Поравнявшись с бегущей ему навстречу девочкой, Таргитай слегка придержал своего коня и протянул руку. В мгновение ока Мирина оказалась в седле впереди отца. Откинувшись назад, она радостно взглянула на загоревшее до черноты родное лицо, а затем обняла Таргитая за шею и крепко прижалась к его могучей груди. Мирина очень любила своего воинственного отца и безмерно гордилась им.
– По дороге мы обогнали большой караван хорезмийских купцов, направляющихся в наше кочевье, – пригладив разметавшиеся на ветру роскошные волосы дочери, сообщил Таргитай. – Ты ведь любишь слушать их занимательные рассказы, Мириночка?!
– Ах! Как замечательно, что они едут!!! – восхитилась девочка. – Мне хотелось бы побывать вместе с купцами в разных странах и увидеть своими глазами чудеса, о которых они рассказывают!
– Как знать, дорогая! Возможно, в будущем твоей мечте и суждено осуществиться, – с улыбкой проговорил Таргитай. – На все воля Высших сил и скифской богини Апи.
С радостным гиканьем скуластые с обветренными лицами конники въехали в залитое утренним сонцем родное кочевье. Их тут же окружила восторженная толпа соплеменников. Осадив коня у шатра Аргимпасы, Таргитай спрыгнул на землю, снял с горячего скакуна Мирину и учтиво склонил голову перед вышедшей к нему пожилой жрицей. Аргимпаса поздравила вождя племени с победой над коварными массагетами и по-матерински поцеловала в лоб. Таргитай подробно рассказал провидице о ходе сражения, после чего направился в свой шатер, чтобы отдохнуть с дороги и привести себя в порядок.
Спустя некоторое время в становище въехали крытые повозки, из которых раздавались болезненные стоны раненых. Посреди кочевья остановилась колесница на высоких деревянных колесах. Подбежавшие мужчины принялись бережно извлекать из нее и укладывать на землю павших в бою скифских воинов. Рядом с Мириной и Аргимпасой остановилась другая колесница. Девушки-лучницы с суровыми лицами и закушенными до крови губами, вытащили из нее тела боевых подруг. Мертвенно-бледные неподвижные тела убитых в сражении девушек вызвали у Мирины чувство ужаса и щемящей тоски.
Жалобно завыли дети. Заголосили старухи в знак скорби разрывая на себе одежду. А несчастные матери погибших лучниц в беспамятстве падали на руки сородичей.
Мирина взглянула на бабушку и вздрогнула от неожиданности. Глаза Аргимпасы с невероятно расширенными зрачками были прикованы к черному оперению стрел, торчавших из груди мертвых девушек. Яростно сжав кулаки, жрица резко повернулась в сторону владений массагетов и гневно воскликнула:
– Ты вновь решил объявить войну моему племени, презренный Аморг!!! – гордо выпрямившись, она сурово добавила. – Но не видать тебе вожделенной победы!! Это говорю тебе я – скифская жрица Аргимпаса, наделенная могуществом Светлых сил!
Девушки-лучницы, с благоговением взиравшие на величественную провидицу, склонились пред ней в почтительном поклоне. А в голове Мирины, как бы издалека, прозвучал вдруг хриплый, леденящий душу шепот: «Не стоит меня недооценивать, Аргимпаса! С нашей последней встречи моя сила неизмеримо возросла! Посмотрим, удастся ли тебе отстоять девчонку на этот раз?!»
– Бабушка! Бабушка, кто такой Аморг? – забеспокоилась Мирина. – И почему он хочет истребить наше племя?
– Пойдем, дорогая! Мы должны позаботиться о раненых! – не ответив на вопрос внучки, строго распорядилась Аргимпаса.
Мирина еще раз взглянула на распростертые тела павших в бою девушек и стенающих возле них родственников. Горестно вздохнув и понурив голову, она побрела вслед за жрицей.
Тем временем в своей юрте радостно и возбужденно хлопотала по хозяйству мать Томиры Спаретта. В закопченном котле кипела баранья похлебка, а на горячих угольях с шипением жарилась рыба. Один из возвратившихся из похода воинов сообщил женщине, что ее муж Ширак жив и здоров, но прибудет в кочевье чуть позже, так как решил помочь табунщикам перегнать на пастбище захваченные у массагетов табуны лошадей.
