Зорич

Зорич
Марина Кузьмина

Юрий Кузьмин

В вымышленном районе России начала XX века происходит ограбление рудника. Для поисков похищенного золота направлен под началом отважного есаула Зорича отряд, в составе которого молодой врач Анна. Между ними вспыхивают чувства. В Приморске Зорич встречает Диану, свою первую и, как оказалось, не забытую любовь. Зорич терзается выбором: Аннушка или Диана? Убит хозяин рудника. Убийца, пытаясь втянуть Диану, подбрасывает на место преступления её брошь. Захватывающие, а порой и фантастические события, в которых смелые герои шаг за шагом приближаются к похищенному золоту.

Юрий и Марина Кузьмины

Зорич

© Кузьмин Ю., Кузьмина М., 2024

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2024

© ИП Соседко М. В., издание, 2024

Предисловие

Дотошному читателю, который, не желая попасть впросак, начинает знакомство с автором с последней страницы его книги, хочу сказать, если он доберётся до этих строк: не для того, чтобы жизнь нашу, полную череды совсем незаметных, скудных смехом и радостями дней, привычно продолжить, а для того, чтобы смягчить бесконечную скуку их, я и взялся за это, смутно надеясь на удачу.

Едва сознавая в деталях фабулу, перемешав и время, и места событий, я выбрал из вороха в действительности имевших место исторических событий их персонажей, перетасовав с героями, которых вполне могла создать реальность того времени. А для того, чтобы наполнить интересом содержание сочинённого, я позабавил себя, потакая легкомысленному жанру, название которому и не придумать даже, заглянув в таинственные дали галактики. А закончив и перечитав, я – верьте мне – взялся за голову. Почему? Что это? Куда же это я завернул? Проскочил, знать, мимо ворот задуманного! Увели в сторону очень диковинные отношения сыщика Семёна Ивановича со вдовой убиенного золотопромышленника Зотова, и звенящая трагизмом роковая любовь Зорича и Дианы, и вызывающая печаль судьба его жены Аннушки. И всё это в основной канве! А этой лирики и чуть-чуть, едва коснувшись, хватило бы. А получился тесно сплетённый с ними роман какой-то! Я успокоился с трудом, не сразу благой мыслью, пришедшей на ум: ведь всё, что мы творим, да и сама жизнь наша – итог работы сознания нашего, импульсами которого мы и руководствуемся, а хозяином-то которых бог знает кто приходится. Мы говорим лишь на том: «В голову пришло!» Ну и ладно! Вот я и не стал себя утомлять, успокоившись, и мне этой мысли вполне хватило. Вот так-то! Ну а если серьёзно, я дважды перечитал заключительные строки, вытер искреннюю слезу и закрыл страницы обложкою. Слава богу, получилось, а как – это не мне судить.

Глава первая

Выжженная солнцем почти до белизны не то полупустыня, не то степь. Голову лучше не поднимать – радости не прибавится. Небо пустое, белёсое. Тоска смертная! А вокруг кое-где торчат, точно руки грешников, слёзно молящих, какие-то куцые листвой деревца. Всё живое попряталось в норы или в расщелины скал. В нескольких десятках метров от федеральной трассы ангар. Сбоку притулились два грузовика и «Хаммер». Всё обнесено столбами с колючей проволокой. У ворот, в тени козырька, сидит сержант О’Нил с карабином на коленях. Он спит. Напротив и чуть в стороне – тент, порыжелый от времени. Одна сторона его прибита к земле, а другая притянута на метровой высоте верёвкой к столбу ограждения, бывшему когда-то деревом. Под тентом лежит неряшливо одетый господин. Он перелистывает журнал с озорными картинками. Судя по всему, он оптимист и очень доволен жизнью. На его согнутой в колене ноге лежит другая в драном носке. Пара пальцев торчит наружу, должно быть, следуя ходу мысли их счастливого хозяина. В тени ангара в земле лаз с поручнями. Сверху наброшена маскировочная сетка. Под нею вертикальным коридором вход в лифт в несколько десятков метров глубиною. Это пункт управления стратегическими ракетами шахтного базирования. В большом зале, уткнувшись носами в мониторы, люди в униформе. В центре зала в кресле, откинув голову, похрапывает капитан Джонс. В его руке зажата жестянка с пивом. Тишину взрывает по громкой связи истошный вопль сержанта: «Сэр, ради бога, это же летающая тарелка!» Капитан Джонс дёргается, испуганно тараща глаза. К экрану с той стороны прилипло лицо О’Нила с перекошенной физиономией и глазами-пуговицами. Над его головой на высоте десятиэтажного дома висит что-то похожее на такой дом, только закруглённый и в горизонтальном исполнении. Через пару минут капитан стоит рядом с сержантом. Оба смотрят вверх. Счастливый человек из-под тента, отложив картинки в сторону, тоже проявил интерес. Он поменял положение и задрал голову к небу. В металлической махине с треском распахивается что-то похожее на дверь, и появляется человек. Он в трусах, плечист. Снизу видны его усы и татуированная грудь.

