Уральская пленница

– Н-н-нич-ч-чег-г-го, п-п-прорв-в-вемся, – клацала зубами женщина. – З-з-з-акалив-в-в-вающие п-п-п-роцед-д-д-дуры п-п-полезны…

Вдруг откуда-то сбоку к ней метнулась тень. От ужаса у Ольги перехватило дыхание: Семен! Нет, это Геля.

– Г-г-геля, д-д-девочка, как тебе удалось вырваться? – женщина упала перед собакой на колени. – Держи, вот…

Она протянула мокрого щенка. Собака осторожно взяла того за шкирку, каким-то особым взглядом поглядела на женщину и прыжками помчалась к чернеющей кромке леса.

А окоченевшей женщине оставалось собрать силы и дойти до жилья. Удастся – хорошо, нет, значит, отмучается.

Дошла. Сил хватило, чтобы переступить через порог и упасть между печкой и столом. Её не волновало, что с ней дальше будет, просто у неё внутри не осталось ни искорки тепла, ни капли живой крови. Только ледяная вода в жилах и острые льдинки под веками и в затылке, которые рвутся как крохотные мины, скручивая мозги в толстый неповоротливый жгут.

Жгут все скручивался и скручивался, а потом лопнул от собственного напряжения. Но ей было уже все равно.

…Как приятно нежиться на белом песке теплого океана, как ласково касается ног теплая волна, как щекочут пятки невидимые водоросли и юркие разноцветные рыбки. Она на пляже, сверху припекает тропическое солнце. Сначала она радовалась этому, потом лучи стали обжигающими. Надо бы перейти в тень, но такая лень…

Прикосновение ласковой волны приятно, но жар все усиливается, и вот уже волосы, не защищенные шляпкой, начинают скручиваться спиральками, лоб охватывает раскаленный обруч, а в расплавленные легкие не попадает воздух. Она хочет закричать, позвать на помощь, но сухой рот палит как от кислоты, и даже ведром воды невозможно его увлажнить и остудить. Повернуться бок она тоже не может – невидимая тяжесть прижимает её к нагретому песку, не дает свободно вздохнуть.

Почему ей никто не поможет? Она здесь одна? А где Кирилл?

– К-к-к-крил, – шепчут пересохшие губы.

Но вместо улыбающегося лица Кирилла появляется чужое – злое, бородатое. Воспаленные веки прикрывают красноту глаз, зрачки расширены, в самой глубине мелькает страх. Чего он боится? Может, с ней что-то не так?

Женщина пытается пошевелиться, но ей удается лишь повернуть голову. Это явно не пляж, не берег моря…Все вокруг темное, мрачное. Как в подземелье. Где она?

– Оля, Оля, – губы мужчины в отросшей щетине шевелятся, – очнись.

Откуда-то появляется кружка, мужчина приподнимает ей голову, подносит кружку к губам. В кружке теплый чай. Сладкий. С каким-то знакомым запахом. Мята? Нет, липа. В детстве бабушка её поила липовым цветом при кашле. А еще добавляла мед. Бабушка, бабушка…

После чаю в голове стало проясняться. Видения морского берега растворились, на смену им поползли жуткие воспоминания вчерашнего происшествия. Геля, Семен, щенки, выстрелы, ледяная купель. Какой ужас! А почему она лежит? Ночь? Тогда зачем Семен поит её как маленькую? И почему так трудно дышать?

Снова появился Семен. В руках шприц. Расстегивает спальник, поворачивает её на бок и всаживает иглу в бедро. Ольге больно, будто кожу стеклышком режут.

Антибиотик, понимает она, значит, простуда. Он её лечит.

– Семен, – шепчет она, поворачивая к нему голову, – дай пить.

Снова в поле зрения появляется кружка. Она жадно пьет, чувствуя, как теплая струйка течет по подбородку. Теперь язык хорошо проворачивается во рту, и горло уже не так саднит.

Она пытается приподняться, но толстый спальник не дает такой возможности.

– Помоги.

Мужчина подхватывает её и прямо в спальнике, как в коконе, усаживает так, чтобы она спиной опиралась о стену. Теперь ей видна изба, в печке весело горят полешки, сверху исходит паром чайник, на столе укутанная в полотенце кастрюля. Семен наливает из неё бульон в кружку.

– Сможешь удержать? – спрашивает он её.

– Угу.

– Тогда пей бульон, тебе силы нужны. Совсем в скелет превратилась.

Если бы у неё были силы, она бы усмехнулась: ей до скелета, как до луны. Но тут она видит свою руку. Свою? Вот эта тонкая, полупрозрачная, еле удерживающая кружку веточка её рука? Когда же она успела так исхудать?

– Сколько я так?

– Сегодня восьмой день. Думал, не выхожу тебя, – Семен тяжело вздыхает. – Убить тебя мало.

– За что?

– За твои выкрутасы, вот за что! Ты чего тут раскомандовалась? Здесь я главный, и собака – моя собственность! И я устанавливаю правила общежития!

– Ну и устанавливай, кто мешает. Только я причем здесь?

– Вот это я понимаю – женская логика! Вначале лезет под пулю, потом сигает в реку, потом валяется полумертвая, а я, вместо охоты, должен с ней нянчиться! С ложечки поить, уколы делать, ночью каждую минуту вскакивать и слушать, дышишь или уже окочурилась. И ты считаешь, что ни при чем?!

Он почти кричал, и каждое его слово молотком било в висок, вызывая новый приступ боли. Ответить на его обвинения она не могла, поэтому просто закрыла глаза и постаралась отключиться. Как хорошо было там, на океанском берегу. Теплый песок, ласковая волна, тишина…

Где ты, далекий южный берег? Увижу ли я тебя вновь, услышу ли шум прибоя, крики чаек, хруст песка под ногой? Она бы год жизни отдала за возможность оказаться сейчас далеко отсюда, чтобы не видеть это обросшее лицо, не слышать злых слов и не сжиматься от боли, когда игла входит в тело.

