Горькое лекарство

Горькое лекарство
Ирина Градова

Кабинетный детективСледствие ведет доктор Мономах #6
Врач-хирург Владимир Князев по прозвищу Мономах отправляется на встречу со своей бывшей медсестрой, находит ее мертвой и становится подозреваемым в совершении жестокого убийства. Вскоре аналогичным образом – скальпелем по горлу – убивают еще двух медсестер, так или иначе связанных с Мономахом, и теперь уважаемому доктору уже не отвертеться: клеймо маньяка-убийцы ему обеспечено. Если… за дело не возьмется тайно влюбленная в Мономаха умница-следователь Алла Суркова, способная собрать пазл из вроде бы разрозненных криминальных историй…

Ирина Градова

Горькое лекарство

© Градова И., 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Прикрыв дверь и повернув ключ в замке, Мономах рухнул в свое кресло за столом, заваленным бумагами. О том, чтобы приняться за них сейчас, не могло быть и речи: он с утра на ногах, три операции от двух до трех с половиной часов с перерывами по двадцать минут – даже перекусить не успел бы, если б не добросердечная медсестра Алина. Та сбегала в столовую и купила ему три пирожка с капустой и чай с лимоном, которые он съел и выпил буквально на ходу, перебегая от одной операционной к другой. К слову, он мог бы работать поменьше, ведь позиция заведующего отделением ТОН, то есть травматолого-ортопедическо-нейрохирургического, предполагает некоторые привилегии. Например, его коллега и вечный недруг, заведующий травматологией Тактаров, использовал эти привилегии на полную катушку, записывая себя вторым, а то и первым хирургом в операциях, в которых он вовсе не принимал участия! Для Мономаха это было неприемлемо, но и обычные бонусы в виде, скажем, уменьшения операционной нагрузки, его не устраивали: Мономах справедливо полагал, что хирург, перестав оперировать, умирает как профессионал, а потому «самозабвенно резал налево и направо», как со смехом выражалась его начальница и, по совместительству, любовница, и. о. главного врача Анна Нелидова.

И все же возраст, похоже, берет свое, как ни печально это признавать! Скоро ему стукнет сорок семь – господи, УЖЕ сорок семь, а ведь, кажется, совсем недавно он окончил медицинский институт и ринулся в профессию очертя голову, мечтая заработать себе репутацию, сделать имя в медицинском сообществе и, возможно, совершить какой-нибудь значимый прорыв в своей области. Ну, положим, первые два пункта он выполнил, а третий… Что ж, он ведь не стар, может, все впереди? Однако еще пять лет назад Мономах даже не ощутил бы особого напряга, выстояв девять часов у операционного стола, а сегодня у него ломит все тело, гудят ноги, а пальцы едва гнутся! Может, пора все-таки воспользоваться положением и перестать корчить из себя многостаночника?

Ну вот перед ним и встал вопрос возраста – дожили, как говорится!

С некоторых пор Мономах стал замечать, что большинство работников отделения моложе его. Когда коллеги поздравляют его с днем рождения и другими праздниками, то желают много всего – в зависимости от того, у кого как развита фантазия. В основном, конечно же, формулировки стандартные: счастья, здоровья и финансового благополучия. Ужасно не это, а то, что скоро, по всей видимости, останется единственное пожелание – здоровья. Для себя Мономах решил: когда это случится – значит, здравствуй, старость!

Дело осложнялось тем, что, несмотря на неурочное время, – конец апреля! – Комитет по здравоохранению скинул квоты на бесплатные операции по протезированию суставов и межпозвоночных дисков, а это означало, что работы не просто хватит на всех хирургов ТОН и травматологии Тактарова – пришлось кинуть клич и пригласить народ из НИИ травматологии и ортопедии имени Вредена и пары других больниц! Пациентов тоже пришлось вызванивать: хоть люди и стоят в очереди на операцию, нельзя забывать, что начинается дачный сезон. А кто у нас самые заядлые дачники? Правильно, пенсионеры, они же – самые вероятные пациенты ортопедической хирургии! И все же койки удалось заполнить быстро, а послеоперационных больных без осложнений и сопутствующих заболеваний не держат в стационаре больше недели – народ ломанулся валом, и теперь Мономах уже опасался, что квот на всех не хватит: придется звонить в Комитет и просить еще!

