое-как покрытыми снегом тёмными кочками. То ли это кучки грязи, то ли спины свиней. Надо подойти ближе, решил Евгений Иванович. Ещё с десяток шагов – и тишина взорвалась вдруг адским шумом. Поднятое страхом стадо с визгом и хрюканьем, давя друг друга, взметнув снег, кинулось во все стороны. На есаула, не разбирая дороги, весь дымящийся грязью, с поднятой щетиной нёсся кабан. Первый выстрел не остановил его. Он лишь как бы присел и замедлил бег. Есаул коротко вздохнул, выждал паузу и потянул курок второго ствола. Кабан тяжело рухнул в снег, пропахав борозду длиной в сажень, так велика была его скорость. И завалился на бок. Первым подбежал Буян. Поджав хвост, обошёл кабана, подняв загривок и принюхиваясь. Кабан дёрнул в судороге задними ногами, шумно вздохнул и затих.

– Буян! – закричал подошедший Фрол. – Взять его! Ату!

Буян покосился на него, как бы говоря: «Сам и бери!» – и отошёл в сторону.

– Нет! Ты посмотри на него! Ведь не боится! Ну и борзой! Что ж из тебя дальше-то будет?!

А Буян обошёл кабана вокруг, пристроился сбоку и, подняв ногу, сделал своё привычное собачье дело.

Лицо Фрола надулось, покраснело, глаза вылезли из орбит. И он, повалившись на спину, захохотал, давясь и захлёбываясь, вытирая слёзы кулаком. А Буян подошёл, сел на задние лапы, не мигая, смотрел на Фрола, словно спрашивая, что это с ним. Посмеялся и есаул. Перенесённый стресс требовал выхода.

Уложили кабана на санки. Фрол крепко обвязал его верёвкой, пристроив сверху карабин и ружьё. И потащили груз в гору. Короткие, но широкие лыжи с обитыми лосиной шкурой полозьями, коротким мехом наружу, не давали лыжам проскальзывать вниз, обратно. Поднялись наверх и по проторённой лыжне двинулись к дому. Буян бежал впереди, рыская по сторонам и оглядываясь. Вышли на поляну, остановились передохнуть. И тут пронзительно и зло залаял Буян. Впереди на лыжне стоял громадный волк. Пока Фрол освобождал от верёвок свой карабин, волк развернулся и, не торопясь, скрылся за деревьями.

– Что за чёрт?! – передёргивая затвор, удивился Фрол. – Он што, людей не видел никогда и не боится?!

Не успел Евгений Иванович, набрав воздуха, вступить в дискуссию, как оба с удивлением увидели: по лыжне навстречу им неторопливо вышагивает какой-то человек. А подойдя ближе, молча дал казакам возможность рассмотреть себя. Также молча, прижавшись к его ноге, встал и волк. «Промысловик, – сразу же решил Зорич. – Явно не с лесозаготовок. Уж больно всё сидит на нём ладно, пригнано».

Короткая фуфайка, в плечи которой глубоко врезались лямки, как видно, тяжело нагруженного рюкзака. Набитый патронташ, на нём – большой нож. Высокие сапоги, перетянутые под коленями ремешками.

Переставив лыжи, промысловик протянул широкую ладонь есаулу, сразу же определив в нём главного.

– Антон Замятин я, – сильным уверенным голосом заявил он. – В двух днях пути у меня зимовье на Песчаной. Я слышал, прошлым летом здесь появилось ваше поселение. Выбрал вот время и пришёл с вами познакомиться…

– Я Евгений Иванович, а это вот мой соратник Фрол Иванович. Рад нашему знакомству. До нашей базы отсюда версты три. Доберёмся как раз к обеду. Кстати, у вас замечательный пёс. Вы посмотрите, что наш Буян вытворяет! – засмеялся есаул.

Желая привлечь внимание Ярого, Буян забегал вперёд то с одной, то с другой стороны. Приседал на передние лапы, задрав хвост кверху, и тонким заискивающим голосом лаял. После нескольких таких попыток он смирился, пристроился сбоку от Ярого и зашагал рядом с ним по лыжне, семеня лапами.