Потыкав бронзовым ножом куски баранины, и попробовав на вкус похлебку, Спаретта сняла котел с очага. В тот же миг снаружи раздался пронзительный крик Томиры:
– Мама! Мама!!! Вот он! Наш отец вернулся домой!!!
Спаретта выбежала из юрты, а Томира стремглав кинулась навстречу огромному мускулистому воину, скакавшему на рыжем грудастом коне с пышной гривой и хвостом. Увидав близких, Ширак бросил поводья и лихо соскочил с жеребца. Подхватив на руки дочь, он расцеловал ее счастливое личико и ласково взглянул на Спаретту.
– До чего же приятно вновь оказаться в родном кочевье рядом с верной женой и любимой дочуркой! – громогласно воскликнул Ширак и, загадочно подмигнув Томире, шагнул к своему коню.
Порывшись в седельных сумках, Ширак извлек оттуда золотое ожерелье, изящные сердоликовые подвески на косы и серебряный браслет. Бережно сложив подарки на большую мозолистую ладонь, он протянул ее Томире. Ликованию девочки не было предела, у нее никогда не было столь дорогих украшений. Прижав к груди подарки, она с громким верещанием запрыгала на месте. Полюбовавшись на дочь, Ширак вновь полез в седельную сумку и вытащил деревянный гребень, украшенный позолоченными фигурками животных, овальное ручное зеркальце из бронзы и браслет из переплетенных нитей нефритовых бус. Крепко поцеловав в губы зарумянившуюся от удовольствия Спаретту, он вручил ей подарки. Будучи отважным воином, заботливым мужем и отцом, Ширак отличался также деловитостью и практичностью. Сообщив жене, что несколько полезных в хозяйстве вещей, захваченных в становище поверженного врага, он припрятал в одной из повозок, Ширак взял за руку повизгивавшую от радости Томиру и направился к своей юрте. Следом за мужем шла Спаретта, которая с нескрываемой гордостью, несла его большой тугой лук и колчан со стрелами.
Войдя в жилище, Ширак небрежно швырнул на пол массивный щит из крепкой воловьей кожи. Затем он вытащил из-за пояса острый сагарк и, прочтя нехитрую молитву, положил его на низкий столик рядом с бронзовой фигуркой богини Апи и любимой куклой Томиры. Окинув умиротворенным взором родную юрту, Ширак устало потянулся, широко зевнул и уселся на ковер близ очага. Подскочившая Томира заботливо сняла с отца тяжелый панцирь, оберегавший от ранений корпус воина. Скифы изготавливали свои защитные панцири из железных и медных прямоугольных пластин с закругленной нижней частью, которые нашивались на кожаное основание. Глаза девочка испуганно расширились, когда она обнаружила, что на некоторых пластинах появились новые вмятины и царапины от неприятельского оружия. Украдкой коснувшись губами панциря, защитившего ее отца от верной смерти, Томира поместила его на деревянный сундук.
Спаретта выловила черпаком из похлебки крупные куски баранины и сложила их на бронзовое блюдо. Поставив перед мужем еду, женщина налила полную чашу крепкой браги. Затем осторожно, стараясь не расплескать, она передала ее Шираку и, подобрав под себя ноги, уселась напротив.
Схватив грязными руками большой кусок горячего ароматного мяса, Ширак с жадностью принялся за еду, обильно заливая жиром густую бороду. Съев второй кусок баранины, он отхлебнул браги, вытер рукавом жирные губы и принялся рассказывать жене о том, как стремительная скифская конница разгромила ненавистных массагетов и разграбила их кочевье. Сделав изрядный глоток браги, Ширак продолжил:
– По приказанию Таргитая были оставлены в живых только старики, женщины и дети. После битвы нам удалось обнаружить и освободить из рабства захваченных ранее массагетами скифов и представителей других союзных племен.
Спаретта внимательно слушала рассказ мужа и время от времени одобрительно кивала головой.
– Но это еще не все, Спаретта! – серьезно посмотрев в глаза жены, заявил Ширак. – В сражении принял участие и предводитель массагетских шаманов Аморг. Вот уже несколько лет как это коварное исчадье ада не объявлялось на поле битвы, предпочитая сеять зло и раздор на пограничных со Скифией территориях.
