Тонечка и Гриша. Книга о любви

Что было?

Что есть?

Чем сердце успокоится?

Что говорят карты?

Что же было?

А было так.

Стеной стал Дальний-предальний Восток. Не впускает никого чужого. Непроходимые дебри, непролазные чащи, кудрявые сопки, бурливые реки, грозящие наводнениями, болота, горные хребты Сихотэ-Алиня, тайга, океан. Берегись!

Но вот же – большой город Владивосток!

В 1860 году был заложен он.

– Владей Востоком, – якобы так напутствовал новое поселение на полуострове Муравьёва-Амурского сам генерал-губернатор Восточной Сибири граф Муравьёв -Амурский.

На том месте основали это поселение, где по сопкам раньше редкими племенами разбросаны были дальние родственники китайских маньчжур: удэгейцы, нанайцы и тазы, так похожие на североамериканских индейцев. Там, где кучно проживали корейцы. Где были дикие дальневосточные джунгли и глушь. Далеко, дальше некуда! А и правда, куда дальше идти-ехать? Только плыть. С трёх сторон полуострова блестит под солнцем Великий Тихий океан!

А через пятьдесят лет – гляди и дивись!

Серые гранитные набережные.

Подъёмы и спуски, лестницы: широкие каменные, простые, деревянные.

На мощёных брусчаткой улицах – военные: пограничники, моряки, казаки. Мужской город.

Стоят вдоль улиц дома красиво-каменные, дворянские.

Пониже – купеческие, а ещё ниже раскинулись казацкие слободы.

Крепкие подворья, высокие заборы, тесаные ворота.

Грозные собаки.

Крутые нравы.

И всё связано-завязано великими и удивительными железными путями-дорогами: Великим Сибирским путём (Транссибирской магистралью), Маньчжурской железной дорогой (КВЖД – Китайской Восточной Железной Дорогой).

Нет жизни Приморью без океанских и железнодорожных путей.

Страшно далеко Приморье, да и Амурский край, от центральной России-матушки. Слишком много тут китайцев, корейцев, да теперь ещё и японцев.

Вот встарь и стали приказами да обещаниями землицы переселять сюда донских, оренбургских и забайкальских казаков.

Нести государеву службу.

Охранять строящийся Транссиб, да и поселения вдоль дороги.

Посылали приказом проштрафившиеся нижние чины. Записывали в казацкое сословие крестьян, изъявивших желание и польстившихся на немалый земельный надел.

Большими семьями переселялись.

Нелегко было.

Сплавлялись при полном бездорожье только по рекам: на плотах и лодках. Где можно было – гнали скот по берегу. Гнать-то гнали, да сколько его дошло? А когда добрались-доплыли, тут ещё новая беда!

Места для казацких поселений выбирали чиновники в высоких кабинетах. Выбирали-то по картам.

А карты тогда особой точностью не отличались. Вот и оказывались поселения на неудобьях: в болотах или на каменистых крутых сопках.

А колючие кусты и лианы?

Не пробраться, не проехать.

Тайга дикая, нехоженая тайга.

Как в ней расчистить делянку под поле?

Что же, придумали казаки срубать деревья и пропитывать селитрой комли пней. Для этого коловоротом сверлили отверстие на глубину жала, шириной пальца в три. Засыпали туда селитру и затыкали деревянной побкой. Через пару недель – когда селитра проникала по всем корням – поджигали.

Выгорали корни в почве!

И корчевать не нужно!

Но поднимать таёжную целину – не каждому по плечу. Вспашут накануне, а утром, с первым лучиком солнца – гляди – всем поселением сидят на пашне и обухом топора комья поднятой земли разбивают…

А комья те более похожие на куски железной руды, все пронизанные корнями трав.

Немыслимый труд…

А папоротники? Их непросто выполоть, такое упорное сорное растение.

А и пахать-то приходилось казакам с винтовкой за плечами.

Полна тайга хунхузов. Бандитов узкоглазых.

– Мать, подай винтовку.

– Не пойму, чи на войну, кормилец, идёшь, чи на пахоту?

– Вчерась на той сопке ребята конных видели. Косы, кофты синие. Китайцы значить. Но за плечми блестит. Винтовки.

– Так это…

– Хунхузы это. Мужикам-то китайским винтовки не положены. Им за это смертная казнь. А разбойникам, ядрить твою, значить, можно это, ружьишки! Запрись в доме, мать. И ребят никуды не пускай!