Не делай добра

– Кто?

– Так зовут жертву.

– Впервые слышу это имя. Она пациентка?

– Вам лучше знать.

– Знаете что, господин… старший оперуполномоченный, – Мономах уже забыл имя-отчество незваного гостя, – я попрошу вас выражаться яснее. Какое отношение эта ваша Четыркина имеет ко мне? Если она пациентка, то не моя, иначе я бы знал. Кого-то из моих врачей? Если так, то из вновь поступивших, иначе, опять же, я бы…

– Я присяду, не возражаете?

Не дожидаясь согласия, Мартынюк умостился на диване напротив стола Мономаха, закинув ногу на ногу. При этом стали видны его носки канареечного цвета, абсолютно не подходящие к деловому костюму.

– Владимир Всеволодович, я вам не враг, – продолжил он, в упор глядя на визави. – Но, вы же понимаете, я должен убедиться…

– В чем? – перебил Мономах. – Не я ли убийца?

– Совершенно верно.

– Не хотите рассказать, что случилось?

– Сначала еще один вопрос: вы действительно не знали, что Четыркина поступила в вашу больницу по «Скорой»?

– Да я же говорю, что не знаю, о ком вы!

– Вот ее фотография, – на стол легла ксерокопия черно-белого снимка – скорее всего, из паспорта. Несмотря на плохое качество печати, Мономах тут же узнал лицо, так как видел его совсем недавно.

– Побои? – помимо воли вырвалось у Мономаха.

– Побои? – опер даже привстал. – Почему вы так сказали? Вы же только что утверждали, что знать не знаете жертву!

– Да не знал я ее…

– Не знали, но опознали по фотографии?

– Я видел ее всего однажды. Тогда и визитку дал.

– Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились?

– Не то чтобы познакомились, – поморщился Мономах и рассказал о недавней встрече в электричке. Повествование заняло пару минут – собственно, и рассказывать-то было нечего. Когда он закончил, Мартынюк некоторое время сосредоточенно жевал нижнюю губу, обдумывая услышанное.

– Значит, вы дали ей визитку, – подытожил он наконец. – Почему вы это сделали?

– Я же сказал – девушка выглядела несчастной и напуганной.

– А вы у нас, выходит, защитник обездоленных? – Фраза звучала издевательски, и Мономах начал закипать.

У него выдался на редкость утомительный день, он устал и мечтал поскорее оказаться дома. А этот Мартынюк имел наглость задавать дурацкие вопросы, всем своим видом демонстрируя недоверие к каждому его слову! Но прежде чем Мономах успел вспылить, опер, видимо, почувствовал, что зашел слишком далеко, и переформулировал предыдущий вопрос:

– Владимир Всеволодович, что заставило вас решить, что девушка в поезде нуждалась в помощи?

– Я заметил синяки у нее на шее, – ответил Мономах, вспоминая свои тогдашние ощущения. – Она прикрывала их, но я все равно увидел.

– Считаете, это говорит о домашнем насилии?

– Вполне вероятно, но утверждать не могу, это всего лишь предположение. Девушка вела себя странно, при каждом звуке вздрагивала и оборачивалась.

– Как вы смогли бы ей помочь? Раз дали визитку, значит, что-то было у вас на уме?

– В больнице работает психолог, хороший специалист. К нам порой поступают пациентки в тяжелой жизненной ситуации, и она оказывает поддержку. Я подумал… Но вы так и не сообщили, что случилось с девушкой?

– Она попала под машину.

– Но вы же сказали…

– Четыркину доставили в вашу больницу, в травматологическое отделение. Ее пытались спасти, но, как сказал хирург, травмы оказались несовместимы с жизнью. Свидетели утверждают, что девушка не сама бросилась под автомобиль – ее толкнули.

– Кто?

– Парень в толстовке с капюшоном, по словам очевидцев. А случилось все у вашей больницы вчера вечером. Теперь понимаете, почему меня заинтересовала ваша карточка, найденная в вещах Четыркиной? Она приходила к вам.

– Ко мне?!

– Доктор, а что вас так удивляет, вы же сами дали ей визитку! О чем вы говорили?

– Да не говорили мы, я ее не видел!

– А вот работники больницы утверждают, что она получала временный пропуск, чтобы пройти в ваше отделение.

– Неужели? – Мономах растерялся. – Но я… мы не встретились! Во сколько это было?

– Если верить журналу выдачи временных пропусков, в шесть тридцать.

– К этому времени я уже ушел. Это можно проверить.

– Непременно. Значит, говорите, Четыркина приходила, но вас не застала?

– Я не так говорил. Я сказал…

– Да помню, помню! Ладно, доктор, на сегодня мы закончили. До встречи. Кстати, на тот случай, если вы не в курсе: жертва была беременна.

* * *

– Я же звонил тебе и даже писал, предупредить пытался! – с укоризной качал головой Гурнов, провожая Мономаха в трупохранилище.

– Ну извини, я на операции был! – огрызнулся тот. – Значит, Мартынюк с тобой разговаривал?

– Ничего путного я ему сказать не смог: вскрытие как вскрытие… ну, за исключением плода, разумеется.