– Слава богу, – говорит как бы про себя, обалдев от происшедшего, капитан Джонс, – это не китаец и тем более не русский. Они для этого слишком тупы!

– Сэр! – сложив ладони рупором, орёт капитан Джонс. – Кто вы и какова цель вашего появления здесь?

Человек наверху начинает кричать в ответ.

– Но боже мой, это же не английский! – побелевшими губами шепчет капитан.

Счастливый человек покинул своё логово, стал рядом и вступил в беседу с воздухоплавателем на каком-то тарабарском языке. Авиатор широко разевал рот и яростно жестикулировал. Капитан нахмурил брови, насупился:

– Эй ты! – ткнул в бок соседа-переговорщика. – На каком это он языке и что такое говорит?!

– Я не совсем понимаю его, сэр. Я филолог, я окончил университет, у меня учёная степень, и тем не менее… У него какой-то странный диалект русского языка. А говорит он, сэр, следующее: он поминает нехорошо, сэр, вашу мать, мать президента… Ставит их в неловкие позы и положения и говорит, что сейчас ему надо срочно перебазироваться, но он ещё вернётся и разберётся с Америкой.

– Что?! – взревел Джонс. – Сержант, дай-ка мне автомат!

Берёт его в руки, близоруко рассматривает затвор (очки-то остались внизу), находит отверстие, откуда вылетает пуля. Человек наверху разворачивается, берёт рукой что-то сзади, выпрямляется, изгибаясь, как катапульта, и метает это вниз. Кувыркаясь в воздухе, табуретка находит свою цель. Ошарашенный капитан летит в одну сторону, карабин – в другую. Человек наверху, довольный, хохочет и продолжает никем не прерываемую беседу с филологом. На прощание машет рукой и закрывает за собой дверь, и всё. Нет его, и как не бывало! Его собеседник сгибает руку в локте, поднимает её и кричит:

– Но пасаран!

Сержант обалдело смотрит в небо. Ничего. Нет даже точки. Пришедший в себя капитан Джонс сидит на песке, опираясь на руки, и недоумённо смотрит вокруг, пытаясь понять, где он, что с ним, и вообще, что это такое было, да и было ли.

* * *

Исподволь, в безмятежной сумятице сна, появилось чувство беспокойства и неуверенности, а позже – стойкое ощущение тревоги и холода. И хотя Антон ещё крепко спал, руки его беспокойно заёрзали по постели в поисках утраченного уюта. А тревога меж тем росла. Картинки сна унёс приступ панического страха, и с криком ужаса Антон дёрнулся в постели. Сел, открыл глаза и окончательно проснулся. Ладонью вытер пот со лба и огляделся по сторонам. Лунный свет через небольшое окно освещал косым лучом охотничье зимовье, внушая чувство доверия и неземного покоя. Стол со скамьями, полки с кухонной утварью, ворох одежды, печь из кирпича, поленница рядом. Всё было на месте, привычно и внушало чувство житейской уверенности. И всё же… Одеяло лежало на полу, на котором стоял Ярый. Громадный пёс, помесь таёжного волка и овчарки, стоял неподвижно, но в его груди колыхались звуки далёкого грома.

– Ярый, ты что это?

