Прощай, Медвежья лощина

Схватив свой чпаг (дорожный мешок), Юр кинулся к коню и через секунду уже летел по берегу, криком предупреждая нерасторопных: «Уйди!!»

Разузнать, где находится кузня, было несложно, но которая из них? Оказывается, в Темном Сохе их было шесть. Две находились в рядах, а четыре по окраинам. Пока решали, в какую из кузниц отправились Ждана с Радмилой, они сами появились. За ними вприпрыжку мчались несколько мальчишек, насмешничая над грозным видом девушек. Близко к воительницам никто не подходил, но издалека почему бы не поскалить зубы. Радмиле надоели крики детей, и она сделала вид, что вынимает из ножен меч. Детвору, как ветром, сдуло, а девушки от души рассмеялись.

Многие на пристани обратили внимание на двух дев-воительниц. Рослые, крепкие, мускулистые, к седлам приторочены длинные копья, на левом бедре короткие мечи, за поясом ножи. С такими спорить – себе дороже! В то же время мужчины с удовольствием рассматривали красоток: из-под высоких шлемов каскадом струятся густые волосы, на щеках румянец, губы, что вишни, глаза синее речной воды. Кожаные безрукавные куяки с медными пластинами, короткие кожаные юбки и высокие сапоги оттеняли загорелую кожу воительниц.

– Тц-тц-тц, – слышалось со всех сторон, а девушки лишь похохатывали, свысока посматривая на мужчин и молодых парней.

Подъехав к своим, девушки оборвали смех.

– Что? – только и спросила Ждана, а у самой сердце камнем в груди перевернулось.

– Стояна похитили.

– Кто?

– Двое с ладьи. Наверное, разбойники или торговцы живым товаром, – сказала Богдана.

– Как случилось?

Ждана понимала, что задавать вопросы не время, но была растеряна и не могла сразу сообразить, что делать.

– Потом. Я Юра послала проследить за ладьей, – сказала Богдана. – Если она отчалит, он пойдет берегом вслед. В ту ли сторону или в другую все равно. Что будем делать? Как Стояна выручать?

Ноги Ждану не держали, и она опустилась наземь.

– Большая ладья – большая охрана. Нам впятером не справиться. Надо думать.

Она обхватила руками голову, приклонила их к коленям и застыла. Либо помощи просить у кого, либо хитростью брать. Была бы рядом Подогрива, можно было своих поднять. А здесь, в чужом краю, кто их поддержит?

– Может, к наместнику князя обратиться? – проговорила Радмила. – На его землях непотребное творится.

– Пока добьемся наместника, ладьи и след простынет, – покачала головой Ждана. – Надо что-то другое придумать.

– А если ночью забраться на ладью и освободить Стояна? – подал голос Дичка. – Перерезать всех…

– Тати осторожны, к ним так просто не подобраться.

– Тоже верно.

Минуты бежали, а в головы ничего умного не приходило. Воительницы привыкли воевать с напором, врага разить в атаках. Для этого у них и сила, и хватка есть. А вот ужом пробираться куда-то, лисицей прокрасться – не для них. И впятером ладью на абордаж не взять.

– Разумею, надо идти вслед за ладьей, – сказала Ждана. – Ждать момента и воспользоваться случаем, чтобы пробраться на борт и освободить Стояна.

Третьи сутки Стоян гребет и корит себя за то, что так опрометчиво не послушал Богдану. А еще он беспокоился за Юра. Вдруг и его схватили и приковали к веслу?

Грести приходится целый день. Ладони покрылись огромными волдырями, спину сводит от усталости, все мышцы напряжены до предела. Отдых только вечером, когда ладья встает на якорь. За три дня ни разу не пристали к берегу. Гребцы, сидящие на скамьях попарно, между собой не разговаривают, так как за этим строго следит надсмотрщик. Он также наблюдает за тем, чтобы все гребцы работали с полной отдачей. Вчера Стоян решил немного ослабить хватку весла и тут же получил по спине плеткой. Через несколько часов снова попробовал, и снова плеть рассекла ему кожу на спине.

– Он видит лопасть снаружи, – тихо проговорил впереди сидящий мужчина. – Заметно…

Свист плетки, и выпирающие ребра спины посмевшего заговорить украсились тремя кровавыми полосами.

Стоян больше не пытался симулировать. Страшно хотелось есть. Их кормили утром и вечером. Давали вареную рыбу и черствые лепешки. Если они хотели пить, то черпали воду с пола, куда она просачивалась сквозь обшивку. После остановки и убогого ужина они укладывались кто на скамье, кто на дно лодки. Кандалы с них не снимали. На рассвете надсмотрщик приносил им еды, и они снова брались за весла. Сколько времени его сотоварищи находятся в рабстве, Стоян не знал, но чувствовал, что сам он долго не выдержит. Молодой организм требовал еды и отдыха, а душа рвалась напополам от безысходности.

На четвертые сутки грести стало особенно тяжело – сильное встречное течение. Гребцы надрывались, все чаще свистела плетка над потными спинами. Один из гребцов, сидящий через скамью впереди, не переставая, кашлял. Иногда приступ кашля был столь жесток, что он выпускал из рук весло и падал на спины впереди сидящих. Надсмотрщик визжал от злости, бил и бил несчастного, но тот уже не реагировал ни на крики, ни на боль. До Стояна долетали капли крови, которые срывались со спины кашляющего гребца.