– Аморг?! – дрогнувшим голосом переспросила женщина. – Сколько горя и страданий принес нашему племени этот гнусный кровожадный массагет! Ведь именно от его руки пала на поле боя наша славная воительница Опия – жена вождя Таргитая. Из-за него осиротела Мириночка!!!
– Да, Спаретта! Черный шаман Аморг – чрезвычайно опасный и страшный враг! – нахмурившись, отозвался Ширак. – Я видел собственными глазами, как пущенные в него скифские стрелы, непостижимым образом меняя вдруг траекторию своего полета, не достигали цели. Но смертоносные, с черным оперением стрелы Аморга всегда находили свою жертву. Подлому шаману с небольшой группой уцелевших всадников удалось уйти от погони и скрыться в горных отрогах, – скрипнув зубами, Ширак гневно прорычал. – Попадись мне в руки этот Аморг!!! С каким наслаждением я свернул бы ему шею!!!
В приступе дикой ярости Ширак так крепко сжал в кулаке глиняную чашу, что та треснула и раскрошилась. Многочисленные осколки с шорохом упали на кошму. Проворно вскочив на ноги, Спаретта налила браги в другую чашу и с понимающим взором подала ее мужу. А с интересом прислушивавшаяся к разговору родителей Томира, юркнув под руку отца, быстро собрала мокрые осколки и выбросила их из юрты. Вернувшись, девочка нежно обняла Ширака за крепкую шею и потерлась лбом о его щеку. От бесхитростной ласки ребенка лицо могучего воина просветлело, и он постепенно успокоился.
– Радость победы над массагетами отравляет лишь мысль, что в сражении погибли несколько скифских воинов и среди них четыре славные девушки-лучницы. Они бесстрашно шли в бой, поражая врага своими меткими стрелами, – сказал в заключение Ширак и с тяжким вздохом поглядел на жену.
– Как жаль, что смерть забирает таких молодых и здоровых! – печально отозвалась Спаретта. – Но я уверена, что могущественная богиня Апи позаботится о доблестных скифских воинах, обеспечив им безбедное существование в Мире предков!
Тем временем Томира надела на себя все привезенные отцом украшения и с восторгом разглядывала свое отражение в новом зеркальце.
– Пожалуй я пойду показать подарки Мирине! – замирая от счастья, воскликнула девочка.
– Думаю, что сейчас не время хвастать обновками! – неодобрительно качнув головой, строго произнесла Спаретта. – Провидица Аргимпаса и Мирина очень заняты. Они оказывают помощь раненым в бою воинам, а ты можешь им помешать!
– Вовсе нет! Жрица Аргимпаса совсем не будет сердиться! Они с Мириной уже многому меня научили, я смогу помочь им ухаживать за ранеными, – с гордостью объявила Томира и, бережно сняв украшения, выбежала из юрты.
– Как знать, возможно, из нашей Томирочки со временем получится неплохая целительница! – предположила Спаретта, с теплой улыбкой глядя вслед дочери.
Ширак согласно кивнул головой и вновь принялся за еду. Утолив голод и неторопливо допив хмельную брагу, он вытянулся на толстом ковре, устилавшем пол. Положив голову на пеструю войлочную подушку, Ширак мгновенно заснул. Его раскатистый богатырский храп, казалось, сотрясал стены юрты.
Присев на корточки рядом со спящим мужем, Спаретта с любовью вглядывалась в его усталое бесконечно дорогое ей лицо. Ширак не был красив. У него был заросший бородой твердый подбородок, крупный нос и выступающие скулы. Но выразительные карие глаза, улыбчивые губы, веселый нрав и могучее телосложение делали его весьма привлекательным мужчиной. Каждый раз, когда муж отправлялся в поход, Спаретта в страшной тревоге молилась день и ночь богине Апи, прося ее быть милостивой к Шираку и вернуть его семье живым и невредимым. Спаретта взяла чистую тряпицу и, намочив ее в родниковой воде, осторожно смыла запекшуюся кровь со лба мужа. Вражеская стрела лишь слегка задела его, разорвав кожу на голове.
Поцеловав крепко спящего Ширака, женщина поднялась и вышла из юрты. Она сняла с коня мужа седло, уздечку с позолоченными головами оленей и чепрак из дорогой китайской ткани. Затем Спаретта тщательно вычистила могучего статного жеребца скребницей. Скифы любили своих красивых породистых скакунов. Хорошо вышколенный боевой конь не только нес своего хозяина, но и активно помогал ему в бою. Мощные удары копытами были весьма опасны для врагов. Спаретта угостила жеребца лакомством – куском вчерашней лепешки. Теплыми мягкими губами конь осторожно взял из рук женщины угощение и спокойно дал себя стреножить.
