Икам и Последний Дракон. Книга пятая похождений Икама

Закончив явно, заранее заготовленный монолог, девушка, стала смешно кривить лицо, стараясь казаться страшной и злобной, не забывая следить за реакцией своего спутника.

Глядя на это выступление, наш друг с серьезным видом стал согласно кивать головой

– Как только я увидел твои кривые лохматые ноги, волосатую грудь, отвисшую до пояса и особенно твои длинные кривые желтые зубы, я сразу так и подумал. Я только хотел уточнить, ты и твои сородичи верят в Аллаха или просто являются порождением Шайтана?

Услышав эти слова, девушка, от возмущения перестала кривить лицо и возмущенно широко распахнула глаза

– Неправда! Я не такая!

Потом вспомнив, при каких обстоятельствах, её собеседник мог видеть столь характерные особенности ее тела, девушка вспыхнула от стыда, смущенно начав теребить пальцами край платья.

– Ну, не такая, так не такая. Ты скажи, что мне с тобой делать? Ты сможешь не пропасть без меня?

– Не пропаду. Я живу здесь, неподалеку. Мой отец здесь важный человек. Он наградит тебя, если ты отпустишь меня.

– Я готов отвести тебя домой и передать с рук на руки твоим родителям. Здесь у вас не так уж и спокойно, как могло бы показаться. А твоему отцу известно, что его дочь ходит на свидания к лоботрясу, который бросил её, при первой же опасности?

Эти слова отразились на лице девушки тревогой, переходящей в страх

– Не говорите, пожалуйста, отцу про то, что я встречалась с парнем – он меня убьет!

– Не скажу, если дашь себя поцеловать.

– Не дам. Если узнает, что я согласилась целоваться с чужим мужчиной – точно убьет.

– Такое впечатление, что твой отец так и ищет повод, чтобы избавиться от тебя! Мы арабы проще смотрим на воспитание своих дочерей. Наверное, ты очень прожорливая и съедаешь все продукты, заставляя родных голодать. Не бойся, я ничего не скажу твоему отцу про твои похождения. Давай, я отведу тебя домой, и мы расстанемся. Но и ты не рассказывай твоему отцу про меня. Вдруг ему захочется откупиться моей головой за кровь твоих мучителей.

– А ты что, и вправду араб? И мусульманин? С виду так не скажешь.

Вопрос был задан на северном (мекканском) диалекте арамейского языка, известного нам как «арабский».

Икам ответил на нем же.

– В прошлой жизни я был сотником джихада. Но сейчас это уже не важно. А почему ты думаешь, что я не араб?

– Потому, что все настоящие арабы и мусульмане носят бороды и бреют голову. А ты похож на франка. Или на…

Испугавшись или застыдившись несказанного слова, девушка прикрыла рот рукой.

– Ты хотела сказать «евнух»? Нет. Я не скопец и не франк. Так получилось, что мне пришлось сбрить бороду. Но скоро она отрастет, как подобает. Кстати, во времена Джихада, шахиды брили головы только после Хаджа, а в остальное время носили на голове длинные волосы, заплетая их в четыре косы.

Недоверчиво выслушав слова нового знакомого, девушка, видимо, представив кого-то из своих знакомых с косичками, фыркнула от смеха.

– Ты шутишь!? Косички носят только язычники тюрки и монголы. Ну и другие идолопоклонники.

В это время на площади произошло следующее. Видимо, приняв нелегкое решение, командир отряда вынес быстрый, неправедный, но справедливый приговор своему воину. Его товарищи, забрав у него все оружие и ценные вещи, надели ему на голову петлю аркана. Скорее всего, отряд решил покинуть это негостеприимное место. Поэтому, по сигналу своего командира, воины с гиканьем поскакали через площадь к выходу из деревни, таща на аркане еще живое тело своего бывшего товарища. Всем было понятно, что в него вселился злой дух, который и заставил воина напасть на своих друзей. Когда пыль улеглась, над деревней снова раздались воющие голоса шакалов. Они словно провожали своими песнями непрошенных гостей.

– Ну вот, все твои обидчики наказаны. Кроме нас никто не знает, что произошло с тобой. Так что, забудь обо всем и считай, что ничего не было. Я провожу тебя к твоим родным.

– Если ты пообещаешь никому не рассказывать о том, что было, то я разрешу тебе меня поцеловать.

– Я и так могу тебя поцеловать. Но, я мусульманин и не трону свою сестру по вере.

– Тебе нельзя оставаться в нашей деревне. Давай, я выведу тебя за её границы, и ты пойдешь своим путем.

– А как же ты?

– Не волнуйся за меня. Я у себя дома. И у меня есть защитники.

– Пока ты не сказала этого, я еще сомневался. Но, теперь не стану спорить с очевидным. Защитники у тебя есть. Правда никудышные. Но, это не моё дело. Я и сам найду, нужную мне дорогу. Так что прощай, красавица-дев, и будь осторожнее в выборе знакомых.

– Я покажу тебе короткую дорогу и скажу, где можно взять воду.

– Это серьёзный аргумент. Вода мне не помешает. Ладно, пойдем – показывай дорогу.

Некоторое время Икам следовал за своей спутницей, перебираясь по узким проломам и проходя по подземным лазам под высокими заборами. У самой окраины, когда за стенами заборов стали видна сухая степь долины, покрытая чахлой растительностью, девушка ящеркой проскользнула в пролом под стеной. Когда наш рыцарь уже почти протиснулся в узкое отверстие, на его голову обрушился сильный удар, и он потерял сознание.

Сквозь наступившую темноту до него, словно издалека, донёсся разговор двух мужских голосов, обсуждающих вопрос, убить ли его сразу или отвести к Раису для допроса, предварительно ослепив, чтобы он не мог сбежать и найти сюда дорогу. Наш герой собрался высказать своё категорическое несогласие с обоими, рассматриваемыми вариантами решения его вопроса, Ему показалось, что в разговор вступил женский голос, заявивший, что он – мусульманин. Но его попытка пошевелиться, вызвала еще один удар по голове, и Икам погрузился в полную темноту.

***

Первые ощущения, поразившие нашего друга, приходившего в сознание, было сочетание головной боли и полной темноты. Он понял, что лежит на земляном топчане в одних штанах. Все остальные его вещи у него забрали. Но, полная темнота, окружающая его, мешала ему спокойно оценить сложившуюся обстановку. Он не мог думать ни о чем, кроме того, что с его зрением? Тело его покрылось холодным липким потом животного страха. Преодолевая парализовавший его ужас, он дотронулся пальцами до глаз, боясь ощупать пустые глазницы. Убедившись, что глаза целы, он надавил на глазные яблоки и увидел слабые цветные узоры. Некоторое время он приходил в себя, стараясь успокоиться. Даже головная боль не казалась теперь такой уж невыносимой. Во рту и в горле пересохло. Хотелось пить, и при этом одолевала тошнота.

Икам убедился, что он не связан, но полная, абсолютная темнота не давала сориентироваться в пространстве. Отсутствие оков, говорило о том, что его тюремщики были полностью уверены в его беспомощности. Наш герой настроился на долгое ожидание, рассчитывая восстановить силы и, при первой же возможности, рассчитаться за пленение и унижение, которому его подвергали. Ужас, который он только что испытал, запомнился ему навсегда. И он не собирался прощать тех, кто позволил себе напасть на него.

Полная темнота обострила все остальные чувства. Нашему герою показалось, что в помещении присутствует медленное движение воздуха снизу-вверх. Иногда казалось, что до Икама доносились какие-то звуки и голоса. Наш друг мучительно пытался восстановить в памяти события последнего времени и наметить линию своего дальнейшего поведения.

Незаметно для себя, расслабившись и успокоившись, он впал в сонное оцепенение, в котором находился неопределённо долго. Может быть несколько часов, а может быть и несколько дней.

***

Из расслабленного состояния Икама вывели голоса и колеблющийся свет факелов, появившийся в круглом отверстии в потолке. Не теряя времени, наш герой осмотрел камеру, в которой оказался. Это было небольшое помещение. Его пол был квадратным, размером четыре на четыре метра. Стены, в верхней части наклоненные внутрь, образовывали подобие конуса, в вершине которого на высоте четырех метров, находилось входное отверстие. Насколько позволил слабый свет факела, вся обстановка камеры состояла из двух небольших помостов, которые могли служить сидениями или лежаками. В одном углу находилось отверстие, судя по подставкам для ног, служащее туалетом. А через другое отверстие, находящееся на противоположной стене и размером в ладонь, в камеру снизу поступал воздух.

Икам, наметив план дальнейших действий, продолжал лежать на топчане, следя за действиями своих тюремщиков, прикрыв веки.

– Эй, ты. Выйди на свет!

Наш друг продолжал сохранять неподвижность. Та же фраза прозвучала на нескольких языках. Затем в проеме показалась голова и рука с факелом. Безуспешно попытавшись разглядеть Икама, освещая камеру светом факела, голова исчезла.

Было слышно, как мужчины посовещавшись о чем-то, ушли, оставив нашего друга в темноте.

Вскоре тюремщики вернулись с подкреплением и лестницей из кривых веток, связанных между собой обрывками веревок.

Окрикнув несколько раз, по лестнице, не торопясь спустились двое толстых стражников в кожаных доспехах и железных шлемах. Было заметно, что оба обладают большой физической силой, но на воинов они не походили. Для себя наш герой назвал одного из них «кузнецом», а второго – «мясником». Один из них в руках держал факел. Факел представлял из себя глиняный горшочек прикрепленный к деревянной ручке. В горшочке, судя по черному дыму, горела нефть. Кряхтя и сопя, стражники подошли к лежащему Икаму, который напрягся в готовности перейти в атаку.

Дождавшись, когда увальни приблизились к топчану, наш друг согнулся и разогнулся, как пружина и вскочил на ноги. Используя их круглые физиономии с выпученными глазами и удивленными физиономиями, как боксерские груши, Икам обрушил на них град ударов рук и ног. Обе туши стражников так быстро плюхнулись на пол, что наш боец еле успел подхватить выпавший из рук факел. Не теряя время, успев только завладеть большим ножом-секачом, торчащим за поясом у «мясника», наш друг буквально взлетел в одном порыве по перекладинам лестницы наверх. Сжимая в одной руке нож, в другой держа факел он прижался спиной к стене и огляделся. У входа в колодец спуска с изумленным видом стояли двое. Один, широкоплечий мужчина лет сорока в халате нараспашку, своей ухоженной рыжей бородой и дорогой чалмой похожий на богатого купца и второй, лет пятидесяти, сухопарый с длинной седой бородой, весь в белом одеянии, в котором он был похож на восточного мудреца из детской сказки.

Пользуясь растерянностью мужчин, Икам направил острие ножа в лицо «Купцу»