Тонечка и Гриша. Книга о любви

Закончился 1937 год. В РККА среди командиров разных уровней шли аресты.

Офицеров.

Членов семей.

Затронуло и пограничников. В погранвойсках велась кампания за усиление дисциплины и исполнительности.

Органами НКВД проводились активные мероприятия по «беспощадному выкорчевыванию из армейской среды троцкистско-бухаринских и буржуазно-националистических элементов». Как-то получилось, что в одночасье освободилось много командных должностей.

Григорий Сергеевич, приходя со службы, предупреждал Тонечку,

– Ты теперь вот этого фамилию нигде не упоминай. Он оказался врагом.

Тонечка, бледнев, кивала. Она вовсе не болтлива была, а теперь и совсем примолкла.

В январе 1938 года и саму Тонечку вдруг обвинили в дворянском происхождении! Да так вышло серьёзно, что ей пришлось доказывать всю беспочвенность этих обвинений.

Ой, и натерпелись они с Гришей страху!

Потом вдруг откуда-то всплыл другой навет о том, что она – дочь священника. И опять Тонечке удалось отбиться.

Чудом каким-то!

Посылали запрос во Владивосток, выяснили, что вся семья матери была в красных партизанах, а отец, Степан, хоть и из казаков, против советской власти не воевал, ни в чём предосудительном не участвовал. Да и родился он до того, как дед Тони получил личное дворянство, в метриках его это не отразилось никак. А вот смертельно-опасный факт этого дворянства деда Антонины по счастливому случаю не всплыл совсем. А оба Тониных брата были на хорошем счету в Приморье и имели отличную партийную характеристику. Григорий несколько месяцев, пока шло разбирательство, спал на полу у порога. Спал, положив рядом собранный узелок. Так он сам решил… на всякий случай, чтобы, если «придут», не будили семью, девочек.

Как трогательно это было и наивно.

Но, как-то обошлось.

С конца 1938-го года в личном деле офицера Красной Армии Григория Сергеевича Мусенкова появилась запись «начальник маневренной группы». Он пояснял дома,

– Понимаешь, Тося, маневренная группа – это резерв пограничного отряда для наших 4-х застав. Понимаешь? Это важно, особенно в настоящее время. Я ещё буду обучать младший начсостав. У нас школу учредили.

Григорий умалчивал, что под его командованием теперь было 42 пограничника, вооружение. Два станковых пулемёта, четыре ручных, винтовки и 2 грузовика.

Два следующих года прошли относительно безоблачно… Относительно. Как возможно на границе в такое время…

Теперь и Тонечка была одета не хуже других.

И живут они в доме, не в бараке.

Своя кухня даже есть. Тонечка каждый день готовит обед и радуется.

Смотрите, у них всё как у людей!

Праздники встречают все вместе, всей заставой. Музыка, флаги, девочки веселятся, прыгают вокруг Тони.

Она и тут стала председателем женсовета и хлопот у неё теперь довольно. Всё организовать, разрешить хозяйственные и бытовые вопросы, которые перед ней ставят её подруги, жёны пограничников.

– Идите, доченьки, поиграйте, с детьми. Мама с тётями поговорит.

Девочки подрастали. Радовали родителей. Скоро Верочке уже идти в школу.

10. Бессарабия. Комдив Котовский

Стоят дубы не зная стра'стей,
Зима-весна, опять зима…
Под ними в битве самовластий
Шумит людская кутерьма…
А по пролескам, по низинам,
Где странно вздыблена земля,
Ковёр нетканый, ярко-синий
Опять раскинул Лель, любя.

Летом 1939 года Григорий Сергеевич согласовал выезд от места службы в Тирасполь. Поехали всей семьёй. Тоня всегда бывала в городе с радостью. Правда, очень редко удавалось. Сам город Тонечке нравился. По пути туда она разглядывала бесконечные поля и каналы оросительной системы. Молдавская автономная советская республика была чистенькой, уютной. Утопала в зелени садов, в бескрайности полей. Солнце золотым яичком каталось по лазурному блюдцу небосвода. Тонечка веселилась чуть не больше своих девочек. Ей всё было в радость.

– Гриша, ой, как много каналов!

– Тут же дождей не столько, как в Приморье, поливать нужно.

– А полей-то, полей сколько! Куда ни глянь!

– Так, Тося, тут же республика «заготовок на зиму», – смеялся Григорий Сергеевич.

– Представь нашу страну – как семью, вот здесь «хозяйка» выращивает ягоды и овощи и «закатывает их на зиму».

– Ты шутишь?

– Ну да… А если серьёзнее, то сюда в 1925-1930-х годах из скудного бюджета нашего советского государства было направлено такое огромное количество денег, ты не поверишь! Как раз восстанавливать сельское хозяйство и местную промышленность. И что? Восстановили и так скоро.

– Местную? Это как?

– Ну, сахарные заводы, спиртоочистительные, консервные. Здесь выращивают, здесь и перерабатывают. Сама видишь, сады, сады, поля с сахарной свёклой, виноградники кругом. Нам лектор сказал, что в этом 1940 году тут рекордный урожай овощей – 91 центнер с гектара. Это выше, чем в сопредельной Бессарабии в три раза! Кстати, зря ты местных «бессарабами» зовёшь, давно хотел тебе сказать. Зови их молдованами.

– А кто же они, как не бессарабы, – заупрямилась Тонечка, – Гриш, а они все тут по колхозам! Мне хозяйка рассказывала. Поголовно все в колхозах!

– Так уж и все! Тут и заводы тоже есть: чугунолитейный, известковые… да мало ли. Так что и рабочих тут хватает. Не только колхозники.

– Знаешь, Гриш, а я вот удивляюсь, тут все грамотные. Прямо все! Не то, что у нас на Сахалине…

– У нас в школе младшего начсостава один преподаватель истории говорит, что в 1937 году, ну, когда мы сюда приехали, только 3 процента людей оставалось неграмотными. Он говорит, тут открыто более 500 школ, есть и пединститут в Тирасполе. Если у нас всё пойдёт хорошо…

– Да, Гриш, я бы поучилась. На учителя… младших классов… Очень хочу…

– Тось, если всё будет хорошо… конечно!

Девочки устали сидеть и вертелись. Им хотелось побегать. Они уже привыкли к молдавской вольнице.