Так что вряд ли удастся в ближайшее время уйти в отпуск, как он рассчитывал. А жаль, ведь Мономах планировал провести время с сыном, которого почти не видел в течение года, если, конечно, исключить общение по видеосвязи! Может, к концу июля все рассосется и удастся выкроить пару недель?

Еще раз посмотрев на кипу бумаг на столе так, словно каждый из этих документов являлся его личным врагом, мешающим спокойно жить, Мономах решительно поднялся и направился к вешалке, на ходу стягивая халат, который, казалось, врос в тело за время, проведенное в операционной. И тут зазвонил телефон. Не мобильный, а стационарный, и это могло означать лишь одно: звонок официальный, придется снова вернуться к работе! Не брать? В принципе, время позднее, и никто бы не удивился… Черт, так нельзя – вдруг что-то важное?

– Владимир Всеволодович? – раздался мелодичный голос на другом конце провода, и Мономах решил, что его обладательница, должно быть, молода. Секретарша какой-то «шишки»?

– Слушаю, – произнес он не слишком любезно: названивать позднее конца рабочего дня по меньшей мере невежливо!

– Наверное, вы меня не помните, я работала медсестрой в вашем отделении лет пять назад… Далманова я…

– Ольга Далманова? – перебил Мономах. – Ну почему же, я прекрасно тебя помню! Что, решила вернуться? А то у нас катастрофически не хватает среднего медперсонала…

– Да я, честно говоря… Владимир Всеволодович, вы действительно взяли бы меня обратно?

– Естественно, у меня есть две незакрытые ставки, а ты, если мне не изменяет память, хорошо работала!

– Спасибо. Может, я и вернусь!

– Оля, у тебя что-то случилось?

– Почему вы так решили?

– Ну, у тебя голос такой…

– Какой?

– Встревоженный, по-моему.

– Правда?

В трубке ненадолго повисло молчание, потом девушка снова заговорила.

– Владимир Всеволодович, вы правы: кое-что есть, только… – она снова осеклась.

– Оля?

– Я просто не знаю, с кем еще поговорить!

– Ты можешь поговорить со мной, если хочешь.

– Но не по телефону, хорошо?

– Можешь прийти в больни…

– Нет-нет, я не хочу посторонних глаз и ушей – меня же все знают!

Господи, что могло случиться такого, из-за чего Оля Далманова опасается огласки и даже просто того, что ее кто-то увидит в обществе Мономаха?!

– Хорошо, где ты хочешь поговорить? – спросил он вслух. – Может, мне подъехать к твоей…

– Нет-нет, только не к работе! – тут же перебила она. – Но рядом с нашим медицинским центром есть круглосуточное кафе. Я сегодня дежурю, так что смогу выскочить минут на двадцать. Когда вы сможете?

– Ну-у, – взглянув на часы, протянул Мономах, – где-то через час, если пробок не будет.

– Значит, около девяти… Хорошо, Владимир Всеволодович, буду ждать вас в кафе. Оно там одно, не перепутаете! И, на всякий случай, запишите мой сотовый.