– Рыжий! Рыжий! Красавец ты наш! – ласково проговорила Спаретта, потрепав его по сильной мускулистой шее.
Как бы в знак благодарности за ласку, жеребец энергично закивал гривастой головой, после чего принялся мирно щипать траву, растущую подле юрты.
Сородичи уложили раненых в бою воинов на войлочные подстилки перед шатром Аргимпасы и стояли поодаль, терпеливо ожидая, пока целительница закончит осмотр. Аргимпаса сосредоточенно переходила от одного раненого к другому. Она обрабатывала резаные раны лечебными настоями, быстро и ловко вытаскивала обломки стрел, прикладывала целебные зелья. Пожилой жрице помогала Мирина. Точным уверенным движением девочка пережимала сосуды и останавливала кровотечение. Ее небольшие сильные руки старательно накладывали повязки из белого трепленого холста, и для каждого страдальца у Мирины находилось теплое ободряющее слово. Нашлась работа и прибежавшей на помощь Томире. По распоряжению Аргимпасы она приподнимала голову раненых и поила их болеутоляющим или обеззараживающим настоем.
После того как была оказана помощь всем пострадавшим, жрица позволила родственникам забрать домой тех, кто получил в бою незначительные повреждения. А тяжелораненых Аргимпаса приказала оставить рядом со своим шатром, чтобы было удобнее присматривать за ними. Соплеменники быстро соорудили над оставленными воинами просторную юрту и разошлись по своим жилищам. Провидица и девочки остались ухаживать за ранеными. Время от времени Аргимпаса меняла промокшие от крови повязки, а Мирина и Томира смачивали родниковой водой сухие потрескавшиеся губы воинов. Один из них, израненный сразу несколькими массагетскими стрелами, громко стонал, метался в бреду и что-то бессвязно бормотал. Мирина заботливо напоила воина отваром из корня подорожника и положила свои прохладные ладошки на его пылающий лоб. Через некоторое время лихорадка уменьшилась, и раненый забылся в тяжелом сне.
Воспользовавшись передышкой, Томира, тронув за рукав Аргимпасу, робко спросила:
– Провидица, мой отец рассказывал маме, что в этом сражении участвовал массагетский шаман Аморг. Почему этот жуткий человек неуязвим в бою? И чем отличаются смертоносные с черным оперением стрелы Аморга от наших – скифских?!
Девочки заметили, как при упоминании имени массагетского шамана сменилась в лице Аргимпаса. Обычно мягкое, доброжелательное выражение исчезло, превратив лицо жрицы в холодную презрительную маску. Гневно сверкнув глазами, Аргимпаса сухо произнесла:
– Никогда еще степь не порождала существа более низменного, злобного и кровожадного. При появлении на свет Аморга сама природа содрогнулась от ужаса и отвращения. Средь бела дня настала ночь. На солнце наползла зловещая черная тень, воцарилась гнетущая тишина, умолкли птицы, сомкнулись чашечки цветов. Аморг еще довольно молод, но за свои сорок лет, он умудрился натворить столько бед, сколько не сотворили за целое столетие все массагетские шаманы вместе взятые. Аморг почти неуязвим, так как находится под охраной подвластных ему духов Тьмы – беспощадных и жестоких, как он сам.
Сделав паузу, Аргимпаса взглянула на притихших девочек и, огорченно вздохнув, продолжила:
– Что же касается упомянутых Томирой стрел с черным оперением, то могу пояснить. В отличие от скифских стрелы черного шамана Аморга имеют трехгранный наконечник с острым шипом у основания. Эти стрелы наносят тяжелейшие ранения. Их невозможно вытащить, так как при извлечении древка, шипы остаются в ране, глубоко поражая плоть и разрывая сосуды.
– Бабушка, а о какой девочке говорил черный шаман? – тихо спросила Мирина, пристально глядя в глаза старой жрицы.
– Так значит, ты тоже слышала его угрозу, Мирина?! – судорожно глотнув воздух, воскликнула Аргимпаса и на мгновение, чтобы скрыть охватившее ее волнение, прикрыла лицо ладонями.