Надуйте наши души. Swell Our Souls

Илайя моргнула, и её взгляд сфокусировался на огнях, строящихся в воздухе под завершающие Пляску оркестровые зигзаги.

– Что ты видишь? – выпалила она, уцепившись за Юлия, прежде чем сообразила, что огни – это имитация, анимационный футаж на экранчиках квадрокоптеров.

Танцоры и дроны с чучелами птеродактилей смешались, и, продолжая вращение, выстроились на арене в сложную и постоянно метаморфирующую акробатическую фигуру, которая вскоре стала ритмично сокращаться, как мышца. И когда скрипичная агония достигла своего пика, прежде чем прерваться покоем, они почти прижались друг к другу и, наконец, волнообразно вздрогнув, бездыханно рассыпались по арене.

И новым взрывом оглушило Летний театр – то был шквал аплодисментов впечатлённой публики.

– Мощно, – потрясённо изрёк Юлий, только сейчас обнаруживая вцепившуюся в него руку Илайи. – Кто это такие, вы о них слышали?

– Танцоры или музыканты? – возбуждённо отозвалась Таня, штудируя буклет. – Этно-рок группа «Феникс», балет «Квадрокоптер». Впервые слышу как об одних, так и о других.

– Ты в порядке? – Юлий наклонился к Илайе.

– Мне не по себе, – призналась та.

– Тебя знобит, – Юлий тронул рукой её лоб. – Жара нет, но тебя всю колотит. Ты не замёрзла? – он хотел снять с себя куртку, но Илайя категорически отказалась.

– Добро пожаловать на бал Избранника ветров! – зазвучал голос ведущего, как только овации чуть стихли. – Сегодня мы играем музыку, которую никто не слышал, и показываем программу, которую никто никогда не видел. Мы чествуем ветер и обещаем вам улётное настроение. Наши бойцы уже извелись от нетерпения, – ведущий показал на роккаку, привязанных к стойке. – И мы не заставим долго ждать ни вас, ни их! Ну а пока угощайтесь, развлекайтесь, наслаждайтесь! Да, и не забывайте о шампанском – его тут горы, если кто не заметил.

Ведущий ушёл со сцены, а музыканты заиграли убаюкивающую босса-нову.

– Чем займёмся? – спросила Илайя, чтобы стряхнуть с себя настороженное внимание Юлия, Тани и Михаила.

– Юлий бы, конечно, не отказался сверкнуть эрудицией, взять тройку-другую вопросов, – отозвалась Таня. – Но я предлагаю перекусить, пока не началось состязание. Слышали, что он сказал? Уже скоро!

Они спустились к ближайшему фуршетному столу, откуда Таня тут же взяла бокал шампанского и шоколадный маффин и, присев на барьерный выступ, что отделял арену от условных трибун, приступила к праздно-блаженному созерцанию публики. На столе были овощные и сырные канапе, тарталетки с салатами, буше с муссами и икрой, мясные и рыбные кубики на шпажках, слоёные веррины, профитроли с начинкой из грибов или морепродуктов, креветки в кляре, виноградные улитки, всевозможные пирожные в таком изобилии, что Михаил затруднился с выбором. В двух шагах от него Илайя пробовала одно за другим искусительные угощения, надеясь окончательно отделаться от давешнего наваждения. Юлий проглотил пару профитролей, запил стаканом колы и, тоже шагнув к барьеру, принялся изучать обстановку.

– Весь местный бомонд как на ладони, – ухмыльнулась Таня.

– А где Илайя? – спросил Юлий.

– На месте, – Таня качнула головой назад. – Вон жуёт. Гляди – около вазонов ваш мэр с женой и пятнадцатилетним сыном. Этот пацан на днях выиграл мотогонку, попал в прессу, и был разоблачён – родители, оказывается, не знали, что он этим увлекается. Ох и всыпала ему, должно быть, мамаша. А рядом с ним – знаешь, кто? Столичный телеведущий, самый популярный политический обозреватель. Недавно развёлся с женой, с которой они прожили двадцать лет – все были в шоке, ведь у них пятеро детей. А та дама в лоскутном комбинезоне – Лала Бо, супермодный дизайнер одежды, подмочившая реноме из-за недавнего конфуза: её платье треснуло на Геле Виртуозной – победительнице шоу талантов и народной любимице – как раз в тот момент, когда та вышла на сцену за премией поп-исполнительницы года. Что послужило истинной причиной: то ли нарушенная диета Геллы, то ли профессиональный провтык модистки – до сих пор интрига. А вот, собственно, и сама Гелла – под руку с новым тренером нашей сборной, аргентинцем. На публике он вечно трётся возле неё – пытается создать впечатление, что у них отношения, будто кто-то ещё не знает, что на самом деле его любовник – Глеб Кротиков, депутат, герой коррупционного скандала, связанного с приватизацией металлургического завода.

– Откуда ты всё это знаешь? – поразился Юлий.

– Из Интернета, конечно, – хмыкнула Таня. – Инстаграм, блоги, новостные порталы.

