– Выходить из бокса нам строго запретили, кнопка вызова персонала в палате не работала, так что нужно было стоять под дверью и ловить проходившие мимо белые костюмы, – рассказывает Хасан. – Врач пришел ближе к полудню. Он померил температуру, послушал легкие, и сказал: «Лечение продолжаем, должно быть лучше, надейтесь, мы всё делаем, как надо».
– «О, Аллах! Все в твоих руках. Дай силу и терпение врачам и их пациентам! – молился он. – Хотя мне было плохо, кашель не унимался, периодически случалась диарея, эти молитвенные слова и слова, сказанные врачами меня успокаивали и я сам старался проявить терпение и смирение, – признавался Хасан-ходжа.
Рядом с Хасаном в боксе лежал уже не молодой заместитель акима района, который все требовал к себе «главного», чтобы вручить ему лично в руки заявление с претензиями к невнятному приему, непонятному лечению, плохому обслуживанию. Когда в палату пришел врач он накинулся на него с угрозами, что всех он выведет на чистую воду, что для лечение он вынужден покупать лекарства со стороны.
– Ситуация с лекарствами сложная, никакие анализы показывать вам не обязаны, потому что вы не врач, чтобы разбираться «в медицинских цифирках и буковках», – устало и раздраженно возразила врач, но тем не менее внимательно прослушав легкие больного и делая какие-то записи в историю болезни.
Хасан-ходже было противно видеть этого чиновника, который так и не успокаивался, жалуясь то одному, то другому куратору с Министерства здравоохранения. На том конце провода пообещали разобраться. Спустя полчаса к нему пришел главный врач, который, возможно, впервые одел специальный противовирусный комбинезон, выслушал его жалобы на расстоянии и быстро удалился.
– Главврач даже не посмотрел на мою сторону, а ведь я его знаю еще с тех времен, когда он пришел в нашу больницу совсем еще молодым врачом, – обиделся Хасан-ходжа. – Ненадежный он человек. Рассказывали о том, что он с самого начала эпидемии, панически боясь заразится, работает на удаленке, появляясь в больнице лишь изредка, когда ему это нужно.
Хасан-ходже было горько осознавать, что такие люди продолжают управляют здравоохранением в такие критические периоды, показывая свою полную профессиональную и человеческую несостоятельность. А ведь его врачи медсестры днем и ночью борются за жизнь больных, позабыв о своих семьях, заботах. Чем они хуже этой чинуши?
Следом в палату пришла старшая медсестра спросить, есть ли у нас жалобы на средний медперсонал. На бедных медсестер, которые сутками находятся здесь, жалоб у нас не было абсолютно: они делали, что могли и что им говорили врачи.
– Доченька! Скажи пожалуйста, что мне капают? – поинтересовался Хасан у медсестры.
– Дезинтаксикационные растворы с антибиотиком, – ответила медсестра. – Однако, температура ваша почему-то не спадает.
– Каждый день меняют лекарство. От них только и слышишь принесите то или иное лекарство. Надо контролировать, что колют, лучше фотографировать флаконы с препаратом, – буркнул тот самый чиновник – сосед по палате.
Кстати, в последующие дни после визита главврача к нему за день приходили не менее трех раза: убедиться, что конфликта нет, послушать его легкие, спросить о самочувствии. Его каждые два дня осматривали консультанты, регулярно меняли лекарства, а также брали мазки и кровь. В один из дней чиновника перевели в отдельный бокс.
По поведению врачей в отношении него Хасан догадывался, что у него начался уже какой-то процесс в легких, потому что они начали чаще и дольше слушать легкие, а затем, переговорив между собой пригласили рентгенолога с портативным рентгеновским аппаратом. На снимке оказалась двусторонняя ковидная пневмония. Врачи пересмотрели протокол лечения. Лишь к концу недели начала спадать температура, появился аппетит, самочувствие стало улучшаться.
С улучшением состояния у Хасан-ходжи вновь обострилось осознание вины за распространение вируса. К тому же первым в доме заболела супруги Хасана, у нее поднялась температура, которую сбили парацетамолом. Через несколько дней симптомы вируса проявились у снохи. Оба продолжали лечится дома. Спустя недели у них прошла температура, осталась небольшая слабость.
Хасана больше всего радовало то, что в больницу уже никто из родственников, друзей и знакомых не рвались. Дети постарались, чтобы они полностью отгородились от отца. Соседи, родственники организовались, готовили еду, приносили ему продукты, передавая через Рахима. Благо есть сотовая связь, они часто звонили и предлагали помощь. Хасан сам, несмотря на свое состояние спешил иногда сам позвонить им и извиниться.
– «Обо мне не беспокойтесь, я на попечении врачей. Будьте добры друг к другу. Берегите здоровье свое и окружающих. Наберитесь терпения, посидите дома. Все пройдет, все нормализуется», – твердил он по мобильной связи.
