– Откуда же мне знать, сир? – прошептала я, ежась от его вспыхнувшего болью и яростью взгляда.
– Прости. Я, кажется, опять тебя напугал… – рыжий буйвол рухнул в кресло, жалобно скрипнувшее под его весом. Стиснул кулаки. – Мой дед Астарг забрал сердце белого пламени! Кое-кто научил его, как это сделать – сам он не был настолько гениален и силен. Но сердце вне тела умирает. А кто в нашем мире владыка над мертвыми?
– Азархарт, – голос у меня сел окончательно. – То есть, это все затеял он?
– Вряд ли кто-то еще смог бы провернуть такую интригу.
– Но как он смог бы обойти стражей Белогорья?
– Рагар в последний наш разговор что-то упоминал о доме Раэн. Дом Ориэдра был дружен с ним. А один из темных князей Азархарта – выходец из рода Раэн. Возможно, через них. Не знаю. Дед никогда не говорил об этом.
А у белобрысого мерзавца Наэриля интересная родословная, – сделала я зарубку на память.
– Так вот, Лэйрин, – продолжил король. – Без огненной составляющей магия горцев, это их «белое пламя», стало ущербным. Магия неполна. Потому и не рождается королева гор, потому и время возрождения белых вейриэнов увеличилось многократно. И я еще не знаю обо всех последствиях – горы хранят свои тайны. Зато знаю, что и вырванный Астаргом огненный дар – тоже ущербный. Получилось так, что в горах остался свет, но он не греет. У рода Ориэдра остался… назовем это – жар, но он не светит. Огненный дар стал для нас медленным ядом, отнимающим разум. Мой дед Астарг, когда изгонял разноцветных колдунов из равнин, основал инквизицию и жег людей и магов сотнями, мой отец Даниэль превращал в пепел города вместе с тысячами жителей, и не всегда это были вражеские поселения. Оба они впали в безумие к концу жизни. И я еще недавно был слишком близок к тому же!
Он поднялся, прошелся по залу, отпинывая стулья и ероша рыжие с белым пеплом волосы, – огромный, злой. Остановился, вперившись в тлеющие угли огромного камина.
– И эта сила растет, Лэрин. Растет и мрачнеет, слепнет с каждым поколением, потому я и не особо переживал, что у меня нет сына, который унаследовал бы ее. Вероятно, мой дар убивает уже страны. Помимо моей воли. А в следующем поколении кровь станет совсем неуправляемой, если ее вновь не соединить с духовным телом – Белогорьем.
– Что значит – страны?
– Ты знаешь, что мое королевство почти погибло.
– Но вы же не сожгли его.
– Может быть, это я иссушил его. Моя жажда. Но и сожгу уже сознательно в том случае, если сюда явится Темная страна. Они не получат ни эту землю, ни моих подданных в свою армию мертвецов… – король повернулся, резанув острым взглядом. – Поздно сожалеть о сделанном, Лэйрин. На договор с темными я не пошел бы ни за какие блага мира. Инсеи заключили с ними сделку, но это не остановило катаклизмы в их землях. Впрочем, сейчас нам доложат новости. Идем.
Роберт, ухватив меня за локоть, стремительно шагнул к двери. Я едва успела цапнуть своих королев со стола. Две шахматные фигурки с тех пор поселились в моем кармане – напоминание о том, что выбор всегда иллюзорен, когда играешь не ты, а тобой.
В тот день мне чуть приоткрылась истина – как высоки ставки в той жестокой игре, где я была пешкой, да и король Роберт – совсем не той фигурой, чьим именем назывался. Рыжий бык, свирепый тур, сносивший все препятствия со своего пути – это точнее.
И после принца Игинира он устранил и Дигеро. Сразу же, едва выйдя из зала советов.
Мне и со здоровой ногой было бы за не угнаться за Робертом, а с раненой…
Король не смутился, когда я завалилась на бок. Закинув мою руку на свою шею, он обхватил меня за талию и вытащил из зала под вылупленные очи толпившихся за дверью придворных, которых, невзирая на титулы и срочные документы, не пускали мои беломраморной невозмутимости вейриэны.
Как я, оказывается, соскучилась по их холодным ликам в том огненном плену!
– А где мастер Морен? – громко спросила я, как ни в чем не бывало, словно не исчезала никуда на несколько суток и не свисала теперь с плеча короля.
– Только что ушел с принцем Севера на поиски, ваше высочество, – глазом не моргнул Зольтар, самый долговязый вейриэн из моей пятерки телохранителей. Двое воинов протянули ко мне руки. – Позвольте помочь, ваше величество.
– Разве я приказывал? – рыкнул Роберт, но поставил меня на каменные плиты, повернулся, и толпа придворных попятилась под его взглядом. – Мой сын ранен. Лекаря найти и доставить в мои покои. А вы, – взгляд на вейриэнов, – разыщите мне барона Анира.
Моя охрана не шелохнулась, и я подтвердила приказ спешным кивком.
Ситуация выглядела пикантно, и мне стало невыносимо смешно. Видимо, еще не получив огненный дар, я уже вполне заразилась королевским цинизмом. А что будет через год при таком-то бессердечном, простите за каламбур, «втором сердце»?
– Я сам могу идти, – заявила я. Но, сделав шаг, покачнулась и оперлась на руку ближайшего вейриэна.
