Золото в её крови

«Какого черта он здесь делает? Как нашёл?»

Жалея, что так и не обзавелся маломальским оружием, он с силой зажал в пальцах кружку, готовый в случае необходимости пустить её вход.

Бута его настороженность только развеселила. Заметив, как подобрался юноша, он развел в стороны полы суконной курки, демонстрируя чистоту своих намерений, не переставая при этом скалиться во весь свой щербатый, после одной знатной заварушки, рот.

– Да ты что, приятель?! Это же я. Неужто не признал?

«Тебя не признаешь!» – едва не вырвалось у Сида, но вслух он этого произносить не стал. Бывший подельник был всего лишь «шестёркой», обычным мальчиком на побегушках у больших боссов, и, раз он сейчас здесь, значит кому-то очень понадобился Сид. А вот кому и зачем, это еще предстояло выяснить.

– Что тебе надо, Бутч? Говори и убирайся. Меня работа ждёт.

В ответ визитёр расхохотался.

– Работа?! Ох, рассмешил! По-твоему, это работа? – Он пренебрежительно махнул в сторону сгруженных неподалёку полсотни мешков, которые до конца смены еще предстояло перенести на склад.

Сид ничего не ответил. В конце концов он не обязан никому ничего объяснять. Это его жизнь, и он делает то, что считает нужным. Скрестив руки на груди, он приподнял правую бровь, ожидая ответа на свой вопрос.

Не добившись той реакции, на которую рассчитывал, Бутч внезапно посерьезнел. Бросив подозрительные взгляды по сторонам и, убедившись, что кроме них в переулке никого нет, он, понизив голос, произнёс:

– О’Кинни послал меня за тобой. Не знаю зачем ты ему понадобился, но настроен он решительно. Передал, что если откажешься встретиться с ним и начнешь ерепениться, то пожалеешь, что на свет родился.

Сид сжался. Имя ирландца было одним из первых в его списке причастных к поджогу. Не останавливающийся ни перед чем ради достижения своей цели, негодяй был способен на все, даже на убийство. Будь он один, Сид, не выбирая выражений послал бы его ко всем чертям, но мысли о больном отце, единственной оставшейся у него родной душе, заставили его смягчить готовящийся вырваться резкий ответ:

– Передай своему боссу, что все разговоры между нами давным-давно закончились. Я начал жизнь заново, чего и всем вам желаю. Ну а теперь, извини, но мешки сами собой не уложатся.

– Сид, сынок, – позвал откуда-то из глубины помещения Арчи. Это оказалось очень своевременным. Воспользовавшись подвернувшимся поводом, Сид коротко кивнул бандиту, и, закинув на плечо один из мешков, сгорбившись, потащил его внутрь.

Однако стоило юноше исчезнуть из поля зрения визитера, как фальшивая улыбка тотчас же стерлась с его лица, уступив место жестокой ухмылке. Парень явно преувеличивал собственную важность, если думал, что может вот так просто отказаться от приглашения ирландца. Отличающийся редкой злопамятностью О’Кинни не спустит зарвавшемуся щенку подобной дерзости. Что ж, пусть потом пеняет на себя, а он, Бутч, умывает руки.

Пнув стоящий рядом с ногой ящик, бандит втянул шею в плечи, и, сунув руки в карманы куртки, вальяжной походкой удалился тем же путем, каким и пришел.

Вышедший почти сразу вслед за ним, Сид проводил его взглядом до ближайшего угла, после чего вернулся к прерванному занятию, сменив присевшего перевести дыхание Арчи.

Возникшее из ниоткуда противное липкое ощущение, смесь беспокойства и страха, не исчезало, мешая сосредоточиться на деле. Руки начинали трястись всякий раз, как снаружи слышались шаги. Кое-как дотерпев до конца смены и получив расчетные, Сид не став дожидаться старшего товарища, понесся вниз по улице. Едва не угодив под конку и, чудом увернувшись из-под колес проезжающего мимо автомобиля, юноша перешел на быстрый шаг. Сердце колотилось как сумасшедшее, когда он взлетел по пожарной лестнице на второй этаж туда, где находилась комната, которую они делили с отцом. Открыть окно и пролезть внутрь было делом одной минуты.

– Пап, вот и я, – борясь с приступом паники, почти бодрым голосом начал Сид, и осекся, так и не закончив фразы. Отца на месте не было. Изрядно измятая постель, с которой он не мог подняться самостоятельно, была пуста, а сама комната выглядела так, будто по ней пробежалось стадо носорогов, все сметая на своем пути. Ни единой целой вещи. Осколки разбитой посуды валялись вперемешку с лоскутами, в которые превратился единственный воскресный костюм Сида и остатками вчерашнего ужина, оставленными им на подносе возле кровати. А на стене, прямо над лежавшим на полу тюфяком, служившим постелью ему самому, корявым почерком человека, мало знакомого с грамотой были выведены два слова: «Соскучишься, приходи».

