Не повтори моей судьбы

На шум и крики с топором в руках прибежал сосед Василий Дмитриевич. Он охнул при виде Таисии, потом бросил на пол топор, схватил ковш с холодной водой и плеснул ей в лицо. Потом тайком сунул в карман оба конца разрезанного пояска от халата.

–Ну ты, бабонька, довела себя,—укорил он безвольно прислонившуюся к кровати Таисию, по лицу и груди которой текла вода.—Последнее дело вешаться бабе, у которой дитя на руках.

Он продолжал бубнить про себя, а сам оглядывался, стараясь понять, что послужило причиной такого поступка Таисии. На смятой постели он заметил конверт, взял его в руки, покрутил и так и эдак. Ни адреса, ни обратного адреса не было. Василий Дмитриевич постеснялся сунуть нос в конверт и осторожно положил его на столик. Потом он услышал странные квакающие звуки за своей спиной, обернулся и увидел, что это плачет Таисия. Травмированное горло не давало ей реветь во весь голос, и она выдавливала из себя рыдания порцию за порцией. Слезы же беспрепятственно лились по страдальчески сморщенному лицу бедной женщины.

–Чует мое сердце, беда случилась,—пробубнил себе под нос Василий Дмитриевич. Потом потоптался возле плачущей Таисии, дернул себя за ус и пошел на голос соседки, которая все уговаривала Шурочку не плакать.

–Посмотри, какую куклу тебе прислал папа,—шмыгала носом соседка.—Не забыл про тебя за своей границей. И котик совсем как Ружа, погляди только.

Но Шурочки было не до куклы. Она сама, как сломанная кукла, лежала поверх клетчатого покрывала, смотрела в потолок и слушала, как рядом, за стенкой плачет мама.

А вскоре и родители, и соседи, и женщины на работе узнали, что в посылку было вложено письмо от старшей дочери Давида Михеевича, Лии. Она лаконично сообщала, что её отец, Давид Канцлер, скончался от внезапной остановки сердца. Среди его вещей был обнаружен подготовленный к отправке подарок—дорогая кукла, и приложено письмо, из которого Лия Давыдовна и узнала о существовании второй семьи своего отца. По зрелому размышлению женщина решила, что подарок внебрачная дочь отца все же должна получить, а женщина, которую, как она поняла из письма отца, он любил на протяжении нескольких лет, имела право узнать о последних днях жизни Давида Канцлера. Лия Давыдовна очень сожалела о случившемся и просила сообщить, если Шурочке что-нибудь нужно будет.

«Теперь мы знаем, почему так тосковал наш отец по России,—было напечатано в письме.—По всему видать, он вас очень любил и сильно переживал за дочку… Мы не оставим без внимания нужды нашей кровной сестры, в чем бы они ни выражались. Пишите без стеснения».

Последнее выражение «без стеснения» пронзило острой болью сердце Таисии. Перед глазами встала та первая встреча в пригородном автобусе, прощание на площади и улыбчивое лицо Давида:

–Без стеснения!—предупредил он её тогда, помахав на прощание рукой. А она, Таисия, смотрела ему вслед и тоже улыбалась, забыв про зияющую прореху в верхней челюсти.

Письмо дочери Давида всколыхнуло память, растравило душу и заставило в комочек сжаться больное сердце Таисии. Последний год она жила одной думой—Давиду там, за границей, лучше, чем здесь. Оказалось же, что переезд, смена климата и в целом обстановки, последующие переживания, может быть, денежные проблемы убили Давида, и теперь она по праву может считать себя вдовой. Ведь в её жизни был только один муж—Давид Михеевич Канцлер, а значит, она теперь его вдова.

С того дня никто не видал Таисию, одетую иначе, чем в черное платье, и повязанную черной кружевной косынкой. Черный цвет в момент состарил Таисию, высветил многочисленные морщинки и белые пряди в темно-русых волосах. Родители пытались отвлечь дочь от переживаний, но отступились. Не помогли и слезы Шурочки.

–Доченька, ласточка моя,—отвечала заплаканная Таисия,—папочка умер. Ты ведь уже знаешь, когда умирает близкий человек, люди надевают черную одежду.

–Значит, и я должна надеть черное платье?—наивно спрашивала Шурочка.

–Нет, моя дорогая,—обнимала дочь Таисия.—Ты еще маленькая, а маленьким можно носить одежу любого цвета.

Женщины с работы с пониманием отнеслись к трауру Таисии, оставили её в покое, не заводили праздных разговоров.

Полетели дни и недели. Пошел второй год без Давида, а Таисия так и не пришла в себя после случившегося. И как результат, начала пить. Правда, пила исключительно дома, после работы, так, чтобы не заметила Шурочка. Обычная норма—два стакана за вечер. На работе никто не замечал изменений в Таисии Романовне, родители больше общались с Шурочкой, чем с нею, соседям было и вовсе не до неё.

