Соня ушла выпускать свою жабу в сад. Мишка сел рядом, рисует. Меня рисует – коряво написал большими буквами моё имя. По его версии у меня огромные, в пол-лица глаза и волосы до полу, и вообще я похожа на инопланетянина. Но рисунок трогает до глубины души.
К соседу вечером приехала девушка. Каблуки длинные в землю проваливаются, ну, кто в таких в деревне? Красивая. Я поневоле гадаю, кто она? Его жена, девушка, коллега? Мне до этого никакого дела нет, но выбросить из головы не могу и поневоле себя с этой девушкой сравниваю.
На прощание он поцеловал её в щеку. Это хорошо или плохо? А потом поймал мой взгляд. Я смутилась, покраснела, пойманная, на месте преступления. А Максим постучал по циферблату своих дорогих часов и сказал.
– Я даю вам три дня. За это время вам надо решиться. Если что, мои двери всегда для вас открыты…
Эта фраза, на фоне того, что я сейчас за ним следила, звучала весьма двусмысленно.
Три дня это не много и не мало. Но это три дня безопасности. Я так расслабилась, что не заперла двери, как детей спать отправила. Сижу, пью чай, торопливо набираю текст на ноутбуке – работу никто не отменял. А потом услышала стук. Затем лёгкий скрип открываемой двери. Выскочила сразу в прихожую, кого там принесло?
– Вы кто? – удивилась я. И привычно добавила – Я вызову полицию.
И правда, телефон в кармане нашарила. Потому что этот тип доверия не внушал. Долговязый, нездорово худой, из-под ворота футболки видно краешек татуировки. Взгляд донельзя цепкий, оценивающий. Волосы светлые так коротко стрижены, что он лысым кажется. Тонкие губы в улыбке кривятся.
– Да не надо полицию, – широко улыбнулся он. – Хозяюшка, тут же все свои. Я это, близняшек папаша, как только выпустили, так сразу и приехал…пожрать есть что?
Глава 6. Максим
Просто так и вот так жениться я не мог, это противоречило бы всем моим принципам. Я ко всему относился предельно серьёзно, а женитьба мероприятие серьёзное, донельзя.
Даже ради детей.
Я решил составить список, в котором раскидать по пунктам, какие качества от жены мне требуются. И посмотреть, подходит ли Алиса вообще.
Пункт первый – она должна быть красивая. Хмыкнул, сразу поставил галочку. Алиса была красива не классической красотой, но было в ней что-то притягательное.
Пункт второй – попа. Попа должна быть небольшой, но приятно округлой. Подошёл к окну. Когда я входил в дом, Алиса смелела и выходила в сад. Вот сейчас игрушки собирает по двору, наклонилась… Так, тут тоже ставим галочку.
Она должна уметь готовить, это ещё нужно проверить. У меня, конечно, повар есть, но все же, любая уважающая себя женщина должна уметь готовить и точка.
Что дальше? Высшее образование. Воспитанность. Тут, конечно, вопрос спорный, смотрела она на меня так, словно я хочу детей её похитить и сожрать.
По дороге из магазина я её подвез, заодно полюбовался на ножки в открытых сандалиях. Удовлетворённо кивнул – большой палец был длиннее, все остальные ниже идут по порядочку.
А то знаете, отец всю жизнь ругался, что все его беды, оттого, что у мамы на ногах второй палец длиннее большого. Дескать, значит мужа ставить ни во что не будет. А мне нужно, чтобы ставили.
Вечером я долго ворочался и уснуть не мог. Думалось о детях, с которыми я побеседовал. Такие разные, пусть и двойняшки. Такие…удивительные. Затем злился на сверчка, который впрыгнул в открытое окно, и теперь разорялся трелями прямо в комнате, а найти этого подлеца, чтобы выбросить на улицу я не смог.
Наконец сон навалился тёплой тяжестью. Я скользил на самом его краю, ещё не уснув до конца, но уже видя смазанное сновидение. Снилась мне Алиса. Улыбалась обольстительно, манила пальчиком. Но смотрел я на её ноги. Она на земле стоит, тапочки эти её открытые, пальчики красивые в рядочек. И тут, тот самый пальчик, которому положено быть короче большого, вдруг шевелится. Растёт. Обгоняет всех своих братьев, тянется ко мне… Я давлюсь воплем и бегу в свою избушку, захлопываю дверь, но Алиса стучит в неё своим мутантским пальцем…
Тук. Тук. Тук.
Вздрагиваю и просыпаюсь – и правда, стучат. Господи, приснится же ерунда такая… потягиваюсь, иду к дверям. Щелкаю светом, открываю дверь. Алиса влетает, глаза круглые, словно плошки, взъерошенная.
– Там… – начинает она.
Останавливается переводя дыхание, я смотрю, на её халат, который немного распахнулся, обнажая плечо. На ключице родинка, маленькая, тёмная, такая заметная на светлой коже. Мысленно вписываю в список пункт – родинка на ключице, и тут же ставлю галочку.
– Где там? – интересуюсь в ответ.
– В моей кладовке.
И снова замирает.
– Ну вот, уже какая-то определённость, – хвалю я. – Что в вашей кладовке? Кстати, у вас есть высшее образование? А вредные привычки?
Алиса смотрит на меня, как на сумасшедшего. А потом огорошивает.
– Там, в моей кладовке, запертый…папа двойняшек.
Тут уже не до разговоров становится. На ходу Алиса объясняет – он покушать попросил. А она его заманила в кладовку, помочь… Ну, и заперла. А кладовка эта, вместе с погребом, отдельно от дома стоит.
Конкретно заперла – на засов, ещё и бревно подтащила, подперла. Ставлю галочку – старательная.
– Это что за беспредел! – кричал запертый. – да я вас…
Дальше такие выражения, что я даже поморщился. Бревно пнул, оно откатилось в сторону.
– Осторожнее, – предупреждает Алиса. – Он может быть опасен.
И пятится чуть в сторону. Вот, как хорошо, ещё и осторожная. Дверь распахивается рывком, оттуда вываливается мужик, которого я бы, например, своим отцом видеть не хотел.
Мало того, я вдруг понимаю, я не хочу, чтобы он был отцом моим детям. За эти дни я настолько сроднился с мыслью о том, что они мои, что сейчас этому в морду готов дать, за то, что он подвергает сей факт сомнению.
– Ты кто? – спрашивает он меня набычившись.
– Папа двойняшек, – любезно сообщаю я.
Он чешет затылок, смотрит на нас растерянно.
– И я папа… У меня и письмо есть, сейчас, покажу.
Достаёт мятый конверт. Такой же, какой и мне достался. Даже марки такие же. Текст, подозреваю, тоже не отличается.
– Мои они, – отвечаю я. – Катись отсюда, пока полицию не вызвали.
Ах, если бы я был так в этом уверен… мужик уходит, но постоянно оборачивается. Я буквально вижу блеск его глаз, несмотря на темень. Такие люди чужие деньги за версту чуют, я знаю. Теперь он просто так не уйдёт, вернётся, попытается выжать хоть что-нибудь. Гордости и принципов у них тоже нет.
– Испугалась?
Алиса кивает и вдруг ко мне прижимается. Ставлю галочку – на ощупь она весьма приятна. Трясётся, наверное, и правда страху натерпелась.
– Пойдём… Дети там одни.
Она от меня отстраняется и кивает. Идём до дома, молчим. У крыльца останавливаемся. Тёмный дом смотрит на нас единственным светящимся окном.
– Спасибо…