Не делай добра

– В течение нескольких недель в городе убиты несколько женщин. Все были беременны.

– Вы говорите о маньяке?

– Не обязательно. Убийства совершены различными способами, и в одном случае смерть наступила от кровотечения, так что…

– Так что вообще не ясно, имело ли место убийство?

– Послушайте, – начала терять терпение Алла, – я могла организовать звонок вашему начальству, и вы отдали бы дело, не задавая вопросов, получив прямой приказ! Однако я хотела действовать честно, потому что вы – мой коллега и я не желала ставить вас в неловкое положение!

– Надо же, – хмыкнул Кравец, – обычно вы, комитетские, не слишком-то печетесь о приличиях!

– Так мне поступить так, как вы от меня ожидаете, или попробуем по-человечески?

Некоторое время Кравец молчал. По его лицу Алла видела, что внутри у него идет борьба. С одной стороны, всякий следак только рад передать дело другому, но тут существовало два «но». Первое: каждый человек, работающий в районных участках, кровно ненавидит людей из Комитета, у которых априори больше полномочий и, как следствие, раздутое эго и презрение к тем, кто не имеет комитетского прикрытия. Второе: если Четыркина окажется жертвой маньяка, то, расследовав дело, Кравец может заслужить очередную звездочку на погонах. Алле думалось, что второе «но» перевешивает: Кравец с первого взгляда показался ей скорее карьеристом, нежели борцом с вселенской несправедливостью. Она предполагала, что следователь примет правильное решение, не станет вступать в конфронтацию с более сильным противником, и именно по этой причине Алла не мешала его внутренней баталии. Наконец он заговорил:

– Вам надо поговорить с Олегом Мартынюком.

– Ему удалось что-то узнать?

– Не просто «что-то». У нас есть подозреваемый!

– Да ну? – встрепенулась Алла. – Это же великолепно! Кто он?

– Некий Князев, доктор. Он знал девушку, хотя и отрицает этот факт. Подозрительно, не находите?

– Простите, вы сказали – Князев? – Алла едва не поперхнулась. – А в какой больнице…

– Во Второй городской. А что такое?

– Н-нет, ничего… – Вот уж чье имя она не ожидала услышать! – А что заставляет вас считать этого человека подозреваемым?

– У жертвы обнаружена его визитная карточка.

– Ну знаете, если мы начнем записывать в преступники всех врачей, которые раздают карточки пациентам…

– Четыркина не являлась его пациенткой, и я еще не закончил! Девушка приходила к Князеву накануне гибели. Он утверждает, что она его не застала.

– Может, правда?

– Может. Только вот наш доктор отрицает, что знал погибшую!

– Но что, если он не врет? К примеру, девушка заполучила карточку не лично от него, а взяла у кого-то?

– Исключено: Князев признался, что сам дал ей визитку.

– Вы же сказали, он отрицает факт знакомства?

– Не знакомства, а того, что знал Четыркину.

– Что-то я потеряла нить!

– Князев признает, что встречал жертву, но всего один раз, в поезде. По его словам, она выглядела напуганной и еще, кажется, он заметил следы синяков на ее коже. Он дал ей визитку и предложил обращаться, если возникнет необходимость. Видите ли, он проникся сочувствием к незнакомке и решил оказать поддержку! Странно, да?

Вовсе нет, подумала Алла. Все, что она знала о Владимире Всеволодовиче Князеве по прозвищу Мономах, которое он получил благодаря имени-отчеству и фамилии, говорило в пользу ошибочности мнения Кравца: Князев мог пытаться помочь незнакомке, это вполне в его характере. Алла столкнулась с ним во время расследования убийства адвоката Гальперина, оказавшегося впоследствии изощренно обставленным самоубийством[1 - Читайте об этом в романе Ирины Градовой «Предложение, от которого не отказываются».]. Первое, что доктор сделал при их знакомстве, – измерил Алле давление, почувствовав, что подъем по лестнице дался ей тяжело. Тогда Алла весила на семь килограммов – и четыреста граммов! – больше, чем сейчас, и она до сих пор боялась признаться себе, что именно слова Князева заставили ее всерьез задуматься о диете.

Он здорово помог ей с делом, но и помешал тоже, отпустив подозреваемую. Женщину, убившую несколько человек. Скорее всего, она была психически нездорова и верила в то, что действует из милосердия. И все же Алла до сих пор хранила обиду на врача, хоть и понимала мотивы его нежелания отдавать преступницу в руки правоохранительной системы. Но одно она знала почти наверняка: Князев не убийца.

– Между прочим, у него отсутствует алиби на момент убийства, – добавил между тем Кравец. – Он утверждает, что ко времени визита Четыркиной покинул рабочее место, но охранник затруднился подтвердить.

– Вы сказали, Князев познакомился с жертвой в поезде, – перебила Алла. – У него, наверное, есть личный автомобиль? – Она точно знала, что есть, но не собиралась говорить Кравцу, что знакома с подозреваемым.

– Его тачка в ремонте. Он так сказал, но это еще предстоит проверить.

– А как насчет обратного билета? Если Князев и обратно возвращался на поезде…

– Тоже проверим. Но согласитесь, то, что он отрицает близкое знакомство с Четыркиной, подозрительно?

– А почему именно близкое знакомство? – удивилась Алла. – Пока что я не вижу нестыковок в его показаниях.

– Хотите расскажу, как мне видится все это дело? – спросил Кравец.

– С удовольствием послушаю.

– У Князева с Четыркиной был романчик. Несерьезный – так, время провести. Он ее поколачивал… или один раз поколотил, когда Четыркина кинула ему предъяву с беременностью.

– То есть вы полагаете, отец ребенка – Князев? – уточнила Алла, надеясь, что ее лицо не выдает того, насколько абсурдным выглядит предположение.

– А какая разница?

– Такая, что тест ДНК снимет все сомнения!

– Но она могла и лгать, так? – не сдавался следователь.

– В смысле, пыталась подсунуть доктору чужого отпрыска?

– Почему нет? Четыркина – неблагополучная девица, судьба свела ее с человеком совершенно иного уровня, вот она и вцепилась в него обеими руками в надежде что-нибудь поиметь!

– Откуда вы взяли, что она неблагополучная?

– Четыркина снимала комнату у хозяйки, вот что мы выяснили. Опера комнату осмотрели. Жила бедно, нигде не работала.

– А на что жила, как за жилье платила?

– Может, Князев подбрасывал деньжат?

– А хозяйка видела его в квартире?

– Нет, – насупился Кравец. – Она говорит, вообще мужчин не было… Но это ничего не значит – может, он светиться не хотел?