И тут моя улыбка слетела сухим листочком: взгляд наткнулся на Дигеро.
Он стоял поодаль, прислонившись к колонне и сложив на груди руки, с маской сдержанной брезгливости на лице, будто ступил в слизь, но вынужден терпеть.
Чувствуя, как пожар охватывает щеки, я соорудила надменную морду.
Наблюдательный король и в этом маленьком поединке поучаствовал, окончательно превратив его в похороны девичьих грез:
– Ах, да, чуть не забыл. Лэйрин, из-за болезни ты пропустил еще одно событие. У твоей сестры Виолы появился претендент на ее руку и сердце. Вчера я даровал ему рыцарское звание. Позволь представить тебе доблестного рыцаря ордена Священного Пламени… орден тоже вчера основан, не успел рассказать… сэра Дигеро фьерр Этьера, как будущего члена королевской семьи.
Это был страшный удар. Пока я пыталась вдохнуть исчезнувший куда-то воздух, Дигеро выпрямился – медленно, с ленцой – и затем отвесил мне тщательно дозированный поклон. Слишком краткий и поверхностный, на грани дерзости.
– Похоже, у вас закружилась голова, сэр рыцарь? – мой голос постыдно дрогнул, но, надеюсь, это можно списать на, скажем, ярость, а не на вспыхнувшую в душе боль.
– Верно подмечено, ваше высочество, – холодно ответил Диго, а на его щеках проступили гневные пятна, как в детстве, когда я изводила его этим ледяным «вы». – Разве красота и очарование вашей сестры может оставить кого-то равнодушным? Они с первого взгляда вскружили мне голову и пленили сердце.
– Красота увядает, очарование приедается, а пленникам свойственно мечтать о свободе, – изрекла я гнусавым тоном церковного проповедника. – Вам придется доказать свою любовь к моей сестре, прежде чем я дам согласие на ваш брак.
Длиннющие ресницы Дигеро изумленно дрогнули, а король Роберт аж крякнул от неожиданности:
– Кхм… ты ничего не перепутал, Лэйрин? Или у тебя опять… жар?
Какая неприкрытая деликатность. Тут каждый прочитал слово «бред», или только моя оскорбленная душа?
– Нет, сир, – вскинула я подбородок, пытаясь свысока глянуть на рыжую глыбу. – Насколько мне помнится, по договору с горными кланами и моей матерью вы не можете выдать замуж моих сестер без согласия рода Грахар. Но по законам королевства женщина, обвиненная в колдовстве, лишается права решать судьбу своих незамужних дочерей до установления судом степени ее вины. А если обвинения доказаны, то лишается навсегда, словно она умерла, даже если казнь еще не состоялась.
– Это всем известно, – раздраженно перебил Роберт. – К чему ты клонишь? Причем здесь ты?
– По вашему договору, сир, который я видел своими глазами в момент его подписания вами и моей матерью, утраченные Хелиной полномочия переходят ко мне, как узаконенному Белыми горами представителю рода Грахар. Простите за напоминание, мой король, но договор с кланами вынуждает вас согласовывать теперь со мной все матримониальные планы на моих незамужних сестер. Разумеется, я ни в чем не буду перечить вашим желаниям, ибо желание короля – закон для подданных и ваших детей.
Он, разумеется, понял мою издевку. К подданным меня сложно отнести, к родственникам – невозможно. И даже связавший нас обряд поименования не накладывал никаких обязательств подчинения.
В качестве извинения за дерзость я изобразила поклон, искоса наблюдая за растерянными, какими-то взъерошенными физиономиями придворных и смертельно побледневшим новоявленным женихом Виолы.
– У тебя безукоризненная память, Лэйрин, – процедил король. Глянул поверх голов на Дигеро. – Что ж, доблестный рыцарь, уж докажи как-нибудь нашему недоверчивому принцу свою любовь к малышке Виоле. В чем-то он прав… пленник стремится к свободе, а? Ох уж эти менестрели! – Роберт гулко расхохотался.
Так началась наша вражда, Дигеро. Но изощренному огненному королю этого было мало. Пока придворные подхихикивали, он, наклонившись, прошептал мне на ухо так тихо, словно сидел у меня в голове:
– Значит, я – забывчивый дурак, да, Лэйрин? Запомни и ты: нельзя унижать короля в глазах подданных. Буду наказывать немедленно. Вот так! – и к моему ужасу он обхватил мое лицо ладонями – не вырваться – и обжег до беспамятства поцелуем в лоб. Уже сквозь туман огненной боли я услышала его громогласное, как тост: – За прекрасную память! Я горжусь моим возлюбленным наследником!
Что еще должны думать о нас люди?
Мне одно было непонятно – зачем? Какую цель преследует Роберт этими выходками, ведь обряд айров запрещает интимную близость! В то, что король равнин – самодовольный недоумок, каким его считали в горные лорды, я уже не могла верить. Пожалуй, только мне он раскрыл истинное лицо, о котором не догадывался мир. Но об этом чуть позже.
Дальнейшее я помню смутно, несмотря на только что провозглашенный тост за память.
Помнилось, что в тот момент мне пригрезился, как наяву, давно почивший фаворит – зеленоглазый Рыжик, которому Роберт снес голову. Отрубленная голова ехидно улыбнулась и подмигнула, а из обрубка шеи лилась темная, как ночь в горах, кровь.