Тонечка и Гриша. Книга о любви

Грозовою тучей ходят по казацкой слободе слухи о неминучей войне с кайзером, царём немецким.

Но в семье Екатерины и Степана Терченко – своё событие, много для них важнее. Родилась дочь – Антонина. Появилась на свет 14 июня 1914 года, чуть опередив начало Первой мировой.

Отец новорожденной, Степан Петрович, человеком слыл примечательным.

Был он родом из семьи первых казаков-переселенцев. Пётр, отец его, обладал весьма даже немалым состоянием.

Да и страшным гордецом был к тому же. Крутенек нравом.

Имел Пётр большой дом во Владивостоке и затейливую, из белого камня сложенную, дачу у далёкого тёплого и солнечного Чёрного моря.

Выслужил личное дворянство и приобрёл себе двойную фамилию Терченко-Рябов.

Но однажды сын его старший, Степан, стукнул кулаком по столу и в сердцах покинул отчий кров.

Ушёл. Навсегда.

Супротив воли отца, женился Степан по великой своей любви на огневой красавице, казачке из простых, Катерине Беловой.

Пётр же в гневе лишил непокорного сына наследства, да и знаться с ним перестал.

Теперь, заприметив на улице Степана с семьёй, отец переходил на другую сторону. Не смотрел на сына даже.

Пришлось Степану дальше самому жить, своим умом. К счастью, был он человеком образованным и очень даже знающим, рассудительным к тому же. Такого с радостью взяли проводником на КВЖД. Начинали строить, тянуть КВЖД ещё в 1898 году, и ведут всё дальше и дальше в китайские края.

Часто, очень часто, бывает теперь Степан в отлучке.

Ездит с составами в Китай.

И каждый раз поражается чудесам.

Сказочным природным ландшафтам – богатству выдумок незримого, вездесущего творца, вознёсшего к облакам эти кручи, расстелившего, как скатерти самобранки, эти луга и поляны, щедрой рукой рассыпавшего вековые вечнозелёные леса и живописные долы… Красота-то какая!

А ещё восхищается Степан искусностью человека – дорожного строителя. Прорубил человек тело гор, вечной мерзлоты, пробурил тоннели, возвёл высоченные насыпи, чтобы спрямить рельефы местности.

Как червь ползёт-извивается состав Степана. Свистит-ревёт паровоз…

Еле вписывается состав в узкие теснины меж прорубленных сопок.

Ныряет в темень каменных утёсов, меряет вёрсты болотистой равнины…

Всё дальше и дальше идут-бегут рельсы, мелькают шпалы стучат колёса… Вперёд-вперёд!

Где окончится дорога?

Может и нет у дороги конца?

Катерина же живёт в посёлке возле пригородной станции Угольная. Живёт в своём большом доме среди целой слободы Беловых: родных братьев, сестёр, двоюродных и троюродных, дядьёв и тётушек.

Вот уж и свои детишки пошли… Трое старших (Никита, Марья, Георгий), а затем и Тонечка, за нею – Таня и Люба.

Достойная должность Степана даёт возможность жить хоть и не роскошно, но безбедно. Семью уважают.

Первая мировая не затронула работников КВЖД – слишком важным был объект для всех. И Степан призван на войну не был.

А казаки-уссурийцы выставили на поля далёкой от них и чуждой русским войны конный полк шестисотенного состава, конный дивизион из трёх сотен и ещё шесть отдельных сотен.

Вот сколько собрали людей.

Храбро бились уссурийцы. Многие сложили буйны головы на европейских полях той войны, в грязи окопов, задыхаясь от немецких газов… Так далеко от родных дальневосточных мест.

Казак умирает, друзей умоляет:

– Насыпьте курганчик земли в головах… Так сложили песню… В боях с немецкой кавалерией героями показали себя казаки! Немногие вернулись домой.

А те, кто вернулся, пришли с Белой Армией.

И дальше события в неспешное Приморье посыпались, как из рога изобилия.

Завертелось, закрутилось колесо Истории.

В город прибывали войска, много войск. С ними вместе – немыслимые ранее порядки и страшные, потрясающие воображение, слухи о сломе мирового трёхсотлетнего государственного устоя, о надвигающемся конце света…

Тем временем, в сонном посёлке на пригородной станции Угольная, росла себе героиня нашей повести – Тонечка. Раньше, до начала угольной добычи, место это называлось «Разъезд 30-я верста». Но нашли уголь, открыли шахту, стала теперь станция – Угольная.

Посёлок этот был заселён казаками довольно поздно. Раньше здесь жили только корейцы. Долина полуострова Муравьёва-Амурского, конечно, место весьма примечательное, но для первопоселенцев – не мёд и не сахар. Зажатая сопками, выходит долина к Амурскому заливу.

Бежит там речка Песчанка.

С востока над станцией Угольная и посёлком вздымается Синяя сопка. Высокая и непролазная. Летом стоит вся она в зелени кустарников, дальневосточных лиан и пихт. Растёт там и приветливый лимонник, и колючий чёртов куст.

Вот уж, воистину – чёртов куст. Высотой в два человеческих роста, всё вокруг оплёл плетями в острых колючках. Мимо так просто не пропустит.

Тонечка всем на свете интересовалась, выспрашивала мать.

– А отчего это – «чёртов куст», а иные говорят – «дикий перец»?

– «Чёртов куст» потому, что лезет, хватает тебя! Пока продерёшься мимо него, чёрта дикого, перечертыхаешься, всё платье порвёшь. А «дикий перец» – потому, что корни его выкапывают и лечатся ими. Бають-то, ничем они женьшеню не уступают, – так поясняла Катерина дочурке.

Мальчишки, старшие братья Тонечки, хвастали дома, что добирались до вершины Синей сопки. Говорили – поросла она колючими, страшного вида, то ли деревьями, то ли высоченными кустами.

– С вот такими колючками! Не хочешь, а заорёшь! Насквозь прошивают!

И в доказательство своих слов пугали Тонечку страшными, крепкими и острыми древесными иглами. Тонечка визжала, а мать, Катерина, отвешивала мальчишкам по увесистому подзатыльнику, а сама посмеивалась над Тонечкой.

– Вот то-то же, орёшь! Так и зовут это дерево-то! Отец баить, это «оралия», да ещё и «маньчжурьская», в придачу. Она на гарях хорошо растёт…

Мать любила петь и рассказывать сказки. Тонечка особенно просила одну и ту же. Про багульник. И коротка была та сказка, а чем-то задевала детское воображение.