Проходили дни – отступала болезнь. Благодаря заботе Семена и его предусмотрительности. Вот что значит бывалый охотник – запасся лекарствами на все случаи жизни. Кто знает, что было бы, не окажись в его аптечке упаковки антибиотика. Лекарство выполнило свою задачу, а уход и внимание со стороны Семена довершили дело.

Ольга уже потихоньку вставала, двигалась по избе, делала кое-какие домашние дела: то картошку почистит, то кашу сварит. Семен оставлял её без опаски одну, но старался приходить засветло.

Однажды Ольга спросила его о Геле. Он зыркнул зло, но ничего не ответил. Собака не появлялась. Наверное, больше не доверяла человеку и растила щенка в лесу. Она, конечно, не пропадет, не останется голодной, но Ольге так не хватало Гели, её преданного взгляда, выразительного сопения и благодарного прикосновения к руке, когда та получала свою порцию еды.

Частенько женщина выходила за дверь, оглядывала пространство в надежде увидеть лохматую подружку. Возвращаясь с охоты, Семен иногда сообщал, что видел следы, то ли волчьи, то ли собачьи. Непонятно было, смягчился он по отношению к собаке или нет, а женщина не заводила разговора, потому что видела, насколько это его раздражает. И вообще со временем она начала понимать, что агрессия Семена возникает только в ответ на чью-то агрессию. Если с ним разговаривать грубо, дерзко, не соглашаться, он впадал в ярость и мог ударить, оскорбить, толкнуть так, что костей не соберешь. Видать, характер у него такой был от природы. А вот если уступать ему, соглашаться, то он был вполне обходительным.

Чего стоила его забота о ней, больной. Семен не только поил её, лечил, но и на горшок сажал, и обтирал уксусной водой, и компрессы на горло ставил. Не забыл даже сухой горчицы ей в носки насыпать. Она ему благодарна за свое спасение, несмотря на то, что причиной её болезни был именно он. Может, не надо было встревать между ним и Гелей? Жалко, конечно, пушистиков, зато она не искупалась бы в ледяной купели, не подхватила воспаления.

Но женщина признавалась себе, что не смогла бы бездействовать, когда щенки погибали от метких выстрелов. Хотя чему удивляться? До сих пор, как заходит разговор об Алке, Семена корежит от ненависти, причем не к Алке как таковой, а к Алке и её ребенку. Может, у него бзик по поводу детей, и он ненавидит все, что относится к рожденным и не рожденным, будь то человеческие детеныши или звереныши?

Знала она в своей жизни довольно симпатичного мужчину, по которому сохли многие красавицы. Да и он не обходил стороной очередную блондинку, брюнетку или рыженькую. Женившись по любви, он не мог надышаться на жену, возил её по пафосным местам, на острова, заваливал подарками, был на седьмом небе от счастья, когда она забеременела. И что же? Не успела жена выйти из роддома с сыном, как муж охладел к ней, брезгливо морщился, когда она дотрагивалась до него, и не выносил присутствия ребенка. Он жаловался, что ребенок беспокойный, от крика нет покоя ни днем ни ночью, что жена обабилась и не вызывает в нем прежнего чувства. Развелись.

Через два года он женился вновь. Опять счастье, любовь, поездки, подарки. Мир и благодать до момента, как женщина вышла из роддома с младенцем на руках. Тут папашку снова как подменили. Повторилась та же история.

Старший брат незадачливого отца посоветовал сходить к психологу. Тот согласился, долго выслушивал советы и пожелания, но так и не понял, почему его отношение к женщине меняется, когда на свет появляется ребенок. Его ребенок!

Загадку разрешил один доморощенный экстрасенс, но верить ему или нет, мужчина не знал. Тот сказал, что у такого здоровяка, спортсмена и пробивного бизнесмена детская карма. И именно она не терпит рядом с собой никаких детей. Вот такой порок. И сделать с этим, по словам экстрасенса, ничего нельзя. Происки бога.

Не поверил экстрасенсу, женился в третий раз. История повторилась. Чуть руки на себя не наложил. Опять выручил старший брат: познакомил его с женщиной, которая в их тусовке была известна тем, что не терпела никаких детей. Даже племянников, детей своей сестры. Её раздражали детский лепет, раскиданные по квартире игрушки, пугали изменения, которые происходили во внешности женщины после родов. Никогда и ни за что, говорила она всем, когда заговаривали о том, что пора бы уже обзавестись потомством.

Это была ЕГО женщина. Сейчас они живут душа в душу, снисходительно улыбаясь и переглядываясь, когда кто-то заводит речь о детях, наследниках и прочем.

Может, и Семен из той же породы и не терпит рядом детей? Тогда все понятно. Алку он не простит, и Гелю не простит. Бедная собака, что с ней будет? Неужели Семен бросит её здесь со щенком? Нет, она не допустит этого. Уговорит, пригрозит, денег предложит, но Геля здесь не останется.

Конечно, собаку придется забрать с собой. Но она что-нибудь придумает: приют или объявление повесит: «Отдам в добрые руки». Не может быть, что такая собака никому не будет нужна. Она же умница, красавица!

Тепло из избы постепенно выдувалось. Надо идти за дровами и раскочегаривать печь. Может, приготовить что-нибудь особенное, так сказать, в благодарность за спасение. Можно, например, испечь булочек. Семен уже показывал ей, как готовить тесто. Если она поторопится, то к вечеру успеет.