Повесив трубку, Мономах откинулся на спинку кресла и призадумался. Оля Далманова действительно была хорошей медсестрой – знающей, опытной и, что немаловажно, добросердечной. Чем больше молодежи приходило в отделение Мономаха, тем глубже он убеждался, что эти ребята и девчонки в большинстве своем неправильно воспринимают медицинскую профессию, относясь к ней как к способу заработать на жизнь. Может, если тебе повезло устроиться в дорогой медицинский центр или твоя специализация, скажем, пластический хирург или ортодонт, тогда, конечно, справедливо ожидать хороших доходов. В остальных случаях придется довольствоваться довольно скромным заработком и подарками от пациентов, если они сами пожелают тебя отблагодарить. Но ведь есть еще и удовлетворение от того, что ты занимаешься любимым делом, и оно приносит пользу людям! В наши дни это звучит слишком пафосно и неуместно, но и сам Мономах, и те, у кого он учился, в большинстве своем придерживаются именно такой идеологии. Это не означало, что они чужды материальных благ и не нуждаются в деньгах – просто они избрали такой образ жизни, который не позволяет разбогатеть, и свыклись с этой мыслью. В юности, живя на сущие копейки, Мономах утешался тем, что сравнивал себя с великими художниками и писателями – как правило, с Амедео Модильяни и Эдгаром По. Оба умерли в бедности, а при жизни влачили жалкое существование, однако даже не подумали сменить сферу деятельности, предпочтя продолжать делать то, к чему лежит душа, пусть даже это и не приносит дивидендов! Само собой, среди представителей его профессии встречаются отдельные индивиды типа бывшего главврача Муратова, ставящие финансовую составляющую превыше всего, но Мономах искренне считал, что судьи им – только Бог да Следственный Комитет. И собственная совесть, если она, конечно, не отмерла еще в подростковом возрасте как ненужный рудимент. К сожалению, типы вроде Муратова в последнее время стали попадаться все чаще… Вот и Оля вынуждена была уйти в более «хлебное» место: на ее попечении находились маленький сынишка и сестра-инвалид, что заставило ее искать зарплату повыше. Мономах не осуждал медсестру, хотя и сожалел о ее уходе. Он не интересовался ее дальнейшей судьбой, полагая, что у нее все хорошо. Однако до него доходили слухи, что Оля устроилась в дорогой медицинский центр на Васильевском острове. Это центр города, а значит, расценки аховые, что позволяет надеяться на хорошие заработки. И вот неожиданно, спустя насколько лет, медсестра звонит с просьбой о встрече. Мономах понял по ее голосу, по тону, что она близка к состоянию паники, и не представлял, что могло настолько взволновать молодую женщину, вынудив обратиться к нему, человеку, с которым судьба развела ее давным-давно. Да и близки-то они никогда особо не были – какая близость между завом отделением и средним медперсоналом!

Подавив вздох, Мономах потянулся за ключами от кабинета.

* * *

– Итак, что заставляет вас подозревать преследование, Инга Алойзовна?

Алла изо всех сил изображала заинтересованность, хотя на самом деле считала, что дело не стоит выеденного яйца: если бы не личная просьба руководителя следственного управления Андрона Кириенко, генерал-майора юстиции и ее непосредственного руководителя, она бы ни за что не стала этим заниматься! Если ты считаешь, что тебя кто-то преследует, обращайся в местное отделение полиции, там обязаны принять меры – совершенно необязательно бежать со своими предположениями аж в Следственный Комитет, напрягая при этом все доступные связи! Из-за таких вот паникеров, обладающих «волосатыми лапами» на разных уровнях, по-настоящему пострадавшие люди вынуждены ждать своей очереди без особой надежды.

– Честно говоря, Алла Гурьевна, я не ожидала, что Тимур разовьет такую бурную деятельность и обратится в СК!

Вот так номер! Выходит, звонок Кириенко был инициативой какого-то там Тимура? Что ж, голос у нее приятный, у этой Цибулис, да и внешность вполне себе презентабельная: наверное, такой и должна быть врач, имеющая дело с тяжелобольными – она вызывает доверие и расположение, дает надежду.

Инга Цибулис была миниатюрной, стройной женщиной чуть за сорок. Никто не назвал бы ее красивой – слишком острые черты лица, нос длинноват, глаза близко посажены, – но все же она была по-своему привлекательна благодаря густой копне медно-рыжих волос и молочно-белой коже без следа веснушек, что, по наблюдениям Аллы, является редким исключением из правил представителей такого фенотипа. Кроме того, улыбалась Цибулис очаровательно, одними уголками губ, но выходило это у нее как-то мило и тепло, даже вроде бы виновато. Похоже, докторша ощущала себя не в своей тарелке в кабинете следователя, и Алла ее понимала: мало кто может здесь расслабиться.

– Кто такой Тимур? – поинтересовалась Алла, не любившая, когда ей что-то неизвестно.