Из груди вырвался звериный рык. Нет! Отец – единственный, кто у него оставался. Даже в самые тяжелые моменты, мысли о нём не позволяли Сиду окончательно сломаться и слететь с катушек. И теперь, проклятый ирландец и его чёртовы шавки посмели посягнуть на последнее, что у него было.

О том, чтобы оправиться в полицейский участок и написать жалобу, не могло быть и речи. В лучшем случае, его примут за дурачка и высмеют, в худшем, продажные копы убьют его вместе с отцом, и их хладные трупы никто и никогда не найдет даже через триста лет.

«Что же делать?» Сид с силой сжал кулаки, обрушив их как молоты на ту самую стену, на которой похитители оставили послание. Он колотил по ней, не обращая внимания на боль и испуганные крики соседей, решивших, что в городе вновь вспыхнул пожар.

Кто-то схватил его за плечи и с силой усадил на единственный, более-менее уцелевший стул. А когда он попытался вскочить, влепил ему такую затрещину, от которой у него потемнело перед глазами и зазвенело в ушах. Это был Том, его сосед, по вечерам подрабатывающий вышибалой в ресторане, расположенном в конце улицы. Он и его мать всегда с сочувствием относились к Сиду, в его отсутствие заглядывая к отцу, чтобы убедиться, что у него все в порядке и ему ничего не нужно.

– Успокойся, парень. Да что за бес в тебя вселился? Что случилось? И где мистер Бойд?

В ответ Сид лишь обхватил голову обеими руками, как умалишенный раскачиваясь из стороны в сторону. Что он мог сказать Тому? Что негодяи не побрезговали выкрасть беззащитного человека ради того, чтобы надавить на него и заставить принять навязанные ими условия? Нет! О том, что произошло никому лучше не рассказывать. Тем более Тому. Честный парень мог случайно проговориться матери или на работе, и тогда всё может только ухудшиться.

Он заставил себя поднять голову, и, с трудом сфокусировав взгляд на соседе, тихо произнес, сам поражаясь тому, как ровно прозвучал его голос.

– Всё нормально, Том. Просто хозяин нанял вместо меня другого парня, а мне указал на дверь. Ну, – он указал на творящийся беспорядок, – я и вспылил. Что же касается отца… – он с трудом сглотнул прежде чем продолжить, – С отцом тоже порядок. Отправил его к одному знакомому врачу, и тот порекомендовал оставить его на пару дней в своей клинике. Сейчас, как раз собираюсь к нему. Передать привет?

– Ну и напугал ты меня, парень, – вздохнувший с облегчением Том, заметно повеселел. – Конечно, передавай. Мать как-раз печь собиралась. Отнеси кусочек отцу.

– Обязательно, но в другой раз, хорошо? – Сид поднялся со стула и протянул руку соседу. – Спасибо, Том. Вы всегда были очень добры к нам, и я этого никогда не забуду.

Том смутился. Пожав руку и с минуту еще потоптавшись на месте, он вернулся к себе, оставив Сида одного.

Из оставшейся приоткрытой двери до юноши донеслись аромат свежей выпечки и запах жареной картошки с луком из квартиры этажом выше. Пустой желудок протестующе сжался и недовольно заурчал, когда, игнорируя его позывы Сид схватил с пола небольшой, но очень острый складной ножик и решительно захлопнув дверь, бегом спустился на улицу.

В это время года вечерний Чикаго был особенно красив. Как только сумерки начинали опускаться на землю, всюду загорались красочные огни. И в другое время он непременно остановился бы полюбоваться на иллюминацию и новехонькие, ярко освещенные вывески, к виду которых казалось невозможно было привыкнуть, но только не сейчас, когда сердце замирало от страха потерять единственную родную душу, которая у него еще оставалась – отца. Быстро оглядевшись по сторонам, Сид поднял повыше воротник хлопчатобумажной куртки и, надвинув серую кепку почти на глаза, направился в сторону конки, следующей на другой конец города, туда, куда он когда-то поклялся не возвращаться.

Глава 2

О’Кинни нравилось считать себя не таким как все, эдакой особой голубых кровей, снизошедшей до простых смертных. Одевался он всегда с иголочки и по последней моде. А вот платить, как ни странно, за такую красоту, не любил. Глубоко убежденный в том, что все и всё ему должны, он всегда резко реагировал, когда кто-то осмеливался заговорить с ним о деньгах.

Немного не дотянув до среднего роста, этот с виду румяный и довольно упитанный тридцатипятилетний крепыш с тонкими пижонскими усиками над верхней губой, был одним из самых отъявленных негодяев, когда-либо рожденных на этой земле. Ему ничего не стоило дружески, похлопывая собеседника по плечу одной рукой, другой нажать на курок пистолета, приставленного к его боку. «Деньги и власть – единственное, что имеет значение, а все остальное – мусор, от которого следует избавляться» – любил поговаривать он, и очень скоро эта фраза стала своеобразным девизом для каждого участника банды, мечтающего когда-нибудь заслужить доверие и уважение своего босса.