Антон потянул голову собаки к себе. Почувствовав сопротивление, насторожился. Ярый упорно смотрел в сторону окна. Неприятные ощущения сна колыхнулись в Антоне, он опустил ноги на холодный пол и подошёл к окну. За ним большая поляна с огромными соснами и зарослями черёмухи. Было светло как днём, и перед окном на снегу темнела тень крыши, печной трубы, а рядом на коньке – что-то большое и непонятное. Стараясь не шуметь, Антон, затаив дыхание, сжал зубы и, нащупав рукой, снял с гвоздя карабин, потянул затвор, нашёл стволом щель между досок потолка, мысленно провёл траекторию полёта пули и нажал спусковой крючок. Всё заволокло пылью. Запахло пороховой гарью и мышами. Антон метнулся к двери, плечом распахнул её в сени. На ходу передёрнул затвор, откинул щеколду двери, потянул на себя и, едва не сбитый с ног кинувшимся за ним Ярым, вылетел за порог, в сугроб, нанесённый за ночь. Вокруг никого, пусто. Держа карабин наперевес, тихо, крадучись, вышел за угол дома. В нескольких метрах от стены в глубоком снегу темнела выемка, а за нею цепочка таких же в сторону леса. По ним в том же направлении нёсся Яр, пропадая из виду в занесённых снегом кустарниках. Антон сгоряча метнулся за ним, но пришёл в себя через два десятка шагов. Остановился, перевёл дыхание и повернул назад. Задор пропал. Да и холод дал о себе знать. Закрыв за собой настежь распахнутые двери, Антон вошёл в дом. Подвернувшимся под руку вытер мокрые ступни. Нашёл ватные штаны. Ноги обул в подшитые толстой подошвой сапоги. Натянул на себя свитер. И всё это машинально, не задумываясь. А в голове наперегонки метались мысли: «Кто это? Росомаха? Нет. И не медведь тоже. И не снежный барс. Он же стоял вертикально, на двух конечностях. Вот это загадка!» Антон почесал затылок, взглянул на окно. Стало темнее. Луна ушла к заходу. Через пару часов уже утро. «Пойду по следу», – решил он. Зажёг лампу. Вытянул задвижку печи, присев на корточки, открыл дверцу. Положил туда щепок и поленьев. Сунул завиток бересты. Она ярко вспыхнула от спички, зачадила. Пламя пробежало по щепкам и метнулось в трубу. Пошарив под кроватью, Антон вытащил оттуда всегда собранный вещевой мешок. Не забыть топор и мороженые пельмени, они в сенях. Набил патронташ патронами с пулями и картечью. «Возьму двустволку! – решил Антон. – Так надёжнее». Занятый хлопотами, не сразу уловил какое-то движение за дверью. Затаив дыхание, прислушался. И тут же рассмеялся: «Всё ясно! Ярый вернулся. Проштрафился, вот и молчит». Через несколько минут услышал тихое вежливое «тяв». Выждав паузу подольше, услышал пару «тяв» погромче и пошёл к двери. Ярый, виновато опустив голову, прихрамывает. «Симулирует!» – решил Антон.

Тихонько прошмыгнул на своё место за печью. Начался не впервые уже такой диалог:

– Ну что, бродяга, без спроса никуда? Да?

Ярый издал какой-то звук, означавший, наверное: «Я понимаю», или что-то в этом роде.

– Что, стыдно? – Антон присел на корточки. Ярый положил громадную голову на лапы, прижал уши и закрыл глаза, что означало: «Я больше так не буду». Антону стало жалко пса и весело. Но не засмеялся – воспитание. – Ну да ладно, больше так не делай!

Ярый открыл глаза, осклабился. «Ну и хитрюга!» – подумал Антон, положил руку на загривок Ярого и тут же поднёс ладонь к лицу, она липкая и мокрая. Антон схватил лампу – так и есть, кровь. С тревогой поднёс лампу к голове Яра. Ухо было разорвано чем-то острым.

– Кто это тебя, Ярый? – Антон прощупал голову. Облегчённо вздохнул. Слава богу, голова цела. – Легко ты отделался, приятель! Значит, ты его догнал! Теперь и нам надо его достать. Я хочу спать спокойно! Сейчас я тебе смажу рану дедушкиным бальзамом, позавтракаем – и в путь! Пойдёшь со мной или дезертируешь? Ладно-ладно, я пошутил! – Вытащив из большого котла кусок сваренного накануне мяса, поделил поровну, положив сухарь, налил бульона в миску пса. – Не отставай от меня. В путь!

Рытвины в глубоком снегу вели вниз по склону к реке, параллельно ей. Ярый покружился вокруг, принюхался, пустился вперёд и исчез из виду. Идти было очень тяжело. Лыжи цеплялись за мелкий кустарник, спрятанный глубоким снегом. Приходилось высоко поднимать ноги. Через час уже Антон был весь мокрый. С высоких елей посыпался мелкий снежок. Антон поднял голову. Тяжёлые лапы качнул ветерок, они зашелестели, словно заговорили шёпотом. «Хреново! – подумал Антон. – Знаем мы этот ветерок со стороны Крутой! Надо поторопиться, как бы не пришлось возвращаться в темноте!» Антон воткнул палки в снег: «Заберу на обратном пути». Ружьё снял с плеча и повесил на шею. Полегчало.