– В стационаре рядом со мною круглосуточно, сменяя друг друга дежурили Рахим и Алижон. Я очень им благодарен, – рассказывал Хасан-ходжа, вытирая слезы. – Когда у меня была слабость и я не мог не только ходить, а даже сидеть, они меня в туалет носил на руках, растирали тело, руки и ноги, кормили и поили, сами готовили чай с малиной, готовили детское питание, компот, кисель, фруктовое пюре. Если бы не они и врачи отделения меня уже и не было бы в живых, – плакал он.
Уже после выписки из стационара Хасан-ходжа узнает, как в то время Мадина и Мухабат носились по аптекам и больницам в поиске то «Фраксипарина», то иммунных препаратов, то нативной плазмы крови. Через знакомых в Москве достали каким-то чудом десять уколов факсипарина, что хватило на пять дней. Нашли два стандарта нативной плазмы и несколько доз иммуномодулятора. Все это за солидные суммы денег, которые достались перекупщикам.
– «О, Аллах! Дай моим детям счастья и благополучия! Мир их дому!», – всхлипывая плакал и молился Хасан-ходжа.
– Под вечер меня накрыла сильнейшая слабость. Диарея продолжалась два дня, а на третий жидкий стул стал дегтеобразным, – рассказывал Хасан-ходжа. – Я понял, что у меня началось кишечное кровотечение. На кожных покровах по всему туловищу появились точечные кровоизлияния.
Отныне дети уже не отходили от отца, ставили капельницы, делали какие-то инъекции, бегали, суетились, шептались о чем-то. Хасан-ходжа понял, что осложнения Ковида у него достигли критического уровня.
– Значит смерти не миновать, – размышлял Хасан-ходжи. В тот момент он вообще не страшился, что скоро уйдет в небытие. Собравшись силой он попросил своих детей присесть возле своей кровати.
– Дорогие мои! От такого осложнения Ковида, что разразилось у меня, надежды практически нет. Я, да и вы это прекрасно понимаете. Вы сделали все возможное и невозможное. Я вам сердечно благодарен.
Хасан-ходже было трудно говорить эти слова. После небольшой паузы, сделав несколько глотков воды, он продолжил свой отцовский наказ:
– Я умру, но помните, что я буду жить в вас, так, что не говорите людям, что у вас умер отец. Об одном прошу вас. Пусть меня похоронят, согласно инструкции научно-консультативного совета. Вы поняли о чем я говорю.
Оглядев своих детей, немного помолчав, Хасан-ходжи, обращаясь к Рахиму и Алижону сказал: – Вы бросите землю на мою могилу за всех родственников, друзей, коллег. Проконтролируйте, чтобы не было собраний людей на похороны, на поминки.
Посмотрев на своих дочерей Хасан-ходжи не удержал слез и сквозь слезы сказал: – Дорогие мои Мадина и Мухабат! Спасибо вам за вашу заботу. Дай вам Бог здоровья, благополучия, счастья. Не плачьте! Я вам поручаю вашу мать. Берегите ее, заботьтесь о ней.
– Рахим! Набери номер телефона матери, – попросил Хасан-ходжа.
Взяв в руки мобильник Хасан-ходжа слабым и дрожащим голосом обратился к жене.
– Как ты там моя байбиче? Как себя чувствуешь? – Хасан-ходжа с трудом удерживая слезы сказал:
– Байбиче! Слушай меня внимательно. Рядом со мною наши дети, которых мы с тобой родили и воспитали. Я им бесконечно благодарен. Все, что нужно было я им сказал, а теперь…
Хасан-ходжа, прикрыв ладонью мобильник, всплакнул, а затем сделав усилие над собой продолжил:
– Кажись, эту проклятую болезнь я не смогу победить. Я приму свою кончину, как судьбу, предопределенную Богом. Благодарю тебе за все, за сыновей, за дочерей! Будь сильной! Живи долго! Я оставляю тебе на попечении наших детей. Прощай!
Сказав эти слова Хасан-ходжи сразу же выключил телефон, что бы не слышать горечь и стенания своей байбиче. Обернувшись к детям, он сказал: – А теперь мои ненаглядные, дайте мне остаться наедине с Богом.
В те дни, начиная с 24 марта на территориях городов Ошской и Джалал-Абадской областей ввели режим чрезвычайного положения. Спустя три дня такой уже был объявлен по всей стране, даже был введен комендантский час, чтобы удержать людей дома.
Именно в эти дни, Хасан-ходжа с великим трудом «карабкался» к жизни. Периодически сознание у него отключалось, реаниматологи делали все, что необходимо. И случилось почти чудо. Кишечное кровотечение прекратилось, врачам удалось стабилизировать гемодинамику, дыхание, сатурация кислорода в крови постепенно нормализовалось.