Сид несколько раз встречался с ирландцем. Сознавая свое умственное превосходство над остальными и пользуясь тем, что не являлся членом его банды, юноша время от времени позволял себе дерзкий тон в общении с главарем, не боясь схлопотать в ответ. Зная, как тот не любит расставаться с деньгами, Сид, несмотря на недовольное ворчание О’Кинни, всегда требовал оплату вперед. Разумеется, честно отрабатывая каждый цент. Но видно все же затаил на него злобу злобный карлик, раз спустя столько времени не поленился разыскать их с отцом убежище.

Вычислить же место обитания самого ирландца, для человека сведущего, так же не представляло особого труда. О его пристрастиях к роскоши и показухе не знал разве что новичок, так что начинать искать следовало с самого гротескного здания в городе. И такое, несомненно, было. Им являлся не так давно построенный отель с подпольным казино и громадным погребом, доверху забитым редкими коллекционными винами – еще одним страстным увлечением гангстера, выглядящим немного странным на фоне упорных слухов о том, что вот-вот войдет в действие скандальная восемнадцатая поправка к конституции, запрещающая производство, продажу и перевозку спиртных напитков на территории Соединенных Штатов.

На ходу спрыгнув с конки на землю, Сид засунул руки в карманы и, изображая праздно прогуливающегося, насвистывая легкий мотивчик, неторопливо направился к отелю, на ходу ощупывая взглядом каждый камешек, каждую подворотню, замечая детали, на которые другой на его месте попросту не обратил бы внимания.

Юноша дважды обошел вокруг интересующего его объекта, прежде чем решился войти внутрь. Он только шагнул в просторный, ярко освещенный пятью огромными хрустальными люстрами вестибюль, когда с одного из кресел ему навстречу поднялся Бутч, до этого момента скрывающий свою физиономию за развернутой газетой.

Гадкая усмешка скривила и без того некрасивый рот, когда он, хитро улыбаясь, остановился в паре шагов от визитера, прилагающего поистине титанические усилия чтобы не наброситься на него с кулаками.

– Ба, какие люди! – Издевательски пропел он. – Сид, дружище, сколько лет, сколько зим!

– Где мой отец, Бутч? – Игнорируя протянутую руку, вместо приветствия начал юноша. – Если вы причинили ему хоть малейшее неудобство…

– Успокойся, парень, – сделав вид, что не заметил угрозы в тоне собеседника, Бутч убрал руку в карман. – Что же мы по-твоему звери что ли какие? Ничего с твоим папашкой не случилось. Он наш особый гость. Вечером даже девочек собираемся к нему прислать, – Бутч громко загоготал от собственной шутки, чем привлек к себе внимание двух богато одетых постояльцев, в эту самую минуту остановившихся возле регистрационной стойки. Брезгливо поморщившись, они что-то спросили у стоящей за ней симпатичной девушки, одетой в униформу отеля. Краснея, та, бросив мимолетный взгляд на нарушителя спокойствия принялась что-то горячо объяснять джентльменам, видимо выразившими свое возмущение от того, что им приходится жить по соседству со столь неприятным типом.

Но Бутча, похоже, не сильно заботило то, что о нем могут подумать приличные люди. Всласть нахохотавшись, он хлопнул машинально дернувшегося в сторону паренька и, посмеиваясь над его реакцией, поманил за собой.

Минуя лифты и длинный коридор, они поднялись по служебной лестнице на один этаж, пока не оказались перед похожей на десятки других ничем не примечательной двери, на которой красовался позолоченный номер 203.

Условный стук, состоящий из целого набора длинных и коротких ударов, и дверь гостеприимно распахнулась перед гостями, встречать которых на порог вышел сам хозяин.

– Сидни, мальчик мой, как же я рад тебя видеть! Ну, что же ты застыл на пороге? Разве тебе не говорили, что это невежливо? Входи же, дорогой мой. Погляди, тут все твои друзья…

«Друзья! Как же!» – Войдя в кричаще обставленное редчайшими предметами искусства помещение, Сид по привычке быстро осмотрелся. Помимо их с Бутчем, в номере находились еще девять человек, занявших всю мягкую мебель, включая стулья и два табурета. Узнавая лица, которые предпочел бы никогда больше не встречать, Сид с силой сжал челюсть, отчего заскрипели зубы. Отца среди присутствующих не было.

Раздумывая над тем, где бы они могли его прятать, он приблизился к одному из сидевших в кресле у окна бандитов, и, не повышая голоса, процедил:

– Пошёл вон!