Илайя посмотрела на Юлия, потряхивающего согнутой ногой, на Таню в её милом платье, и они показались ей такими родными, и эта их беспечная болтовня – такой многообещающей, что она заторопилась к ним, ища в их компании спасения от дурного предчувствия.

– А вот и твоя Илайя, – демонстративно подвигаясь и уступая ей место рядом с Юлием, сказала Таня.

– Ольга здесь, – сказал Юлий, обращаясь к Илайе.

– И её я знаю, – сказала Таня, проследив за его взглядом. – Светская блоггерша. У неё много занятных темок, уже требующих, правда, более молодого автора.

– А рядом с ней – её жених, – добавила Илайя.

– Да ладно! – не поверила Таня. – Ого, они смотрят на нас, мы слишком громко это сказали?

Ольга и Анатолий, кивая встречным знакомым, он – с ироническим, она – с загадочным видом, неторопливо приблизились.

– Добрый вечер, – Анатолий обратился ко всем с одинаковой улыбкой, но, остановившись на Тане, вскинул брови, вытянул шею и блаженно потянул носом. – Вы обворожительны.

– Чего не скажешь о тебе, – недовольно добавила Ольга, обращаясь к Илайе.

– Это моя мать, – пояснила Илайя Тане, которую удивила неделикатность Ольги.

– Ольга Головей – твоя мать? – переспросила Таня.

– Ольга Головей ещё и мать, – услышала Илайя у себя за спиной, обернулась и узнала сенсациониста Витаса Блябова. – Тебе стоит чаще напоминать об этом своим подписчикам – это добавит тебе баллов.

– Сунуть лицо в тантамареску вечных ценностей – только профан может ждать от Ольги такой банальщины, – возразил ещё один голос, принадлежавший женщине лет пятидесяти воинственно-интеллигентного вида, которая показалась Илайей похожей на библиотекаршу.

Вокруг них стихийно собралась группа людей, среди которых Илайя узнала многих завсегдатаев маминых приёмов.

– Наблюдая Ольгу в эпицентре этой семейной идиллии, я невольно задаюсь вопросом, чего ради она заглянула на огонёк Летника: культурного досуга или делового шпионажа, – тут как тут подвернулся Шкодный Жорж, авангардно-консервативный писатель, с которым Ольга на днях повздорила в комментариях к фейсбучному посту о разнице между рустикальным и экологическим стилями в одежде. Он многозначительно поглядел на Ольгу, явно гордясь концентрацией намёков в своей реплике и как бы ожидая, на какой из них она выберет отреагировать: то ли на характеристику общества Анатолия эпитетом «семейный», то ли на обвинение в неоригинальности.

– С таким локомотивом, как Вы, Георгий, слухи грозят опередить события, – с горделивым смущением ответила Ольга и любовно покосилась на Анатолия.

– Одной мне так показалось или Жорж диагностирует у вас антиконкурентную лихорадку? – выдувая облако пара от вейпа, подкралась неотразимая Лиза Бронс и, встретившись взглядом с Илайей, подмигнула ей.

– Если на мысль о лихорадке тебя натолкнул цвет моего кимоно, то знай, что это лишь жест доверия талантливому дизайнеру, – с достоинством ответила Ольга.

– Очевидно, что он имел в виду королеву бала, – вклинился широколицый бородач Макс Славин, выскочка-комментатор, недавно заявивший о себе в большом спорте и ещё не вполне отесавший свои перлы. Рост его популярности был во многом обусловлен бесхитростностью его реплик, приперченных их же безапелляционностью. – Миру Пандробанову. Приношу извинения дамам – видали, как они носы покривили: Мамзель Манн.

– Должна сказать, что мой интерес к ней определённо подогрелся, – призналась Лиза Бронс. – Просвещённые люди ничего особенного не ждали и опасались даже шансона, а тут чувствуется вкус и концепция.

– С нехилым размахом дамочка, – Макс Славин выставил руку назад. – Если она продолжит в том же духе, то в следующем году никакой интриги вокруг вашего вожделенного женского рейтинга не будет. Да и вообще! – он махнул рукой.

– Что – вообще? – невинно уточнил Шкодный Жорж, и его губы поскользнулись на мстительной ухмылке.

– Местный рейтинг давно принёс беспристрастность в жертву вежливости.

– Почему молчишь? Я же точно знаю, что ты с этим не согласна, – выждав секунду, обратился Анатолий к Лизе Бронс.

– Если начну спорить, не услышу много такого, о чём можно написать, – пожала плечами та.

– Что вы сказали о Мире Манн? – какой-то человек с фотоаппаратом фамильярно тронул Макса за руку.

– Ничего я не сказал. Жду не дождусь, как и вы, – отталкивая наглеца, брезгливо отчеканил тот. – Видали? Их там дюжина отрядов, дежурят на всех входах, поджидают, когда её привезут.

– Кто поджидает? – не понял Шкодный Жорж.

– Папарацци, – сказал Витас Блябов. – Объективы засунули под мышки, и ходят-курят, косят под гражданских.

– Именно, – поддакнул Макс Славин. – Внутри уже всё прочесали – не нашли и следа. Но я зуб даю, что её тут где-то прячут. В толпе даже, очень может быть.

– В толпе бы её заметили, – возразил Анатолий.