Когда Шурочка в сентябре пошла в школу, Таисия впервые откровенно, на глазах у дочери напилась, а утром опоздала на работу. Поварихи покрыли её опоздание, но потом это стало случаться все чаще и чаще, и скрывать от начальства пьянство Таисии Пановой стало невозможно. Так, из поварих её перевели в посудомойки, а немного погодя посетители столовой стыдливо отводили взгляды, когда видели бывшую классную повариху с ведром и шваброй.

Пановы поздно забили тревогу. Как они ни старались, как ни уговаривали Таисию, как ни стыдили, толку было мало. Теперь внучка еще больше времени проводила у дедушки с бабушкой, зная, что дома её ждет нетопленая квартира, пьяная мать и сочувственные взгляды соседей.

–Бедная девочка,—доносилось до неё.—Того гляди, сиротой останется.

Не успели Пановы осознать беду, свалившуюся на них, как подоспела новая. Из мест заключения вернулся Славка Кукин, который, правда, не сразу направился к дому Таисии, а вначале походил среди деповских, послушал, что говорят о его бывшей жене. Видать услышанное вполне устроило его, и под Новый год Кукин заявился к Таисии. День был воскресный, Таисия мучалась похмельем после субботнего возлияния, а бежать за новой бутылкой было невмоготу.

Увидав на пороге Славку, она почти не удивилась.

–Чего надо?

–Таюшка, милая,—заюлил Кукин.—Так ведь Новый год скоро, вот и пришел поздравить. По-людски, так сказать. Не чужие же мы с тобой.

Говорил, а сам потихоньку оттирал Таисию от порога, угрем протискиваясь в комнату. Женщина промолчала на такое нахальство, а когда Славка вытащил из кармана поллитровку, ни слова не говоря, села к столу, где со вчерашнего стояла пустая бутылка и скудная закуска.

Славка, не раздеваясь, шмыгнул за стол, налил полный стакан Таисии, подождал, пока она выпьет все до капли, потом в этот же стакан налил себе и тоже выпил. Главное было сделано, считал Славка. Как и в первый раз, он угадал, на что купится Тайка Панова и впустит его в свою жизнь. Пятнадцать лет назад он поймал Тайку на любовный крючок, а на этот раз все оказалось проще. Только теперь он будет умнее, будет беречь Таисию Романовну, потому что в её руках его благополучие в виде проживания в этой квартире и сытного обеда из столовой.

Так Славка снова поселился у Таисии, а у неё появился собутыльник. Соседи ожидали, что начнутся пьяные скандалы, разборки, будут собираться, как прежде, пьяницы со всей округи, но ничего подобного не произошло. Бывшие супруги пьянствовали тихо, за закрытыми дверями.

Шурочка в такие моменты пряталась в другой комнате, обустроив себе уютный уголок у окна, на широком подоконнике которого учила уроки, рисовала, выкладывала из цветных стеклышек мозаику или лепила забавных зверюшек. Она продолжала вышивать, но теперь нитки и материал ей покупала не мать, а бабушка. Никто не знал, что Шурочка по памяти вышила портрет своего отца Давида Канцлера и спрятала в коробку из-под кубиков, которые когда-то давно ей подарили на день рождения. Иногда Шурочка вытаскивала вышивку, долго-долго смотрела на дорогое лицо, гладила шероховатую поверхность материала и снова укладывала в коробку. Когда в комнату входила мать или Славка, Шурочка ныряла за занавеску и не выдавала своего присутствия, пока взрослые не уходили.

Несчастья продолжали преследовать Таисию. Через год, после того как снова появился Славка, в их дом постучал милиционер, от которого она узнала, что сын Юрик, организовав банду подростков, совершил несколько дерзких грабежей, а потом и вовсе убил сторожа одного из сельских магазинов. За ним, по словам милиционера, тянулся большой список преступлений, и несмотря на то, что ему до восемнадцати лет недоставало трех месяцев, колония для малолетних ему не светила.

Таисии нужно было ехать на суд. Увидев сына за прутьями решетки, Таисия даже вздрогнула: перед нею был Славка Кукин! Та же внешность, та же манера держаться, тот же наглый взгляд и пренебрежительная ухмылка. Парень никак не отреагировал на появление матери, только что-то сказал рядом сидящему прыщавому юнцу, который со значением поглядев в сторону Таисии, а потом демонстративно сплюнул под ноги.

Сидя в зале суда, вся в черном, Таисия и лицом почернела, выслушивая речи прокурора, свидетельские показания и небрежные ответы подсудимых.