Антон сделал пару попыток помочь седобородому Фролу Ивановичу, но тот так свирепо глянул в его сторону, что Антон понял, что принять помощь для самолюбивого казака – значит признать собственную слабость. Антон убедился в том, что он был прав, вечером, когда подвыпивший Фрол предложил ему помериться силой. Казаки шумно, с азартом поддержали Фрола. Сели за стол напротив друг друга, поставив руки углом, обхватив ладони, стараясь прижать кисть другого к столу. Антон с удивлением обнаружил в старике достойного соперника. После трёх попыток казаки единогласно признали ничью. Антон уважительно пожал руку раскрасневшемуся казаку. А Фрол, подкручивая усы, горделиво поглядывал по сторонам и сказал, перегнувшись через стол:

– Вот так-то, сынок!

Засиделись за полночь. Редкий гость в таёжной глухомани – большая радость для всех. И есаул делил её со всеми.

Антону задавали много вопросов о жизни леса и его обитателях. На вопрос есаула, не заходил ли кто в его жилище, охотник рассказал о странном пришельце, посетившем его прошлой зимой. Зорич понимающе переглянулся с Фролом, подумав, что в экипаже Болдырева был ещё один «чинарик»…

А время шло. Зима потихоньку, день за днём уступала свои привычки. Незаметно подтаивал снег. Один за другим появлялись из-под снега островки земли. Подтаявший снег чавкал под ногами. По ночам ещё подмораживало, но днём всё яснее чувствовалось – весна не за горами. И она пришла, сменив холодный северный ветер на тёплый южный. Сильными порывами он раскачивал голые верхушки деревьев. Сносил в сторону беспомощно машущих крыльями ворон. Сыпал на землю высохшие ветки. Снег сползал ручьями вниз, под гору. В лужах, отражаясь, слепило солнце. А на солнцепёках из-под спутанного серого вороха прошлогодних трав потянулись к солнцу зелёные стрелки новых. К вечеру к робкому шороху ветвей и поредевшему стуку капелей из дальнего далёка присоединились едва слышные глухие звуки, немые паузы в которых чередовались раскатистым гулом, и, медленно разрастаясь, поплыла по небу клубящаяся тьма. Всё затихло в ожидании. Ветер – и тот стих, а лениво погромыхивающая туча заволокла собой полнеба. И тут откуда-то из чрева её вырвался вдруг взрывной, грохочущий треск и потряс собой всё дрогнувшее вокруг. И оглушающий этот звук покатился по всему небу.

Наступившие сумерки, увеличивая хаос, освещали вспышками стрелы молний. Дали скрылись под серой пеленой. Откуда-то издалека подул холодный ветер и принёс с собой дождь.

Крупные капли зашлёпали по крышам домов, застучали в окна. Покрылись рябью лужи во дворе, а потом с неба хлынул такой поток воды, что заглушил все звуки вокруг и ограничил видимость несколькими десятками саженей.

Ветер задувал порывами. Верхушки деревьев ходили ходуном из стороны в сторону.

Таким вечер ушёл в ночь, а утром всё поменялось. Проснувшийся раньше других Фрол Иванович, приоткрыв дверь, выглянул во двор и, довольный, ухмыльнулся. Тишина и покой царили вокруг. Ночной ливень вымел со двора остатки снега.

– Зиме – каюк! – пробормотал Фрол Иванович и, приставив ладонь ребром ко лбу, посмотрел вокруг.

На Крутой только выше седловины несколько снежных пятен, а ниже лишь желтизна снежных осыпей. И вокруг – до небесной кромки внизу, до горизонта – переходящая в голубизну зелень хвойных деревьев, всё щедро освещённое солнцем.

– Господи! Чуден мир твой! – перекрестился Фрол Иванович.

Глава седьмая

– Ну ладно, ребята. Если это они, то будут здесь не раньше чем завтра к вечеру. Мы успеем закончить посадку.

Это и был отряд, который вездесущий Егорка высмотрел среди деревьев за версту до базы. Казаки успели привести себя в порядок и высыпали во двор. Фрол Иванович, боясь упасть в грязь лицом перед вновь прибывшими, придирчиво оглядел казаков и остался доволен. Когда выступившая из леса группа повозок и всадников приблизилась, подошедший есаул услышал пренебрежительное: