Жизнь и страх в «Крестах» и льдах. И кое-что ещё

https://tinyurl.com/2p948b4t (https://tinyurl.com/2p948b4t).

Несмотря на такое моё фиаско, через год Карен опять позвал меня на точно такое же мероприятие и в том же самом месте. Это запомнилось мне значительно меньше – очевидно, мне удалось пройти то злополучное место за меньшее число попыток. Но, что это произошло не с первого раза, я не сомневаюсь.

Вот какие молодые люди есть среди наших иммигрантов!

Из других восхождений на Шасту мне хочется рассказать лишь ещё об одном, потому что он был связан с интересным человеком по имени Илья Мандель. Он был студентом физического факультета и учился в Стэнфорде на одном курсе с моей дочерью, но, в отличие от русских аспирантов, которые все приехали из Москвы за последние перестроечные годы, он был сыном русско-еврейских иммигрантов моей волны и, как и я, они тоже приехали из Ленинграда. Он появился в альпинистской тусовке Стэнфорда позже других и был сильно моложе остальных. Илья был всеобщим любимцем и большим поклонником игры в «Что? Где? Когда?». В 2005 году он был аспирантом в Caltech’е (California Institute of Technology, Калифорнийский вариант MIT), а на летние каникулы вернулся к маме в Силиконовую долину и участвовал во всех мероприятиях альпинистской тусовки.

На одной из наших общих загородных поездок он попросил меня довести его до дома своей мамы, которая жила в соседнем от моего места жительства городе. Наша поездка заняла часов пять и за это время я узнал подробности его биографии. Вот в тот раз он и попросился сводить его на Шасту, что мы и проделали уже в ближайший уикенд. В виду своей чрезвычайной молодости и природной скромности ему было совсем неловко обращаться ко мне на «ты», а я, понимая это, не стал настаивать. Таким образом, он стал единственным, кому было разрешено обращаться ко мне на «вы». В тот раз, единственный из всех моих ежегодных восхождений на Шасту, весь первый день подхода под гору мы шли под проливным дождём и, конечно, промокли до нитки. Всю первую половину следующего дня пришлось нам на ночёвке сушиться, прежде чем мы смогли продолжить наше восхождение. И вот тут Ильюша поразил меня – он два часа читал мне наизусть стихи Гумилёва. Как много вы знаете русских иммигрантов, получивших воспитание и образование в США, которые на такое способны! Несмотря на дождливую погоду, гору тогда мы всё-таки сделали.

А когда мы ехали после горы домой, Ильюша удивил меня ещё раз: оказалось, что он очень хорошо знаком с творчеством советских бардов 60-х-70-х годов прошлого столетия. Одним словом, в тот раз я, наверное, получил больше удовольствия от общения с Ильюшей, чем он от восхождения на Шасту. Однако уже следующим летом Ильюша признался мне, что ему так понравилось наше прошлогоднее восхождение, что он хотел бы его повторить. Надо ли говорить, что я с удовольствием выполнил и эту его просьбу и мы ещё раз очень успешно сходили с ним туда же. На этот раз нам на всё про всё (я имею в виду поездку «из дома в дом») хватило двух дней и двух ночей, т. к. обошлось без проливных дождей, как это обычно и бывает летом на этой горе. На этом фото два бойца позируют на ночёвке в высотном лагере «Lake Helen» (высота 3,150 м) на закате дня перед ночным выходом на гору:

https://www.dropbox.com/s/gb0al98eh0eng82/2006_08_23_100.jpg?dl=0 (https://www.dropbox.com/s/gb0al98eh0eng82/2006_08_23_100.jpg?dl=0).

И сегодня, спустя 15 лет, когда Ильюша уже серьёзный учёный-астрофизик, специалист в редкой области космических чёрных дыр и профессор физики Университета в Австралийском Мельбурне продолжает обращаться ко мне на вы, я всё также не пытаюсь изменить его привычку – понимаю, что теперь уже поздно. Вот такие бывают в наше время необыкновенные молодые люди!

