Очень тяжело было читать про эти исковерканные судьбы, про это навсегда подорванное здоровье, вникать в это искорёженное сознание, в этот искривлённый мир. И Синан уходил в мир гармонии и красоты – в своё ремесло, в своё искусство, не замечая, каким образом в его руках оказывались карандаши и бумага. Рисовал, рисовал, рисовал. Кольца на чьих-то тоненьких, как ниточки, пальцах. Изящные, со множеством мелких деталей. Широкие, во всю фалангу пальца, с витиеватым узором и крупным центральным камнем. Кольца на тему «Времена года» в пары к серьгам. Парные кольца на два пальца, связанные тонкой цепочкой. Обручальные кольца…
Рисовал, пока не сводило пальцы. Тогда он собирал разбросанные по полу листки и аккуратно складывал в папку. Возможно, некоторые эскизы потом придётся выбросить, потому что их вдохновением стала боль, а он, Синан, призван дарить людям радость, только радость. Но их не постигнет участь предыдущих, разорванных в мелкие клочья, и отданных на волю ветра под влиянием короткого мига отчаянья.
Благодаря любимой работе, душевные силы возвращались к Синану, и он вновь вгрызался в чат. Но не только в него, а ещё и в информацию от специалистов по анорексии. С ужасом узнал, что эта болезнь имеет один из самых высоких показателей смертности: от голода, сердечной недостаточности и самоубийств. Практически нет ни одной системы в организме, которую не затронула бы анорексия своей костлявой рукой, от желудочно-кишечного тракта до сердца, от психического расстройства личности до потери репродуктивной функции. А всё очень просто: нет еды – нет пополнения энергетических ресурсов – включается режим энергосбережения, остаётся только то, без чего жизнь прекращается – дыхание и сердцебиение. А репродукция – это весьма энергозатратный процесс, он просто выключается.
Значит, у них с Дефне никогда не будет детей? Её маленькой копии с прозрачными светло-голубыми глазками, тоненьким носиком и её зовущей улыбкой? Со сладким младенческим запахом, о котором говорил Ягыз. Ягыз говорил, а он, Синан, тогда ничего не понял, не поверил, посмеялся над формулой «Любить, значит, хотеть детей». А оно вот как повернулось…
Сколько дней и ночей провёл Синан, перемещаясь от компьютера к столу, где работал над эскизами, или к креслу, где читал наугад открывшуюся страницу книги, не глядя взятую с книжной полки (ещё один, помимо рисования, источник отдохновения души), он не знал. Как и не знал – ел ли он что-нибудь, спал, ходил в туалет. Судя по отросшей щетине, не день и не два. Чат был бесконечен, так же как и бесконечно было количество материалов в интернете по анорексии.
Прервал самоистязания Синана гений Орхана Вели. Его тоненькая книжечка стихов попалась Синану под руку и открылась на стихотворении «Приди в такое время»:
«Приди в такое время, чтобы невозможно было отказаться.
Чтобы следы ран на моих руках от цепей, которые я пытался разорвать,
только начали вылечиваться.
Пусть в моих глазах будет такая тьма, что тот, кто увидит, подумает, что я слеп.
Пусть мои щёки высохнут от слёз, а губы мои будут потрескавшимися.
Приди в такое время, чтобы невозможно было отказаться.
Может быть, я переживу тысячу историй любви, и ни одна из них не будет важна для меня.
Пусть ни одна из них ничего не добавит к моим словам,
Пусть ни одна не свяжет ночь с утром,
Пусть ни одна улыбка не врежется в мою память, как твоя,
Пусть ни один образ не найдёт убежища в моей голове,
Пусть на моём теле не останется ни одного следа от них.
Приди в такое время, чтобы невозможно было отказаться.
Пусть никто не превратит минуты моего тихого плача в стоны и крики.
Пусть мои руки ни на ком не тают, кроме тебя, даже если они прикасаются.
Пусть мои губы не изгибаются при произношении других имён так,
как изгибаются при произношении твоего.
Пусть каждое тело, которое я пытался поставить на твоё место,
исчезнет, крупица за крупицей, как утекающий песок.
Когда я подумал, что забыл, когда я подумал, что отказался,
когда я подумал, что больше не люблю,
Приди в такое время, чтобы каждая частица в моих венах, помогающая мне жить,
противостояла земному притяжению.
Приди в такое время, чтобы невозможно было отказаться»
Теперь Синан твёрдо знал, чего он хочет, как этого добьётся, какие первые шаги предпримет.
– Орхан Вели писал в своём стихотворении «Я слушаю Стамбул»:
«Я слушаю Стамбул с закрытыми глазами:
Сначала дует легкий ветерок.
Медленно покачиваются
Листья на деревьях.
Далеко-далеко
Несмолкающие колокола лодочников.
Я слушаю Стамбул с закрытыми глазами.
Я слушаю Стамбул с закрытыми глазами:
Когда птицы пролетают мимо,
Высоко-высоко крича.
Сети тянутся в морях,
Женские ноги касаются воды.
Я слушаю Стамбул с закрытыми глазами…» и т.д.
21
Когда я думал, что забыт,
когда я думал, что от меня отказались
После близких отношений с Синаном, на расстоянии дыхания, глаза в глаза, которые она сама же и разорвала, Дефне почувствовала огромную пустоту внутри.
Да, сама разорвала. Испугалась. Посчитала, что ещё не готова. Не к счастью не готова, а к возможному несчастью не готова. Выбрала спокойную жизнь, без потрясений, без переживаний, без любви. Ради жизни, ради самой возможности жить. Ту, которую по крупицам выстраивала вокруг себя целых два года после болезни. Так почему же тогда так распереживалась, когда их лифт закрыли на профилактику, и пришлось пользоваться лифтом соседнего здания, где располагалась фирма Синана Арт-син? Почему же так огорчилась, когда за неделю так и не увидела Синана? Ни когда приходила на работу к девяти часам… ни к десяти… ни к одиннадцати… Ребят со своей бывшей работы всех встретила. Ягыза увидела и даже рукой ему помахала, он тоже в ответ помахал. А Синана ни разу – ни у лифта, ни в столовой.