Прощай, Медвежья лощина

Желание быстро разбогатеть смутило многих, но не всех. Преданные Светославу сотни встали лагерем на берегу реки. Греслав послал порученца с донесением к князю, описав положение дел и попросив совета.

Неделя-другая прошла, ответа не было. А положение его дружинников стало незавидным: провиант кончился, лошадей пасти было негде, а Явил предупредил, что настроен разделаться с несогласными, и начал провоцировать княжеское войско короткими атаками. Греслав понимал, что оставаться на месте, значит, подвергнуть опасности верных воинов, и принял решение снимать лагерь, перейти по броду через реку и двигаться к своим. Против значительно возросшей дружины Кястаса его сотни вряд ли выстоят.

Решено было уходить ночью. Греслав чувствовал, что спокойно им уйти не дадут. Выбрав крепких бойцов, он пошел в арьергарде, чтобы в случае чего защитить своих со спины.

– Макошка! – позвал Греслав.

Мальчишка бросил пук травы, которым оглаживал бока Велены. Следить за кобылой Греслава, как и за своим конем, было его честью и обязанностью. Вот уже год Макошка – ординарец Греслава. Мальчишка оказался полезным и в походе, и на стоянках. Казалось, нет такого дела, которое бы он не смог сделать. Ел ли он, спал ли, никто не видел, но всегда был бодр, активен, не жаловался ни на жару, ни на холод, всё подмечал, слышал, но умел держать язык за зубами. Выросший на реке, он будто дружбу водил с Водяным: в котелке Греслава всегда была свежая рыба. А ведь Греслав сначала не хотел брать мальчишку к себе, но тот так жалобно смотрел ему в глаза, смахивая слезы, что воин не выдержал и согласился. Тем более что на тот момент Макошка остался совсем один. Куда подевался Радей, что вырастил его, никто не знал.

– Вот, возьми акинак и приторочи к седлу, ну, сам знаешь как…

Макошка кивнул: он знает. Акинак не простой меч, а волшебный. За то время, как он служит у Греслава, не раз видел акинак в деле. Шертите Перуне (клянусь богом Перуном)! Выстоять против Греслава, когда у того в руке акинак, никто не сможет.

– Через реку пойдешь в числе первых, – Греслав говорил тихо, но веско – не любил, когда ему возражали. – Там обождешь меня. Если со мной что случится, не дрейфь. Найдешь Сизаря, отдашь ему акинак. Он тебя не бросит.

Макошка молчал, но слезы предательски заблестели в уголках глаз и готовы были вот-вот пролиться. Но удержался, так как знал, что тысяцкий не любит слабости.

Он приготовит все для похода, а с Греславом ничего не случится, ведь он, Макошка, на рассвете жертву Водяному принес, чтобы тот не забрал его друга, когда через реку будут переходить.

Дружинники готовились к отходу и старались не вызвать лишних подозрений у врага. Но будто что почувствовав, Явил разместил своих людей у брода, и теперь оставалось добираться до противоположного берега вплавь.

Пособник Кястаса полдня гарцевал вблизи лагеря Греслава и, не переставая, убеждал воинов перейти на его сторону.

– А не то головы сложите здесь, и никто вам на помощь не придет, – смеялся Явил. – Мы вашего посланца изловили и на кол посадили. Вот ваша грамота! – в руках его действительно было донесение Греслава.

Тот, не обращая внимание на издевательские слова Явила, давал последние наставления.

– Уходим ночью, вплавь. Мы с Гонтой, Бородой и Сорокой прикрываем отход. На том берегу сразу влево до холмов. Если начнут преследовать, примем бой.

Ночью поредевшим сотням почти удалось уйти, но в последний момент их заметили, и Греславу с товарищами пришлось отбиваться, чтобы дать своим конникам возможность ступить на противоположный берег и уйти в лес. Отразив атаку, они тоже кинулись в воду и, держась за седла, поплыли рядом с конями.

– Греслав! – вдруг закричал Гонта. – Сорока тонет!

Сорока был опытным рубакой, но на воде держался с трудом. Да и тяжелые доспехи, служившие ему защитой на суше, в воде потянули ко дну. Его конь хрипел, пытаясь остаться на плаву и удержать седока, но до берега оставалось не менее сотни метров, а силы у того и у другого были на исходе.

Греслав направил Велену в сторону Сороки и успел вовремя: тот уже хлебал студеную речную воду. Умница Велена повернулась так, чтобы Сорока оказался между нею и своим конем. Греслав поднырнул, схватил бойца за пояс и потянул вверх. Этого хватило, чтобы Сорока оказался над водой и схватился одной рукой за седло своего коня, а другой за седло Велены. Так втроем они и добрались до берега. А Греславу пришлось самостоятельно выплывать, ругая себя за то, что не приторочил к седлу кобылы тяжелый кистень, мешающий сейчас плыть. Оставил бы при себе только меч.

Плыть было тяжело, в голове гудело от напряжения, руки и ноги слабели и не хотели слушаться. Но он доплыл и, цепляясь за дно носками сапог, пошел к берегу, пытаясь восстановить дыхание. Ему показалось, что им удалось уйти, но не тут-то было.

Десяток воинов, что стояли у брода, пересекли реку и уже мчались в их сторону.

– Борода, ко мне! – крикнул Греслав.

Мокрая одежда сковывала движения, и ему пришлось скинуть куяк (куртку), оставшись в вязаной рубахе. Его товарищи сделали то же самое.

– Коней, коней гоните! – закричал Греслав и первым крепко ударил по крупу Велену. Та поскакала вдоль берега, за ней другие кони.

– Туда! – показал Греслав на высокий речной обрыв.

Они добежали до отвесной кручи, развернулись лицом к приближавшимся всадникам. Берег был илистым, поросшим камышом, и кони едва вытаскивали копыта из вязкой тины, поэтому явиловским всадникам пришлось спрыгнуть с седел. Взяв наизготовку мечи и палицы, они двинулись к обреченным на скорую смерть княжеским дружинникам.

Четверо смельчаков приняли неравный бой, зная, что если и погибнут, то с честью.

– Гых, гых, хук…– понеслось по берегу. – На, на, ах!

Греслав рубил мечом, крутился на месте, уворачиваясь мечей сразу двух соперников. Краем глаза засек, как рухнул Сорока, потом пропал из виду Гонта. Громкий рык Бороды доносился слева и, судя по жалобным стонам оттуда, на счету богатыря уже немало убитых и покалеченных.

В этот момент ударом копья Греславу повредили руку, и он выпустил меч. Дернув левой рукой с пояса кистень, Греслав похвалил себя, что оставил грозное оружие при себе. Один из нападавших замер напротив него, прикидывая, чем лучше достать верткого вояку. Греслав не сплоховал и, сделав выпад вперед, нанес мощный удар снизу вверх в челюсть здоровяку, который уже занес над головой широкий меч.

Было бы светло, можно было увидеть, как разлетелась нижняя часть головы несчастного. Но света полной луны хватало лишь на то, чтобы различать, где живой, а где мертвый, и что Греславу пришлось бросить кистень, который зацепился одним хвостом за металлическое оплечье рухнувшего к ногам нападавшего.

Только сейчас Греслав пожалел, что велел Макошке спрятать акинак, а для боя взял простой меч. Этот хоть и рубил отменно, но не обладал свойством акинака придавать бойцу невероятную силу и выносливость.

Оставшись без оружия, Греслав кинулся в сторону, надеясь ускользнуть от преследователей. До пологого подъема на верх обрыва было полсотни шагов, но парень не успел – метко брошенная сулица попала в ноги и, запнувшись, он упал. Тут же вскочил и оказался лицом к лицу с врагом. Страшный удар палицей в грудь выбил из него дух.

…Неравный бой закончился, и хозяйка ночи – луна равнодушно разглядывала мертвые тела, впечатанные в илистый берег.

А этим, подумала она, едва переставляющим ноги, повезло: чуть живые, но живые! Утром они приведут сюда подмогу, чтобы своих похоронить с честью, а чужих бросить в реку. Река все примет, ей не в первой. И герой, и не герой одинаково вкусны огромным сомам, что водятся под обрывистым берегом.

…Как и договаривались, Макошка переплыл на другой берег реки в первых рядах конников, но, преодолев подъем на обрывистый берег, не помчался со всеми вместе к дальним холмам, а, пользуясь темнотой, свернул в сторону небольшого ельника, где и укрыл коня. А сам вернулся на обрыв, прислушиваясь к звукам боя на другом берегу.

В свете луны Макошка видел, как добрались до его берега Греслав и товарищи, как от брода понеслись к ним воины Явила. Когда же началась битва под самым обрывом, даже свесившись с него, парнишка не смог разглядеть, где свой, а где чужой. Только по утробным крикам догадывался, что еще один воин отправился к навьям (духам подземного мира).

Не видел мальчик и попытки Греслава спастись бегством, но сердце его сжалось от дурного предчувствия. Когда оставшиеся в живых воины Явила потрусили обратно к броду, понял, что из четверки храбрецов в живых никого. И остался он один одинешенек. Что ему делать? Догонять своих? А как же Греслав? Оставить его тело на поругание или на съедение рыбам? Ну, уж нет! Он заберет тело и доставит его Сизарю, как договаривались, чтобы похоронить с честью.

Пока не рассвело, Макошка спустился с обрывистого берега, отыскал коней погибших дружинников. Нашел и Велену. Оставив её у самого прохода наверх, сам начал искать Греслава среди убитых. Одни из них лежали вверх лицами, других пришлось переворачивать, чтобы распознать. Первого нашел Бороду с копьем в груди, в десяти шагах от него – Сороку, разрубленного от плеча до пояса. Гонта лежал у самой воды, рядом – двое убитых им мечников. Греслава нигде не было. Макошка переворачивал мертвецов одного за другим – безрезультатно. В душе забрезжила надежда: а вдруг тот спасся и теперь ищет его, Макошку?

Мальчик кинулся туда, где оставил Велену, но кобылы на месте не оказалось. Обведя взглядом берег, он разглядел её чуть в стороне, в самой темной части под обрывом.

– Велена, Велена, – позвал мальчик. Та в ответ только фыркнула и потрясла головой, звякнув уздечкой.

Он подошел ближе и увидел Греслава. Тот лежал навзничь, раскинув в стороны руки и ноги. Видимых ран на нём не было. Макошка ощупал тело – мокрая одежда, провел ладонью по лицу – холодное. Мертв. Мальчик опустился рядом и заплакал навзрыд. Ему некого было стесняться, никто не отчитает за слабость.

Ночная сырость пробирала до костей. Скоро рассвет, и скоро здесь появятся люди Явила. Пора уходить. Только хватит ли у него сил, чтобы уложить тело на спину лошади?

– Велена, – позвал Макошка, – помоги мне.

Он взял лошадь под уздцы и потянул книзу, чтобы та опустилась рядом. Велена мотала головой, переступала с ноги на ногу, но отказывалась выполнять странную просьбу мальчика.

– Давай, давай, – просил Макошка, продолжая тянуть её книзу. И лошадь поняла. Её передние ноги подогнулись, и она опрокинулась на бок. Не теряя времени, мальчик потянул тело Греслава, укладывая поперек седла. Чтобы ноша не съехала, он вцепился в рубаху старшего друга и понукал лошадь, чтобы та поднялась. Пусть и не сразу, но Велена поднялась.

Осторожно ступая, печальная процессия начала подъем, а Макошка, следил, чтобы тело не съехало со спины лошади. Остался последний шаг, и тут Велена споткнулась, дернулась всем телом вперед, и от резкого движения тело Греслава перелетело через голову лошади и упало на твердую землю.

– М-м-м-м, – явственно прозвучало в ночной тишине.

Макошку подбросило: Греслав жив! Он стонет!

Мальчик бросился на колени перед телом, приложил ухо к груди.