Появились снежные бугры. Антон знал эти места. Под снегом большие валуны. Чем ближе к Крутой, тем их больше. Через полчаса Антон с радостью услышал лай Ярого. Он остановился, прислушался: «Что-то не так, лай тревожный!» Он заторопился как мог. Через несколько сотен метров следы круто пошли вниз. Антон остановился, громко свистнул. Ярый ответил жалобным визгом. Идти к нему прямо Антон не мог, знал, что там крутой каменистый обрыв, не удержаться, поползёшь вниз. Между обрывом и каменной стеной справа, высотой метров восемь, есть узкий карниз, но Антону на нём не удержаться. Он сбросил лыжи, положил ружьё, снял со спины рюкзак, достал пару костылей, топорик и верёвку. Цепляясь за камни, поднялся на стену. Лёг на живот и, разгребая перед собой снег, дополз до края. Заглянул вниз и облегчённо засмеялся. Ярый услышал Антона, поднял голову, радостно взлаял и запрыгал на месте. Ему сильно повезло. Он сполз с карниза вниз вместе со снегом и угодил на единственный выступ. И справа, и слева от него отвесная стена глубиной метров в десять. Ему-то повезло, но надо достать его оттуда. Антон отполз чуть назад. Очистил от земли и снега скалу, нашёл небольшую щель. Вбил в неё костыль. Привязал к нему верёвку, затянул на её конце несколько узлов и, стоя, перекинув её через плечо, сбросил вниз к Ярому. Слава богу, длины её хватило. «Зубы!» – крикнул Антон. Повторять не пришлось. Умный пёс воспринял это как привычную с детства игру и вцепился зубами. Поднять Ярого было нелегко, в нём килограммов под семьдесят.

Ярый был рад несказанно! Прыгал вокруг Антона и пытался лизнуть его в лицо. А тот, за кем они шли, лежал на камнях внизу ущелья, повернув голову в сторону – или морду, отсюда далеко, не разглядеть. Одну конечность закрыв телом, остальные разбросав в стороны. И всё-таки что-то было не так, а вот что – Антон не мог понять. Домой они добрались при свете луны, довольные и смертельно усталые.

Глава вторая

Стрельба началась рано утром, когда город ещё спал, у моста через Песчаную, у дороги из губернского центра. После паузы она возобновилась несколькими сотнями метров ближе. Случившемуся далее явился очевидец, это был Ефим Лепешев, приказчик купца Гурова, который накануне вечером засиделся допоздна в трактире грека Латакиса. Изрядно перебрав, с виду тихий и трусоватый Ефим стал шумно выражать недоверие к качеству напитков, нелицеприятно и непечатно высказался по адресу Латакиса. Окончательно разогревшись, стал бить посуду, затеял потасовку с половым и, сильно надоев посетителям трактира, офонаренный на оба глаза, в разорванной рубахе, он был выдворен ими за дверь заведения. Обалдевший от случившегося, вытирая пьяные слёзы грязными кулаками, он побрёл куда ни попадя. Забрёл в какой-то проулок, зацепился за что-то, упал, сделал попытку подняться, передумал и заснул вполне собой довольный. Пробуждение было как продолжение перенесённого кошмара. Где-то за углом, совсем рядом, началось что-то ужасное для сонного провинциального городишки: стрельба, дикие крики, лошадиный топот. И перед вытаращенными от ужаса глазами Ефима на белом дончаке появляется из-за угла бешеным галопом скачущий всадник. Через несколько мгновений оттуда же выскакивают ещё трое на мохнатоногих монголках. Преследуемый, обернувшись, стреляет через плечо. Монголка с грохотом валится набок, высекая подковами искры о булыжники мостовой. Оцепеневший Ефим видит, как дончак останавливается неподалёку от ворот дома на той стороне улицы. Его хозяин, цепляясь руками за повод и гриву, заваливается на бок из седла и медленно сползает на землю. Двое на монголках останавливаются почти напротив затаившегося Ефима. Ближайший наездник перебрасывает ногу через шею лошади, собираясь спрыгнуть вниз, но тут с треском распахивается половина ворот, появляется босая женщина в белой ночной рубашке, в руках у неё ружьё. Делает несколько шагов, останавливаясь рядом с неподвижно лежащим всадником, широко расставляет ноги и поднимает ружьё. Ефим слышит, как ближайший к нему, смачно выругавшись, говорит негромко:

– Всё равно, давай!

Его сообщник поднимает ствол и лязгает затвором. Грохочет выстрел. Ефим видит, как он падает из седла на бок, а женщина бросает дымящееся ружьё и наклоняется над лежащим. Оставшийся в живых поводом чуть не сворачивает шею лошади. Крутнувшись, бьёт плетью лошадь и скачет обратно. К нему бросается третий сообщник, вскакивает на ходу на круп лошади сзади, и оба исчезают за поворотом.

* * *

– Павлуша! – пухлой рукой тронула за плечо своего супруга Марья Ивановна. – Звонят!

Павел Николаевич стянул с лысой головы колпак, сел в постели и, зевая, нащупал ногами мягкие туфли, надел их, накинул на плечи тёплый халат.

Бархатный услужливый голос в трубке:

– Извините за столь раннее беспокойство…

– Да, да, я слушаю! – перебил губернатор.

Звонил начальник полиции Ольберг.

– Что случилось?

– Стрельба в городе, ваше превосходительство!