Наш неоконченный роман. Молчун ты мой любимый

Кто-то хладнокровный внутри Шурочки, кто-то, кто не потерял самообладания, какая-то маленькая рациональная частичка её сознания чётко произнесла ей в ухо: «Не сопротивляться. Потеряешь сознание – изнасилует. Поддаться. Тянуть время. Ударить чем-то тяжёлым. Один удар. Другого шанса не будет!» И Шурочка послушалась внутреннего голоса. Расслабилась.

– Давно бы так! – удовлетворённо проворчал насильник.

Отодвинулся в сторону и потянулся рукой вниз. Но второй рукой продолжал удерживать руки Шурочки, плотно прижимая их к её горлу, так что дышать было трудно. Возможности найти под рукой что-то тяжёлое и ударить, не было. Вжикнула расстёгиваемая на брюках молния. Рука Весельчака закинула подол платья Шурочки вверх и схватилась за её трусы…

Шурочка чувствовала себя удивительно спокойно, она как будто была не в себе, не в своём теле, а где-то над ним, наблюдала за собой со стороны. «Сделай вид, что помогаешь снимать трусы. Освободи ногу и ударь», – скомандовала она сама себе. Изловчилась и ударила коленкой, целясь в пах. Насильник взвыл и дёрнулся, но руки её не отпустил, лишь немного ослабил хватку, и дышать стало легче. «Кричи!», – скомандовало подсознание, и Шурочка заорала:

– Помогите!

Кому она кричала, кого звала на помощь, она не соображала. Просто этот крик отчаяния было единственным оставшимся в её распоряжении средством спасения. И пусть всё, что она сделала, только ещё больше разозлило насильника. Пусть он её может забить до смерти. Так было даже лучше. Так она освободиться. Освободиться от боли, от унижения, от ненависти.

Шурочка ждала удара, но его не последовало. Яркая полоса света от открывшейся двери разрезала темноту комнаты и осветила лежащую на полу женщину и скрючившуюся над ней фигуру мужчины с занесённым вверх кулаком, как будто луч прожектора выхватил из тьмы театральной сцены двух актёров. Чья-то тень пересекла свет, схватила мужчину за поднятую руку и в мгновение ока уволокла за дверь.

На какое-то мгновение Шурочка возликовала – муж! Это он, Тимур, вовремя пришёл ей на помощь! Но… Дверь закрылась. И никто не бросился к Шурочке, чтобы поднять её с пола, прижать к себе, успокоить, что теперь всё будет в порядке. Пусть даже ничего не сказать, а только успокаивающе погладить по голове…

И Шурочка поняла, что спасителем был не муж, а Умник. И где он был раньше? Почему не вмешался сразу? Почему помог сейчас? Вопросы так и остались без ответа.

29

Теперь по утрам в будку на улице Шурочку сопровождал Умник. Она бочком проскакивала кухню и сени, боясь встретиться глазами с Весельчаком. Покушать Умник усаживал Шурочку за стол. А потом спускал в подпол, здесь же, на кухне. Крышка опускалась, и Шурочка оказывалась в кромешной тьме. Только в подвале она поняла, что это такое на самом деле.

В подвале было холодно и сыро, но, несмотря на вероятность простудиться, Шурочка чувствовала здесь себя более защищённой, чем в комнате наверху. Её по-прежнему выпускали в туалет и давали покушать два раза в день. Сначала Шурочка пыталась считать «раз-два», «раз-два», чтобы вести счёт дням, но тьма так размывала время, что вскоре она сбилась и плюнула на это дело, а потому не обратила внимания на неурочность очередного поднятия крышки. А когда ей опять сунули в руки пальто, залепили скотчем рот и стянули им руки и ноги, тупо решила, что они опять куда-то переезжают. Если брать в расчёт тенденцию, что каждый переезд бытовые условия только ухудшает, то куда же они могут отправиться на этот раз? Разве что в шалаш…

Ехали опять довольно долго. Машину мотало из стороны в сторону, значит, всё время по грунтовой дороге. Наконец, остановились. Вынули Шурочку из багажника. Усадили прямо на землю. Умник наклонился над ней с ножом и разрезал скотч, стягивающий руки за спиной. Вернулся в машину, и она уехала. А Шурочка осталась. Она ничего не могла понять. Заозиралась вокруг. Сидела она на какой-то просёлочной дороге. Прямо перед ней расстилалось широкое распаханное поле. За её спиной был лес. Вернее – лесополоса, поскольку, когда она начала различать звуки, расслышала шум проезжающих машин. И тут она поняла – господи! Да ведь это – свобода! Свобода, которую она так жаждала получить! Свобода, которую она так долго ждала! Она жива и невредима, и скоро за ней приедут! И она окажется дома, в тепле и чистоте! Увидит мужа и сына! Господи! Какое счастье! Спасибо тебе, Господи!