Моё возвращение в а/л «Безенги» через 41 год

Так продолжалась моя жизнь до 2007 года, когда мне очень захотелось снова побывать в моём самом любимом (и самом спортивном в СССР и России) альплагере «Безенги», где я давным-давно (в 1964, 1965 и 1966 г. г.) проходил свою высшую школу альпинистского мастерства. Можно сказать, что это была ностальгия по молодым годам. Вот я и решил, что в возрасте 68-ми лет самое время совершить туда паломничество. Тут оказалось очень кстати, что мой давнишний приятель ещё по восхождению на Хан-Тенгри в 1970 году Саша Карасёв всё ещё продолжал работать доцентом в ЛЭТИ, а по совместительству ещё и тренером альпинизма у студентов. Весь декабрь 2006 года, как и всегда, я провёл в Питере и там встретился с Сашей. Он сказал, что в следующее лето вывозит своих питомцев именно в а/л «Безенги» и предложил мне поехать с ними. И опять мне подфартило всё по той же пословице «на ловца и зверь бежит»! Я решил, что это как раз то, что мне надо и ответил ему, что буду рад поработать инструктором с его студентами, если такая возможность представится. На этой договорённости мы и расстались.

Вернувшись к себе в Калифорнию, я почти сразу начал готовиться к этой поездке: впереди было ещё шесть месяцев, однако мне предстояла большая работа по доведению моего тела до той кондиции, которая бы соответствовала поставленной задаче – не сильно отставать от 23-летних студентов. Можно сказать, что мне это удалось: во-первых, я очень улучшил своё время в беге на 5 км, а, во-вторых, и это я считаю своим главным достижением за тот период, – я опять начал подтягиваться на перекладине, что уже совсем не делал последние годы, т. к. считал, что для восхождения на Шасту этого не требовалось, а вот в Безенги с молодыми и очень здоровыми это точно потребуется. Таким образом, за эти шесть месяцев мне удалось довести этот показатель от одного подтягивания в самом начале до десяти перед самым отъездом в Россию.

Перед началом лета я поставил в известность своего партнёра по бизнесу Колю о том, что на этот раз для летнего отпуска мне необходимо иметь пять недель – две недели в Питере для акклиматизации по часовым поясам (разница с Калифорнийским временем 10 часов) и три недели для поездки на Кавказ. Коле, конечно, это не понравилось, но ему пришлось с этим смириться, тем более что я оставил вместо себя очень хорошего студента по имени Вадик. А для страховки в лагерь я решил взять не только мобильный телефон, но также и ноутбук, хотя и предупредил Колю, что большую часть времени в горах я буду не доступен.

Итак, в конце июня я прилетел в Питер, прожил там около двух недель, продолжая каждый день бегать в лучшем парке Питера – Сосновке. Саша Карасёв вместе со своими студентами уехал на поезде 14 июня, а я ещё через день полетел в Минеральные Воды самолётом, т. к. жалко было терять около двух суток. Таким образом, я присоединился к их сбору уже в самом лагере «Безенги». Там у меня был заказан номер в коттедже с балконом, душем с горячей водой в любое время дня и туалетом – большая роскошь в таком дивном горном районе! Уже сам этот факт сильно отличался от тех бытовых условий, которые были 41 год назад.

В первый же день я чуть было не расстался со своей мечтой – поработать со студентами и с ними взойти на пару-тройку вершин. Вот как это было. В любом альплагере существует порядок медицинского допуска на выход в высокогорную зону. Я дождался своей очереди к лагерному доктору и, совершенно не сомневаясь в своём здоровье, переступил порог его кабинета. Им оказался рослый мужчина средних лет по имени Владимир Иванович Матвеев. Как только он взглянул на меня, я сразу заметил в его взгляде насторожённость. После нескольких традиционных вопросов о здоровье он, как и положено, предложил мне сделать 20 быстрых приседаний, а затем стал измерять моё давление. Измерив его, говорит, что не может допустить меня к восхождениям, поскольку у меня давление 180х90. Я в ужасе: как же это может быть – я очень даже тренированный для своего возраста, к тому же имею многолетнюю акклиматизацию к высоте на горе Шаста. Прошу его замерить моё давление ещё раз, он замерят и говорит, что результат тот же. Он пытается меня утешить и говорит, что это возможно от эйфории моего здесь пребывания. Но, я-то понимаю, что он не хочет выпустить меня наверх – какая-никакая, а у него есть ответственность, учитывая мой возраст. Тогда он предлагает мне пойти погулять и снова прийти к нему через два часа. Очень расстроенный происшедшим, я покидаю его офис с тяжёлым сердцем.

Теперь я ухожу подальше от людей, чтобы никто не увидел моего расстройства. А сам напряжённо думаю: как же это могло произойти? И вдруг меня осеняет: полчаса назад я почувствовал сильный голод и пошёл к нашим студентам, которые готовили завтрак. Я попросил у них чего-нибудь перекусить, а они сказали, что завтрак ещё не готов, зато есть горячий кофе. Я с радостью налил себе целую чашку кофе и выпил. Вот только теперь я понял какую глупость я совершил: я ведь вообще не употребляю кофеин уже лет пятнадцать – ни в чае, ни в кофе. Теперь всё прояснилось: нет сомнения, что моё повышенное давление было результатом выпитого кофе, а вовсе не тем фактом, что я быстро поднялся на высоту 2,500 метров. Через три часа я снова был у доктора и начал с рассказа о кофе. Затем он заставил меня снова сделать 20 приседаний, измерил давление и сказал, что всё в порядке и я могу идти, куда хочу. Смешно, но в горах даже такие безобидные поступки могут оказаться роковыми – я чуть было не потерял свою мечту, к которой готовился целый год.

Карасёв, в качестве начальника, приказал всему составу сбора в 7:30 утра следующего дня быть на спортивной площадке для утренней зарядки. Приказано – я и явился, но самого Карасёва там не увидел, зато там были два других инструктора. Я проделал всю зарядку вместе с участниками, а затем решил маленько показать себя – попросил разрядника Андрея Петрова, как впоследствии оказалось, одного из моих будущих подопечных, подсадить меня, чтобы я мог дотянуться до перекладины. Затем я подтянулся ровно 10 раз на глазах у всего состава сбора. Мне не хотелось, чтобы они воспринимали меня 68-летним пенсионером, который приехал в лагерь, чтобы дышать горным воздухом и любоваться видом знаменитых Безенгийских вершин с балкона моего коттеджа. Я уверен, что не все 15 участников могли сделать то же самое.

Весь сбор ЛЭТИ состоял из двух равных по численности групп – новичков и альпинистов 3-го разряда. Ещё в Питере я сказал Саше, что хотел бы поработать с разрядниками, если появится такая возможность. Но, поскольку со сбором приехало два штатных инструктора – Панюшкин и Боря Попов, – для меня участников уже не осталось. Поэтому Саша предложил мне сделать первый выход с шестью разрядниками, у которых инструктором был Боря Попов и я, конечно, согласился. Боря был ненамного выше меня ростом и приблизительно таким же, как у меня, телосложением. Однако он обладал большим передо мной преимуществом – был лет на 15 меня моложе.

Уже следующим утром весь наш сбор вышел наверх на три дня и разбил свой лагерь в районе так называемого 2-го футбольного поля. По пути наши участники получили возможность поработать в связках на скалах. Весь следующий день был посвящён ледовым занятиям – хождению на кошках по ледовым склонам разной крутизны и видам страховки на льду. А на третий день случилось то, ради чего я решил поместить сюда этот рассказ. Читатель, думаю, уже заметил, что почти все мои рассказы посвящены ошибкам – либо моим собственным, либо тем, которые совершались на моих глазах. Этим я преследую лишь одну цель – очень хочется, чтобы наши ошибки не канули в лету, а дали возможность хотя бы моему читателю учиться на них, чтобы не повторять их в своей жизни.

Итак, мы вышли ещё до рассвета с намерением «убить сразу двух зайцев» – провести занятия по работе в кошках и связках на леднике, который ведёт на заснеженное плато, а затем взойти на пик Курсантов (2Б к.т.), который должен был стать нашей «открывашкой» (первым восхождением сезона). Это уже было ошибкой – объединить эти два события в один день. Но я промолчал, поскольку, во-первых, не был одним из формальных руководителей, а, во-вторых, наши инструктора были в этих местах, в отличие от меня, в недавние годы, притом, не один раз, и потому знали лучше меня, что делать. Так думал я и потому не стал вмешиваться в решение инструкторов, всё-таки чувствуя себя на сборе эдаким заморским гостем.

А на деле оказалось, что инструктор Боря начисто забыл нашу главную цель этого дня – восхождение – и позволил группе потратить чересчур много времени на обучение хождению в связках по леднику. Поэтому мы подошли под снежный склон пика Курсантов очень поздно – в полдень. По всем канонам альпинизма, в это время надо уже спускаться с горы. Тем более, что нас было не четыре человека, как это чаще всего бывает в мобильной группе восходителей, а в два раза больше. Это значит, что на спуск по перилам на снежном склоне потребуется в два раза больше времени, тем более что все участники не обладают большим опытом такого спуска. Когда же мы поднялись на гребень, ведущий к вершине, я увидел совсем не простое, хотя и не длинное (не более 15 метров) скалолазание для такой, казалось бы, лёгкой вершины. Неудивительно, что на ней мы потеряли в общей сложности часа два, а ещё три часа мы потеряли на следующей скальной стеночке. Инструктор Боря попросил меня идти последним, что я и выполнял. Поэтому перед второй стеночкой мне пришлось очень долго сидеть с двумя девочками в ожидании нашей очереди. От длительного ожидания у этих девочек появились вопросы, связанные с тактикой нашего восхождения. Они попытались задать их мне, но я сказал, что у них есть инструктор и такие вопросы надо задавать ему. Для меня были очевидны ошибки в нашем восхождении, но я не считал возможным говорить о них участникам, тем более во время восхождения, считая, что это было бы непедагогично – это бы подрывало авторитет их инструктора.

Когда я уже последним пролез эту вторую стеночку, мои часы показывали 6-й час вечера, а нам оставалось преодолеть лишь предвершинный взлёт, я подошёл к Боре и сказал ему, что нам не следует даже пытаться лезть дальше, а надо прямо отсюда, где мы стоим, организовать спуск по снежному склону на верёвках, поскольку светлого времени остаётся очень мало. Боря согласился со мной и стал закреплять первую верёвку для спуска. Теперь в порядке Бориных указаний, все начали спускаться по верёвке – кому, как было удобнее: либо через карабин (пожарным способом лицом к склону), либо спортивным способом (боком к склону). Уходя вниз, я слышал, как Боря уже всерьёз начал нервничать – до меня донеслось, как он стал употреблять матерные слова, подгоняя двух, причём самых сильных, оставшихся с ним парней. У нас было четыре верёвки и их как раз хватило почти до плато. Я спустился туда пятым, когда уже начало темнеть. А у нас ещё три человека находились на склоне, причём последний Боря пойдёт с нижней страховкой на длину всей верёвки.

Теперь я уже не сомневался, что дальнейший спуск нам придётся осуществлять в полной темноте. Поэтому я решил не дожидаться Борю и взять инициативу в свои руки: сказал девочкам, чтобы отложили все свои разговоры до лучшего времени, связывались в связки, доставали налобные фонари – они нам сейчас очень пригодятся – и начинали движение по леднику. Сначала они не очень прислушались к моим словам, продолжая разговаривать. Пришлось привести их в чувство вот таким образом:

– Девочки, вы, наконец, должны понять, что мы уже находимся в предаварийной ситуации и потому прошу вас все разговоры, не относящиеся к спуску, отставить. Теперь уже не до шуток – у нас с вами спуск по леднику с большим количеством трещин, из них некоторые закрытые, т. е. забитые снегом и потому невидимые, тем более в ночное время.

Подошла ещё двойка самых сильных ребят – Андрей Петров и Илья Безруков. Я повторил свою просьбу доставать налобные фонари. И тут выясняется, что налобные фонари, помимо меня, имеются только у двоих, причём один из этих двоих – Илья, который, по моим наблюдениям, был самым серьёзным из всех. Это он накануне выхода подошёл ко мне и спросил:

– Исаак, скажите, а надо ли брать с собой фонарь?

Мне показалось странным, что он задаёт этот вопрос мне, а не Боре – своему инструктору, который находился тут же. Он задал этот вопрос, потому что подразумевалось, что гора наша однодневная и к вечеру мы, безусловно, вернёмся на свой бивуак.

– Ильюша, конечно же, брать, он же ничего не весит, а на горе всякое может случиться, – был мой ответ.

У меня не было сомнений, что он озвучит мой ответ всем участникам, иначе я бы подсказал Боре, чтобы он это сделал. Но мне не могло прийти в голову, что альпинисты 3-го разряда не знают этой простой истины. Вот так наша группа из восьми человек оказалась ночью на леднике с трещинами, как открытыми, так и закрытыми, а затем и на тропе, всего с тремя фонарями. К слову сказать, сам инструктор Боря тоже был без фонаря.

Теперь я говорю ребятам, чтобы начинали движение вниз, а сам я, как и раньше, пойду последним. Тут происходит какое-то замешательство, а затем кто-то из девочек говорит:

– Исаак, а не могли бы вы пойти первым?

Вот только теперь до них дошли мои слова о том, что мы все находимся в предаварийной ситуации и им по-настоящему стало страшно. С другой стороны, эта их просьба совершенно неожиданно пролилась бальзамом на мою душу – я ведь так хотел быть полезным, а не быть в нагрузку кому-то! Я с радостью прошу своего напарника осуществить мне страховку и ухожу в темноту, прокладывая путь остальным среди множества больших и малых трещин. Остальные связки идут по нашим следам. Как это ни странно, но мы в тот раз спустились с ледника и дошли до тропы без всяких приключений. Ещё пару часов по тропе – и мы пришли на бивуак в два часа ночи! Там, не пытаясь спать, нас поджидал начальник Александр Васильевич Карасёв. Он, как опытный альпинист (мастер спорта) уже не сомневался, что с нами произошло какое-то ЧП. К слову сказать, у нас и рации-то с собой не было, может потому, что с этой горы нет связи с лагерем, а может потому, что гора считается простой.

Ребята пошли докладывать начальнику о своём прибытии, а я «нырнул» в свою палатку и слышу первый вопрос, который задал им Карасёв с явным подтекстом:

– Интересно, кто же из вас шёл первым по этому леднику, полном трещин, и в полной темноте?

Он успокоился, услышав их ответ, а мне это пролилось второй порцией бальзама на мою душу. Это было незабываемое чувство, что я, несмотря на свой возраст, ещё могу быть полезным молодым и здоровым ребятам. Но на этом бальзам не закончился. Утром, когда мы собирали бивуак, готовясь идти вниз в лагерь, ко мне подходят два самых сильных из этой группы ребят, Андрей и Илья, и спрашивают:

– Исаак, а не могли бы вы на оставшиеся дни быть нашим инструктором?

Оказалось, что им очень не понравилось, что Боря потерял выдержку и кричал на них матом, подгоняя их таким образом при спуске со снежного склона. Я, конечно, ответил, что не против, но решать это должен Александр Васильевич. Вот так я и стал их инструктором на следующие восхождения. Потом к ним добавился ещё один по имени Егор Басенко. Он был моложе этих двоих года на три, но тоже хорошо подготовленный и трудолюбивый студент. Таким образом, мне достались самые сильные из разрядников – о лучшем я и мечтать не мог. А каждый раз, когда мы спускались после восхождения в лагерь, я приглашал и Андрея, и Илью, принимать душ в моём номере вместо того, чтобы ждать своей очереди в общественном душе, где уже на десятом человеке кончалась горячая вода.

Несмотря на мои очень хорошие отношения с моими участниками, один раз я всерьёз получил от начальника Карасёва выговор. Дело в том, что у них на сборе было правило, по которому участники должны были оплачивать своему инструктору проезд из Питера в лагерь и обратно, а также питание в столовой всё время, пока мы находились в лагере. Я же, когда увидел в первый раз, как Андрей пытался платить за моё питание, остановил его, сказав:

– Андрюша, этого делать не следует, я приехал сюда в отпуск, а совсем не для зарабатывания денег, и буду сам за себя платить.

Мои ребята вполне удовлетворились этим замечанием и больше не пытались этого делать. Однако они, очевидно, поделились этим со своими друзьями, и молва дошла до Карасёва, который и сделал мне выговор:

– Исаак, так нельзя, теперь и другие участники захотели перейти к тебе. В общем, это вносит нездоровый ажиотаж внутри сбора.

Пришлось извиниться за своё такое поведение и объяснить ему, что я никогда не беру денег со студентов – ни в Америке, ни здесь – это мой принцип. Я вполне понимаю, когда студенты делают так для двух других инструкторов – те работают в России и их зарплата на работе в разы меньше моей. Кроме того, я рассматриваю эту поездку как удовольствие, а вовсе не как работу.

Подводя итоги той моей поездки в альплагерь «Безенги», могу сказать, что она превзошла все мои ожидания, а с Андреем и Ильёй я до сих пор поддерживаю отношения и каждый раз, когда я приезжаю в Питер, они находят время для встречи со мной.

Как сорваться в ледовую трещину и остаться в живых

Мне так понравился мой отпуск 2007 года, что на следующий 2008 год я опять попросился к Карасёву на сбор, который опять проходил в том же лагере «Безенги». На этот раз сам Карасёв не поехал, но попросил начальника сбора Питерского Политеха (Политехнического университета) взять его студентов под свою опеку. Он также договорился с ним и о моём присутствии на сборе в качестве их инструктора. Я опять приехал в Питер за две недели до отъезда на Кавказ и продолжил свои тренировки в парке Сосновка. На этот раз я решил ехать на Кавказ на поезде вместе со студентами – очевидно, опять дала о себе знать ностальгия по молодым годам, когда мы ехали туда поездом почти двое суток. Правда, я не отважился ехать в плацкартном вагоне, где ехали студенты, а взял себе билет в купейный вагон. И вот еду я в этом поезде и с верхней полки своего купе поглядываю в окошко на просторы своей бывшей родины. Вдруг в дверях появляется Андрей Петров – мой подопечный с прошлогоднего сбора и ещё один незнакомый мне парень по имени Лёша Гусев. Оказывается, что Андрей пришёл, чтобы познакомить меня с Лёшей, который тоже хочет ко мне в группу. Затем Андрей достаёт бутылку не то шампанского, не то вина, и произносит:

– Исаак, сегодня ведь 26 июля и я помню, что это ваш день рождения и мы пришли, чтобы с вами его отметить.

– Андрюша, я, конечно, польщён, что ты помнишь эту дату, – отвечаю я, – но я человек суеверный и никогда не отмечаю свой день рождения до окончания спортивного сезона. Поэтому, спрячь эту бутылку до окончания сбора и, если всё пройдёт гладко, тогда мы и выпьем её. Я ведь никогда не справляю день рождения в его календарный день: так уж получилось, что мне выпало родиться в середине спортивного сезона.

После этого, поболтав немного о предстоящем сборе, они ушли к себе. А на самом сборе произошло кое-что интересного, достойного здесь упоминания.

Итак, достались мне три сильных парня, которые приехали в горы за вторым разрядом. Один из них, Лёша, был особенно хорошо подготовлен и когда мы пошли на целый день ледовых занятий, он спросил у меня разрешение взять с собой на занятия два ice climbing tools (инструменты для лазания по вертикальным ледовым стенам), которые он привёз с собой из Питера. Это не входило в обязательную программу ледовых занятий их уровня и, в принципе, не могло входить, т. к., с одной стороны, в лагере таких инструментов нет – они довольно дорогие, стоят более $250 за один, а, с другой стороны, лазание с ними считается в альпинизме «высшим пилотажем». Я, конечно, сказал ему, чтобы брал их с собой на занятия и что все мы там попробуем с ними полазать. Естественно, я не стал говорить, что немного знаком с таким лазанием. Далее события развивались, как я и предполагал: после обязательной программы занятий нашёл я почти вертикальную ледовую стеночку метров 8–10 высотой и предложил каждому из них попробовать залезть с верхней страховкой. Поскольку для всех было это впервые, никому из них, включая обладателя инструментов, без одного или даже нескольких срывов, залезть не удалось. После них наступила моя очередь, по их понятиям, впрочем, и по моим собственным, совершенно не способного на соревнования с ними. Тем не менее, мне удалось залезть без единого срыва и сполна насладиться произведённым впечатлением. И, конечно, это была заслуга Карена, которому я посвятил много места в предыдущей главе.

А через несколько дней всем сбором мы поднялись в так называемый «Тёплый угол», где нам предстояло совершить два восхождения. Первое называлось Укю по Северо-Западному гребню (2Б к.т.). В этот раз пришлось нам втроём (Андрей, Лёша и я) идти одной связкой. Маршрут этот длинный по нетрудным скалам. Я уже знал, что Лёша отличный скалолаз и, естественно, поставил его первым в связке, Андрюшу – последним, а сам встал в середине на скользящем карабине. Известно, что в тройке движение происходит медленнее, чем в двойке или двумя двойками. Отчасти поэтому, а отчасти потому, что я лез значительно медленнее, чем эти два молодых скалолаза, мы вылезли на последний жандарм (возвышение в гребне на пути к вершине) только к 1 часу дня – значительно позже, чем это было предписано в описании маршрута. Но тут на вершине этого жандарма нас накрыл такой густой туман, что видимость была не более 7 метров. По описанию маршрута теперь нам предстоит спуск к перемычке на длину всей верёвки (40 метров), вот только самой перемычки и пути, который к ней ведёт, мы не видим. Так как я впервые был на этом маршруте, не говоря уже о моих двух участниках, то говорю ребятам:

– Парни, сидим здесь и ждём пока туман рассеется, чтобы мы смогли увидеть наш дальнейший путь.