Она породила чудовище, проносилось в голове, и судить надо её! Только она виновата в том, что приняла Славку Кукина за человека, родила от него сына, который далеко переплюнул отца. Почему ей не хватило мозгов разглядеть в Славке подонка, а потом еще и решиться на рождение ребенка? Нет ей оправдания! На скамье подсудимых, среди этих малолетних бандитов должна сидеть она, Таисия Панова, потому что это её сын-урод собрал их вокруг себя и заставил грабить и убивать.

Придя вечером в убогий гостиничный номер, Таисия в который раз подумала о никчемности своей жизни. А раз так, то пора кончать с этим.

Хотелось выпить. Уже четвертые сутки она не берет в рот спиртное, так как четвертый день длится заседание суда. Сколько еще ей придется терпеть? Может, бросить все и уехать домой, а там напиться как следует и…Даже страшно не будет!

Страшно болело нутро. То ли он того, что она практически ничего не ела все эти дни, то ли от того, что организм пьяницы требовал очередную дозу спиртного, то ли отчаяние резало внутренности, скручивая тело пополам.

Женщина легла на скрипнувшую кровать, подтянула колени к подбородку и попробовала отвлечься от боли, думать о чем-нибудь другом. Но не получалось. Мысли снова и снова возвращались к тому дню, когда она, измученная одиночеством, толстая и никому не нужная мечтала о том, чтобы любым способом избавиться от килограммов мяса и сала. Сейчас и вспомнить об этом смешно, смешно и стыдно! И все это ради того, чтобы такой прохиндей как Славка Кукин обратил на неё внимание? Ради того, чтобы на свет появился второй Кукин, который повторит мерзкую судьбу своего отца?

Крыса вгрызалась во внутренности Таисии, заставляя еще сильнее прижимать руки к животу. В голове поплыл кровавый туман, а тело стало словно неживым. Хорошо бы умереть, опять подумала Таисия и провалилась в черноту.

Сколько она пробыла в таком состоянии, она не знала, но за окном брезжил рассвет. Значит, пора вставать. Сегодня должны зачитывать обвинительное заключение, а если успеют, то огласят приговор.

Женщина, всю ночь пролежавшая на одном боку, с трудом перевернулась на другой и попыталась разглядеть циферблат наручных часов. Бесполезно.

–Сколько же сейчас?—вслух проговорила Таисия и начала подниматься. Но тут же остановилась, пораженная игрой теней на противоположной стене: большая тень носилась как отблеск пожара, захватывая все больше и больше места. В самом углу притаилась маленькая тень, напоминающая ребенка, который в ужасе глядит на зловещее пламя, но не может двинуться с места.

Таисия в ужасе зажмурилась, а когда открыла глаза и снова глянула на стену, то ничего не увидела, кроме отражения голой ветки дерева за окном.

–Шурочка!!!

Сомнений не было: она видела дочку, на которую надвигалась страшная тень беды. Дочка в опасности! Таисия оставила дочь у родителей, но кто знает, что могло случиться, например, по пути в школу или дома, где сычом сидел вечно пьяный Славка.

Как ветром выдуло Таисию из кровати. Два часа ушло на формальности, еще час она добиралась до автовокзала и полчаса простояла в очереди за билетом. Потом в нетерпении смотрела на стоянку больших автобусов, ожидая, когда один из оранжевых монстров соизволит прибыть к посадочной платформе. Когда объявили её рейс, она первой влетела в салон, пихнув при этом старушку в валенках и потертом полушубке.

–Батюшки,—запричитала старушка, отброшенная от двери автобуса,—убила, окаянная.

Таисия обернулась, схватила старушку за рукав и втащила в автобус.

–Прости,—только и сказала она, потом забилась на сиденье у окна и замерла в ожидании.

Автобус ехал с обычной скоростью, но женщине казалось, что водитель намеренно придерживает «Икарус». Глухое раздражение поднималось в ней, рождало нервную дрожь, от которой сжималось все внутри, а в голове появлялась невыносимая ломота.

Прибыли по расписанию. Таисия рванула было пешком, но потом побежала на остановку. Через несколько минут подошел почти пустой автобус. Час пик не наступил, большинство было еще на работе. Вывалившись из теплого нутра автобуса, Таисия кинулась к своей улице. Кроме скрипа снега под каблуками она ничего не слышала. От бега ей стало жарко, волосы выбились из-под платка, хотелось остановиться и глубоко вдохнуть свежего зимнего воздуха. Выбежав на свою улицу, женщина замерла, глянув в сторону проглядывающего в морозной дымке деревянного четырехквартирного дома. Все было спокойно.

Таисия распрямилась в пояснице и облегченно вздохнула. Ноги от непривычного бега дрожали, потная одежда прилипла к телу, а в горле саднило и хотелось пить.