Сидеть в ноябре на голой земле было холодно, а чтобы встать, надо было содрать скотч с ног. Да и не хотела Шурочка, чтобы кто-нибудь её видел в таком плачевном состоянии. Сначала она осторожно освободила рот, а потом на коленях доползла до ближайших кустов. Отломала подходящую веточку и с её помощью справилась со скотчем на ногах. И стала ждать мужа.

Походила туда-сюда, попрыгала на месте, чтобы согреться. Стараясь не углубляться в лес, чтобы не потерять из виду просёлочную дорогу, посидела на поваленном дереве. Повторила действия по кругу несколько раз. В душе стала нарастать тревога. По её внутренним часам прошло уже достаточно много времени с того момента, как её освободили похитители. Даже если они приехали заранее на место встречи, чтобы гарантированно ни с кем не пересечься, уже давно бы пора за ней приехать. Серое ноябрьское небо заметно темнело – то ли дождём грозило разразиться, то ли день уступал дорогу вечеру.

И тут Шурочка со всей очевидностью поняла – она напрасно ждёт, никто за ней не приедет. Никому она не нужна. Не нужна мужу, который не выполнил условия похитителей. Не нужна похитителям, которые поняв, что ничего от него не добьются, не стали брать грех на душу, не убили её, а просто выбросили, как бесполезный хлам. И что же ей теперь делать? Как жить дальше?

«Прежде всего – выбраться отсюда», – дала сама себе установку Шурочка, решив ставить перед собой небольшие практические задачи, а о глобальном подумать потом, позже. К шоссе она решила идти напролом. Конечно, просёлочная дорога наверняка где-нибудь к нему выводила, но кто знает, в какую сторону по ней меньше идти – направо или налево? По прямой всяко короче.

С лесополосой Шурочка справилась за полчаса. Пришлось-таки попетлять, обходя поваленные деревья и густые заросли кустов. Выбравшись на шоссе, в первую очередь внимательно вгляделась вдаль, заметила далеко впереди справа белеющий указатель, и двинулась туда – надо было сориентироваться, где она находится, в какую сторону идти к Питеру. Здесь Шурочке повезло – на указателе было написано, что до Санкт-Петербурга 25 километров. И идёт она в правильном направлении. Каких-то несчастных 5 часов и она в городе! А, если удастся поймать попутку, и того быстрее.

Машины редко, но по шоссе проезжали. Шурочка не бросалась останавливать первую попутную. Наоборот, заслышав приближающийся шум, шарахалась в кусты. Очень боялась нарваться на лихих людей. И только через час пути (больше часа она шла или меньше, но указатель о 20 км до Питера уже был пройден), увидев машину скорой помощи, решилась поднять руку. И опять ей повезло – скорая остановилась.

– Вам нужна медицинская помощь? – спросила молоденькая врачиха, не выходя из машины, лишь опустив стекло и с опаской глядя на молодую женщину в заляпанной грязью одежде с грязными космами волос, выбивающихся из низко надвинутого капюшона.

– Нет… Да! Помогите, пожалуйста. У меня всё отобрали и выкинули из машины… Ни денег, ни документов, ни телефона…

– К Вам были применены действия насильственного характера? – продолжила строго врач.

– Н-нет, – с запинкой ответила Шурочка.

– Через пару километров пост ГАИ. Можем Вас туда подбросить, они по горячим следам быстро разберутся, – как-то недовольно сказала врач.

– Ой, нет, пожалуйста! Подбросьте меня до какой-нибудь станции метро, – жалобно попросила Шурочка (с кем-кем, но с полицейскими ей сейчас общаться не хотелось), – Я так нанервничалась, устала, скорей бы домой! Пусть муж с этим разбирается.

– Ну, хорошо. Садитесь. Вам повезло, что мы без пациента на станцию возвращаемся. Иначе бы не остановились. Василий Семёнович, какое у нас там метро будет первым по дороге?

– Московская, – отозвался водила.

– Устроит? – переспросила врачиха.

– Ой, спасибо большое! Конечно, устроит! – обрадовалась Шурочка и поспешила забраться внутрь.

В машине было тепло, но её начало трясти, как при ознобе. Шурочка плотнее завернула полы пальто, но это не сильно помогло.

– Выпей горячего чая, дочка, намёрзлась, поди, – сочувственно сказала пожилая медсестра, протягивая Шурочке термос и бутерброд.

Чай был крепким, ароматным, а бутерброд с толстым ломтём докторской колбасы благоухал ароматом чего-то забытого, далёкого, ещё из детства. Шурочке показалось, что ничего вкуснее она в жизни не ела.