Бли-и-и-н, он забьет его до смерти, и помочь нельзя. Если бы не цепь, можно было кинуться к уроду, сбить с ног и…Что потом, он не додумал, потому что кашляющий вдруг захрипел и повалился под ноги своему соседу по скамье.

Гребцы приостановили равномерный ход весел. Кто с жалостью, а кто и с завистью смотрели на умершего. Отмучился. Вырвался из неволи. Теперь его тело, скрючившись, лежит на мокром дощатом полу, а душа унеслась вверх, где нет ни надсмотрщиков, ни болезней, ни печали.

Надсмотрщик кинулся к короткой лестнице, которая выходила на палубу, позвал кого-то. Через минуту по лестнице спустился «пират», внимательно оглядел гребцов, отдал короткое приказание. Вслед за ним спустились еще двое, сняли с несчастного кандалы и потащили. Стоян подумал, что того поднимут на верх. Но нет. Дотащив до лестницы, разбойники открыли незаметную дверцу и протиснули в неё тело. Секунда, и послышался плеск воды. Был человек, и нет человека. «Пират» и надсмотрщик обменялись парой фраз и, видать, пришли к какому-то решению. Надсмотрщик кинулся к рулевому, а «пират» поднялся на палубу. Через пару часов ладья повернула к левому берегу и через непродолжительное время остановилась. Причем гребцам было слышно, как с ладьи стащили сходни и укрепили их на берегу. Не видели они, как трое спустились по сходням и направились по прямой от реки. Шли уверенно, словно точно знали, что за небольшим леском расположено селение.

– Фу-у-у-у, – облегченно выдохнул сосед Стояна. – Должно быть, простоим долго. Будут замену искать, – кивнул он на освободившееся место на передней скамье. – Только жратвы все равно до вечера не дождемся.

Как и другие, Стоян был счастлив, что можно было бросить ненавистное весло и дать отдых телу. Внутри каждая жилка вибрировала от неимоверной усталости, ноги дрожали, а шею, словно железом, сковало. Да и щиколотка опухла и кровила, доставляя дополнительные мучения.

Но самые жестокие мучения испытывала душа парня. Он в сотый раз задавал себе вопросы, как выбраться отсюда, знают ли Ждана и другие, где он, смогут ли они помочь вырваться ему из рабства. Дни идут – надежды тают. Сегодня на его глазах умер один их гребцов. Сколько времени он был прикован к веслу? Наверняка, у него где-то остались родные, которые никогда не узнают, что тело их родича отправилось к Подводному Владыке.

Видно Подводный Владыка был удовлетворен человеческой жертвой, потому не обратил внимания на всадников, которые вплавь пересекли реку в стороне от причалившей ладьи и бесшумно скрылись в высоком камыше. Плывущие на ладье не услышали, как чавкала тина под копытами коней, как гулко застучала земля, когда кони выбрались на твердь. Сорвалась с обрыва чайка, за ней другая, покружились над местом, где прошли всадники, и снова только плеск волн реки да шуршанье камыша.

– Почему они здесь остановились? – вопрошала Ждана своих спутников. – Может, ладья прохудилась? Зачем те, трое, в лес пошли? Может, запасы кончились? Дичка, Юр, дайте круг, гляньте, нет ли поблизости жилья.

Когда молодые дружинники отправились выполнять приказ Жданы, девушки решили последить за жизнью ладейщиков. Те без нужды не показывались на глаза, но были слышны их разговоры, звуки перемещения. Потом на берег сошли еще четверо, развели костер, повесили большой котел. Привязанную с одного борта ладьи лодчонку спустили на воду, в неё забрались двое с волосяной мордой (приспособление для ловли рыбы) и поплыли на стремнину.

– Сколько их там еще? – прошептала Богдана. – Трое ушли, двое на берегу, двое на лодке. Семеро. Пусть их еще там пятеро, не больше. Для нас это по паре выстрелов, да по паре ударов мечом. Как думаешь, Ждана?

– И я о том же думаю, – ответила та. – Но надо всех выманить, чтобы точно знать, сколько их там. Думать, думать.

– А чего тут думать, когда такой хороший расклад, – не согласилась Богдана. – Трое ушли, а будут возвращаться, Юр с Дичкой их встретят без шума. Те двое, – она кивнула в сторону реки, – не успеют удивиться, как их русалка на дно утянет.

– Ты про Радмилу?

– Про неё. Ей не впервой в русалок играть, так?

Радмила улыбнулась. В Подогриве она была лучшей пловчихой, её русалкой не раз называли. Она могла под водой долго просидеть, не дыша, а плавала и ныряла лучше парней. Дом её отца и братьев как раз на реке стоял. Она, считай, в лодке родилась, когда её родители возвращались от родственников, живших на другом берегу.

– Вот только как быть с этими? – Богдана глянула в сторону костра. – Место открытое, с ладьи увидят.

Послышался треск сучьев – вернулись дружинники.

– За лесом поле, за полем селение, – заговорил Дичка. – Те, трое, залегли на краю поля. Выглядывают кого-то. Верно, задумали недоброе. Похитить. В поле только бабы, девки да уноты. Мужиков и парней не видать. У вас что?

– Сам гляди.

Дичка с Юром посмотрели на берег, потом на реку, где в лодчонку втаскивали морду. По всему видать, улов был хороший, потому что рыбаки довольно переговаривались.

– Тут нет тех, кто Стояна на себе тащил. И еще одного я тогда приметил, его тоже не видно.

– Значит, еще трое на ладье, а, может, и больше. Знать бы наверняка. Давайте так…