Хасан-ходжу перевели в обычный бокс. Вот-так он выкарабкался из болезни, с трудом приходил в себе, состояние его день ото дня улучшалось, а вместе с ним вновь к нему возвратились прежние сомнения. Хасан-ходжи, вместо того, чтобы бесконечно радовать тому, что остался жив, победил Ковид, замкнулся в себя, подолгу размышлял, удручался, переживал.
– «О, Аллах! Благодарю Тебя за мое спасение! С самого начала я понимал, что Ты испытываешь меня. Ты всемогущ и милостив! Аллаху-акбар!» Судьбе было угодно, я остался жив, – молился и думал Хасан-ходжи.
Вместе с тем он все больше удручался: – «Что же я наделал? Эпидемия уже распространилась по всему Кыргызстану. Нет бы мне остаться там в Мекке». Однако, в следующую минуту содрогался от мысли, что заболело бы куда больше людей. У этого вируса слишком высокая контагиозность – то есть он очень легко передается – и у людей пока нет никакого иммунитета, – горевал он.
В режиме ЧС выходить из дома граждане могли только по 3 причинам: купить продукты в магазине, купить лекарства в аптеке, поход к врачу. Все это нужно было еще и указать в маршрутном листе комендантов. В те дни продолжали деятельность магазины, аптеки, производители основных продуктов питания, также могли работать АЗС, СТО, ЖКХ.
Рахим и Мадина сообщали отцу о том, что по всей стране образовались многочисленные карантинные зоны, куда вход для машин и пешеходов разрешалось только по пропускам, которые выдавала комендатура. Однако, местами система профилактики коронавируса не срабатывала, количество случаев Ковида в с целом по стране и в мире постепенно нарастало.
По телевидению, а это было 31 марта, Хасан, лежа под капельницей отрывками посмотрел репортаж из заседания Совета безопасности, где президент страны отметил слабую работу по обеспечению медиков необходимыми средствами индивидуальной защиты, транспортом и другими необходимыми средствами, а также несвоевременное установление круга лиц, контактировавших с зараженными, что послужило дополнительным фактором распространения заболевания на территории страны.
Такое сообщение сильно задело Хасан-ходжу, обострило у него и без того болезненное ощущение своей вины. – А были ли другие сценарии попадании коронавирусной инфекции в стране? Или же источником был лишь я? – задавался вопросами Хасан.
– Вон виновников упущений наказали – вице-премьер-министра, министра здравоохранения, главного эпидемиолога «ушли». А я – нулевой пациент от которого и «пошла» зараза по стране лежу, как ни в чем не бывало», – огорчался Хасан, мучаясь угрызением совести нулевого пациента.
В больнице Хасан после заметного улучшения общего состояния старался не лежать, много двигался. Все еще сохранялось странное ощущение в теле: ломота. Он попросту не мог лежать или сидеть неподвижно: тело как будто бы изнутри начинало чесаться, колоть, и только ходьба туда-сюда по комнате помогала хоть как-то сбить эти ужасно неприятные ощущения.
Спустя две недели рентген показал, что его легкие чистые, но у него еще было затрудненное дыхание. Раздувал камеру от мяча, делал дыхательную гимнастику. Хасан пролежала в больнице почти месяц. Под конец ему сделали два теста, они оказались отрицательными. И ему сказали, что лечение по поводу постковидных расстройств будут проводить в амбулаторных условиях.
Когда вернулся домой Хасану сказали, что неделю как Алижона поместили в участковую больницу. Успокоили, что самочувствие у него хорошее. Всего три дня ставили капельницу и кололи гепарин, состояние улучшилось. Не было ни кашля, ни одышки, разве только потеря обоняния и вкуса. Повторный анализ оказался отрицательный, но по новому распоряжению мы вас отпустить не можем, надо второй мазок брать, сказали ему.
Несмотря на уговоры Хасан поехал проведать сына хоть издали. Увиденное его огорошило – на улицах и дворах пустынно, на перекрестках и перед больницей кордон, охраняемый милиционерами, дружинниками, медработники все в масках, в специальных костюмах. Больничный сквер затянут по периметру заградительными лентами.
Увидев отца Алижон обрадовался. Оба они не смогли скрыть слезы, но не решались обняться как прежде, из-за появившихся у них боязни заразить. Вот-так они не смогли преодолеть определенную дистанцию, настолько оба были напуганы болезнью. – «Выписывайте меня, пожалуйста, под мою ответственность домой. У вас тут каждый день новых привозят, всю ночь кашель стоит до утра, все легочники. Иначе я заболею повторно», – просился Алижон.
Однако, врачи не отпустили его домой. – Отец! У меня все хорошо. Дай бог через пару дней меня выпишут. А ты езжай домой и из дому никуда. Хорошо?