Дальше ехали молча. Шурочка углубилась в обдумывание следующей стоящей перед ней задачи – куда идти? К кому податься? До дома… до загородного дома Тимура Георгиевича, где её не ждёт муж, она по-любому до ночи не доберётся. Это долго, дорого, денег у неё нет. Да и незачем туда спешить. К себе домой (вот ведь, как чувствовала, что ещё пригодится, не стала разрывать договор с хозяйкой) не попадёшь – ключи в сумке, а сумка осталась у бандитов. К подругам, знакомым? Как-то неудобно. Кто его знает, где они в данный момент. Да и нет у неё таких подруг и знакомых, к которым можно без приглашения на ночь напроситься. Их и до декрета не было, а сейчас и подавно. Может, к Константину Аркадьевичу свалиться как гром среди ясного неба? Нет! Кто его знает, может, он как-то с похитителями связан? В любом случае идти туда, где начались её несчастья, было страшно. В сухом остатке оставалось только идти на работу. А что? Там охрана. Наверняка её ещё помнят. Пустят переночевать. Там она умоется как человек, голову помоет, зубы почистит. «Решено! Еду на работу!», – постановила Шурочка. Только вот жизненно необходимо было понять какое сегодня число, а ещё лучше – день недели. И время, конечно. А то сунешься в таком затрапезном виде в офис, а там рабочий день ещё не кончился, народу полно, стыда не оберёшься.

Шурочка покосилась на безмятежно дремавшую медсестру, добросердечно напоившую её чаем, взглянула на затылок строгой молоденькой врачихи, сидевшей на переднем сиденье рядом с водителем, и решила ни о чём их не спрашивать. Сообразила, что время увидит на часах в метро, а про день недели спросит у кассира.

Уже перед самой высадкой Шурочки медсестра сунула ей в карман сторублёвую бумажку. Теперь у неё были деньги на метро! Едва Шурочка успела поблагодарить, как скорая умчалась. Второй пункт программы был успешно выполнен, и Шурочка сосредоточилась на третьем – попасть в офисное здание своей бывшей работы.

В трёхэтажном здании на втором этаже ещё горел свет – кто-то задержался на работе в пятницу после окончания рабочего дня. Скорее всего, бухгалтерия. 28 число, конец месяца, горячее время. Шурочка решила подождать, не хотела столкнуться с кем-то из знакомых.

«Говорят, что в одну реку нельзя войти дважды, а я, получается, уже в третий раз вхожу, – грустно размышляла Шурочка, пока ждала выхода чересчур старательного работника, – Когда нанималась на работу, когда дала шанс Тимуру оправдаться, и вот сейчас – третий. После двадцати шести дней плена».

Наконец, свет погас, а ещё через пару минут из здания вышла женщина. Хорошо, что подождала, – обрадовалась Шурочка, узнав в припозднившемся работнике главного бухгалтера. Едва Ольга Ивановна повернула за угол, Шурочка рванула ко входу. Охранник ещё не мог уйти далеко, решит, что главбух что-то забыла и вернулась, и тем охотнее откроет дверь.

Так и случилось.

– Что-то забыли? – приветливо произнёс пожилой дядечка, открывая двери.

Но улыбка быстро сползла с его лица, когда он увидел перед собой женщину в грязной одежде:

– Тебе чего? – спросил строго.

– Пётр Маркович (Шурочка успела прочитать имя охранника на бейджике. В лицо-то она его помнила, а вот имени никогда не знала. Оставалось надеяться, что он её тоже вспомнит), Вы меня не помните? Я – Шура Кораблёва, работала в РинГларе менеджером по связям с общественностью…

– Александра Ивановна?! – узнал охранник, обескуражено вглядевшись в лицо под капюшоном, – Проходите-проходите! Что с Вами случилось?

– Это долгая история, – мягко ответила Шурочка, – Пустите переночевать?

– Конечно-конечно! – засуетился Пётр Маркович (видимо, повторять слова дважды было его привычкой).

А про себя подумал – ничего себе история, если хозяйка представляется бывшим работником, называет себя не мужниной фамилией, а выглядит чуть лучше бомжа и пахнет соответствующе! Но вслух ничего не сказал, попридержал свои мысли при себе. Бог знает, что там случилось между хозяином и хозяйкой, сами разберутся. И помог, чем смог. Шурочка на такое даже не рассчитывала. Оказывается, в распоряжении охраны был не только туалет, но и душ! Она с наслаждением вымылась, промыла волосы шампунем и даже почистила зубы, пусть и без зубной щётки, пальцем, но зато зубной пастой. Только тот, кто на своей шкуре испытал отсутствие благ цивилизации, может в полной мере оценить такие элементарные бытовые вещи, как круглосуточная горячая вода из крана и кусок мыла!

А после душа Шурочку ещё и накормили! Немудрёные макароны по-флотски с магазинной тушёнкой показались Шурочке пищей богов.

– Вы тут располагайтесь поудобней, – предложил Пётр Маркович, проводив Шурочку в каморку с диваном, – а мне уже на обход пора. И вот ещё, – добавил смущённо, протягивая аккуратно сложенную рубашку, – не побрезгуйте, она хоть и не новая, но чистая и глаженная.

Шурочка так растрогалась, что чуть не расплакалась, сказала с чувством: