Золото в её крови

– Не прав? В чём, о великая Мама Раййагуари? Неужели я сделал что-то, что может вызвать недовольство Высшего Духа? – Лицо императора выразило недоумение.

– Вспомни, о чём я говорила тебе не далее, как три луны назад. Если Он сытый и довольный спит, то не стоит настойчиво тревожить Его сон и предлагать угощения. Сначала Он может отказаться, но потом… Потом Он войдет во вкус и захочет больше. И больше. Намного большего. Он будет требовать новых и новых жертв, пока не останется никого. А потом… Знаешь, что будет потом? Потом Он потребует тебя! – Последнее выражение она буквально выплюнула в его ошарашенное от ее слов лицо.

– Меня пугают твои слова, повелительница. Неужели такое может произойти? Великий Господин отвернется от меня?

Ответить та, к кому он так почтительно обращался, не успела. Воинственный клич множества голосов разорвал тишину. Он был так силен, что издалека долетел даже сюда, в этот крошечный островок тишины и умиротворения. А затем послышался грохот сыплющихся камней, крики агонизирующих людей, тысячекратно подхваченные эхом и разнёсшиеся по окрестностям …

Инка Уаскар вскинул голову. Грубо нарушив традицию, он с ужасом уставился в тёмные глаза говорившей. Но она не разозлилась. Вместо этого, прочитав немой вопрос в устремленном на неё взоре, выражающем одновременно ужас и восхищение при виде необыкновенной красоты, она утвердительно кивнула в ответ. Да, Великий Дух разозлился и теперь можно было ожидать чего угодно.

– Твой брат собрал собственную армию, которая сейчас штурмует столицу. Он ищет тебя, и уже совсем скоро будет здесь.

– Что мне делать, Мама Раййа?

– Что делать? – Девочка раздраженно передернула плечами. – И это ты спрашиваешь у меня? Разве не должен император быть всегда со своим народом?

– Но что если в этот раз мой брат сможет одержать верх? Ты слышишь эти крики? Так кричат только те, чьи жизни вот-вот оборвутся.

– И что же? Твой брат беспокоит меня не так сильно, как те, кто придут следом за ним. Иноземцы, ценящие дары природы больше, чем жизни людей, они представляют большую угрозу всему Тауантисуйу. Как темная грозовая туча надвигаются они сюда, круша и уничтожая все живое на своем пути. Сейчас, нужно думать не о спасении души одного человека пусть даже и государя, а целом народе, которому грозит тотальное уничтожение.

Мамаконы напоминающие стаю встревоженных птичек вбежали в зал, беспокойно глядя на свою покровительницу. Ничуть не стыдясь присутствия Инки, они обступили свою госпожу, наперебой передавая сведения, которые и без того уже были ей известны.

Повелительным взмахом руки остановив рой голосов, та, к которой Инка почтительно обращался Мама Раййагуари, поднялась. Отказавшись от предложенной руки одной из прислужниц, она начала спускаться с помоста. Край её длинного одеяния на какой- то краткий миг распахнулся и обнажил то, что до этого момента было надежно укрыто от посторонних глаз: одна нога девочки от основания бедра до стопы была частично покрыта змеиной чешуей, причём не искусственной, а её собственной.

И без того прибывающий в панике Инка почувствовал ледяной озноб страха и благоговейный трепет одновременно при виде представшего его глазам зрелища. Перехватив его взгляд, живое воплощение богини нахмурилось. Тоненькая, едва заметная морщинка пересекла ее высокий лоб до переносицы. Одернув одеяние, тем самым вновь скрыв от посторонних глаз свой секрет, она с царственно ровной спиной прошла мимо застывшего как статуя Инки, вышла за порог храма и остановилась на краю площадки, венчающей пирамиду. Закрыв глаза, она некоторое время она внимательно всматривалась внутренним взором в то, что происходило внизу, после чего повернулась лицом к держащемуся позади, гостю.

– Твой конец предрешен, Великий Инка. Твоему брату суждено сменить тебя на престоле, принадлежащем вашим общим предкам. Как бы ты не пытался оттянуть момент, кончина неизбежна. Люди Атауальпы ищут тебя. Еще чуть-чуть и они будут здесь. Сохранить тебе жизнь не в моей власти, но я готова выполнить твое последнее желание, каким бы оно ни было.

Внутренняя борьба отразилась на лице вождя. С одной стороны, он боялся смерти, но с другой был готов к ней, ибо знал, что после земной кончины его дух возродится в чертогах Виракочи, служить которому он будет до скончания времен.

После недолгих колебаний, он пал ниц перед Великой Госпожой и с дрожью в голосе, попросил:

– Пусть моя кровь останется несмываемым пятном на руках брата и не позволит ему получить то, к чему он так стремится. Пусть его правление будет недолгим, а кончина жестокой. И пусть богатства, которые он так вожделеет, никогда ему не достанутся, а вернутся в недра земли, из которой были добыты.

Сказав это, он приподнялся на руках и посмотрел прямо на собеседницу. Ее ответ не замедлил себя ждать. Кивнув, тем самым давая понять, что услышала и приняла его просьбу, она повелела ему подняться и готовиться к встрече с судьбой, в то время как сама вернулась внутрь храма, двери которого тотчас же захлопнулись за ее спиной.

Подчиняясь приказу, мамаконы взялись за руки, образовав вокруг хозяйки идеально ровный круг. Раскачиваясь из стороны в сторону они стройным хором голосов затянули монотонную песню, которая с каждым звуком звучала все громче и громче. А в это время их госпожа опустилась внутри круга на колени и, уперев обе ладони в землю, принялась шептать непонятные простым смертным слова на языке, понятном только высшим существам.

Где-то над головой зловеще прогремел гром, чьи раскаты сотрясли гору, на которой располагался храм. Сверкающие молнии подобно жертвенным ножам располосовали небо тончайшими светящимися линиями.

Дрожа от страха, позабывший обо всем император в ужасе бежал вниз по склону горы. Смерть от руки бунтовщиков пугала его гораздо в меньшей степени чем то, что происходило сейчас за его спиной. Проклятье Высшего Духа не игрушка, и попади он под него, не найти ему тогда успокоения ни в этом мире, ни в том, что после.

А в это самое время жрицы, не прерываясь ни на мгновение и не отвлекаясь на происходящее вокруг, продолжали свой странный ритуал, пока неожиданно не почувствовали сильнейший жар, как если бы они вдруг оказались в самом жерле извергающего лаву вулкана. Земля затряслась под ногами и покрылась трещинами в то время как многочисленные предметы, отлитые из золота, начали плавиться и жёлтыми ручейками стекать, заполняя эти самые трещины.

А затем произошло самое страшное: сильнейшая из когда-либо виденных людьми молний рассекла небо напополам и ударила прямо в центр пирамиды. Пройдя ровно по середине, она расколола вершину горы надвое. Земля разверзлась, и, поглотив в себя то, что осталось от храма, вновь сошлась обратно.

Очевидцы потом ещё долго рассказывали о том, как сразу после этого рассеялись тучи и солнце вновь засияло на небосклоне, щедро освещая своими лучами землю. Вот только никто так и не смог понять куда пропало почти всё золото, что было в стране. Скульптуры в полный рост, украшения, предметы обихода, и в виде больших необработанных слитков, оно исчезло, будто его никогда и не было…

Глава 1

Чикаго, 1919 год

– Эй, Сид, передохни, сынок. До конца смены ещё часа два. Так и спину сорвать недолго.

Старик Арчи Уоллетт дружески хлопнул по плечу протиснувшегося в узкий проход складского помещения паренька, тянущего на своих плечах большой мешок с цементом. Заливаясь потом, согнувшись в три погибели парнишка упрямо тянул непосильную ношу до тех пор, пока, напрягаясь из последних сил, не скинул её на груду точно таких же по объему мешков, едва не свернув себе при этом шею, когда, не удержавшись в руках, груз потянул его за собой.

Но он справился. Как, впрочем, и всегда. Потирая натруженные плечи и спину, он устало кивнул старшему товарищу, и, приняв из его руки жестяную кружку с кипятком, заменяющим чернорабочим вроде него чай, вышел из пыльного помещения на свежий воздух.

В углу грязного, кишащего крысами переулка, в котором располагался склад, валялись пустые деревянные ящики. В них, не далее, как третьего дня, они с напарником перетаскивали гвозди и металлические скобы. Подхватив один и перевернув его вверх дном, тот, кого старый мастер назвал Сидом сел на него, с блаженным вздохом поднеся к губам кружку. От первого же глотка обожгло язык. Он непроизвольно дернулся, и горячая жидкость немного пролившись, обожгла ему руку.

«Чёрт!» – сквозь зубы выругался юноша, отложив от греха подальше кружку и, с некоторым удивлением уставился на покрасневшие пальцы, так, будто видел их впервые.

Он, действительно, давно ничего не замечал. Сутками напролет таская на себе мешки в компании с Арчи, он уже давно потерял счет времени и забыл, как выглядел раньше. А ведь когда-то, эти самые руки считались самыми ловкими в Чикаго… Эх, да что теперь вспоминать… Слово данное отцу никогда не позволит ему вернуться к прежнему ремеслу, на котором он сознательно, вот уже полтора года как поставил жирный крест.

Жизнь законопослушного гражданина была крайне тяжелой. «Честный» хлеб доставался такой ценой, что после трудового дня, попросту не лез в горло. Поденная работа от рассвета до заката, когда, частенько, приходилось работать без перерыва, оплачивалась жалкими грошами. А если, не дай Бог, ты заболел или того хуже, покалечился, то на твое место тут же ставили нового работника, а ты, без денег и без надежды на будущее оказывался на улице, где сотни таких же бедолаг вынуждены были побираться возле богатых домов промышленников и банкиров, либо же идти на поклон к ирландцам, итальянцам или австралийцам, наводнившим в последние годы улицы родного города после того, как им стало слишком тесно в Нью-Йорке.

«Город ветров», как часто называли Чикаго, был третьим по величине крупным городом Соединенных Штатов и одним из самых привлекательных для построения бизнеса. Получивший своё название от индейского слова shikaakwa, дословно переводимого как «дикий лук», поскольку в этих местах это растение росло в избытке, город, образовался на свободном участке суши между озером Мичиган и рекой Миссисипи. Глядя на то, как стремительно он развивался, трудно было предположить, что ещё совсем недавно, эти места были пустынными и всё его немногочисленное население составляли дикие племена алгонкинов, майами и иллинойсов.

Уже к концу прошлого века здесь функционировала железная дорога и имелся телеграф. Правда сильнейший пожар случившийся в 1871 году едва не погубил все планы градостроителей, разом погубив около восемнадцати тысяч домов. В полыхающем огне, стремительно разносимым знаменитыми чикагскими ветрами погибни театры, магазины, отели, церкви. Треть городского населения превратилась в бездомных. Восстановить сгоревшее не представлялось возможным. И тогда городские власти решили заново отстроить весь город, чем они успешно и занялись.

Масштабная реконструкция привлекла к себе внимание тысяч иммигрантов из Европы и других континентов. Все здесь носило статус «первого в мире»: первый небоскреб, первое колесо обозрения, первая торговая биржа… Такой прогресс не мог не привлекать к себе внимание любителей легкой наживы и очень скоро Чикаго приобрел еще один неофициальный статус, превратившись в «гангстерский город», насчитывающий к описываемому времени, уже несколько тысяч различных банд.

На окраинах городов иммигранты сколачивали шайки, к которым нередко примыкала местная молодежь, мечтающая о лучшей жизни. Одну из главных ролей в их самоиндентификации играла религия. Группировки католиков, чтобы оправдать свои поступки, объясняли их святым долгом каждого истинного верующего грабить еретиков-протестантов, ну а те, в свою очередь, в качестве священной миссии выбрали для себя наказание самих католиков. Периодически происходили столкновения обоих полюсов, и тогда противостояние выливалось в массовые драки и поджоги с привлечением полицейских, которые с особым удовольствием и остервенелостью принимались разгонять участников беспорядков с помощью дубинок и оружия. И хорошо, если тебе удавалось вовремя скрыться. В участке, если ты имел глупость туда попасть, церемонились еще меньше. Сид лично знавал ребят, которые, не найдя денег на залог, попадали в тюрьмы, откуда выбраться не могли уже до самой смерти.

Сам Сид тоже когда-то принадлежал к одной из банд, в подавляющем большинстве состоящей из австралийцев, в разное время приехавших на континент в поисках лучшей жизни. Как сын иммигранта, он вынужден был примкнуть к таким же как он сам любителям приключений, чтобы получить хоть какую-то поддержку от не слишком жалующих чужаков, «местных». Тогда- то и обнаружился у шестнадцатилетнего подростка невероятный криминальный талант: он мог с такой ловкостью обчистить любой карман, что человек ни за что бы это не почувствовал. Не было ни одного замка, ни одного шифра, к которому бы он с легкостью не подобрал ключа. Но этого, честолюбивому юноше было недостаточно. Почувствовав вкус к такой жизни, он неожиданно начал раскрывать в себе ещё большие способности, планируя и осуществляя столь дерзкие ограбления домов богачей, что слава о нём в считанные месяцы долетела до каждого уголка полуторамиллионного города. Не было ни одного щипача или медвежатника, кому не знакомо было имя Сидни Бойда.

О талантливом подростке узнали серьёзные люди, которые за приличное вознаграждение начали прибегать к его услугам. Так, в кармане полуголодного Сида завелись денежки. Несмотря на зелёный возраст он стал завсегдатаем игорных домов, откуда всегда возвращался с карманами доверху набитыми деньгами. И дело было вовсе не в банальном везении. Пытливый ум и наблюдательность позволили юноше создать собственную систему, благодаря которой он стал регулярно выигрывать за карточным столом. И даже те, кто поначалу снисходительно усмехался при виде желания худенького мальца сыграть по-крупному, очень скоро признали его серьезным игроком, с которым нельзя было не считаться. Выпивка, продажная любовь и шальные деньги кружили голову и горячили кровь, и, казалось, что так будет всегда.

Но однажды, все изменилось. Отрезвление пришло с горем и болью. В квартирке, в которой со дня переезда обитало семейство Сида, случился пожар. И хотя прямых доказательств найти не удалось, тем не менее всё указывало на то, что это был поджог. Кто-то таким образом пытался избавиться от удачливого конкурента, превратившегося для очень многих в настоящую занозу в заднице.

Увы, в том пожаре сгорели не только все сбережения, припрятанные им от любопытных глаз под половой доской, но и все мечты о безоблачном будущем. Когда по обыкновению отсутствующий ночами полупьяный подросток вернулся домой, он неожиданно осознал, что превратился в сироту, потеряв почти всех своих близких. Из восьми человек остались только он и чудом выживший, но сильно покалеченный отец. Мать, младшие братья и сёстры сгорели заживо.

Что-то сломалось внутри юноши, когда он осознал, что произошло по его вине. Трупы к тому времени уже увезли, и он не увидел во что превратились его любимые, но ему с лихвой хватило бросить взгляд на обгоревшие стены, пол и потолок, чтобы ощутить весь ужас произошедшего.

Уход за отцом требовал больших денег, но вернуться к привычному ремеслу он не мог. Первое, что сделал отец, когда, наконец, заговорил, взял с Сида слово, что тот навсегда завяжет с прошлым и начнет жизнь с чистого листа. Вот только одно дело обещать это на словах, другое же, постараться выполнить на практике. Перебравшись в более тихий район, где, как он надеялся, никто о нём ничего не знал, кем Сид только не устраивался, но честно заработанных грошей, львиная часть из которых уходила на оплату съёмной комнаты и лечение отца, оставшегося прикованным к постели, катастрофически не хватало.

Иногда, когда было совсем уж невыносимо, он, уставший и голодный забирался на крышу соседнего магазинчика, и там, сидя под ночным небом, позволял себе ненадолго помечтать о своей жизни, сложись она немного по-другому. Но как бы далеко не уносился он в своих фантазиях, рано или поздно приходилось возвращаться к холодной реальности, где не было места глупым грёзам о несбыточном. Стиснув зубы, он поворачивал назад к суровой действительности, всякий раз с особым остервенением продолжая бесконечную борьбу за место под солнцем.

Он вновь сделал глоток, и удивился, как быстро успела остынуть вода. «Сколько же времени он вот так просидел? Почему Арчи его не позвал?» Вскочив с ящика, юноша сделал шаг по направлению к складскому помещению, когда смутно знакомый, и, никак не ожидаемый здесь голос, раздался откуда-то справа, остановив его на полпути.

– Так-так… Сидни, мой мальчик, мы все уже головы себе сломали, гадая где ты и что с тобой, а ты, оказывается, здесь, да еще в каком виде… Неужели такая жизнь предпочтительнее той, что ты так резко оставил?

Из темноты на свет вышел коренастый крепыш с бычьей шеей и крепкими, местами, сбитыми в кровь, кулаками.

Бутч…

В прошлом профессиональный боксер, после серьезной травмы, полученной в последнем бою, поставившей крест на его карьере, он занимался тем, что продавал свои услуги вышибалы и костолома тем, кто готов был за них заплатить. И нужно сказать, что он не прогадал, так как подобного рода «специалисты» требовались всегда и везде, гарантированно принося ему вполне приличные деньги.

Сид окинул подозрительным взглядом переулок. С недавних пор он не склонен был доверять никому, тем более бывшему подельнику, чьи моральные принципы никогда не отличались особой верностью, позволяя ему работать сегодня на одного хозяина, а завтра, без зазрения совести переметнуться к его конкуренту.