ПУНКТИР

ПУНКТИР
Инга Павловна Голубкова

Сергей Викторович Голубков

«Пунктир» – это мемуары Сергея Викторовича Голубкова, по-настоящему государственного человека. Книга представляет собой сборник коротких новелл, связанных с той или иной историей из жизни автора, в которых трагическое переплетается с комическим, в которых есть улыбка, ирония и печаль. Автор предельно откровенен и точен в воспроизведении картин прошлого, поэтому книга представляет собой своего рода документ эпохи. Для тех, кто жил в советскую эпоху и вышел из неё, книга будет тёплым напоминанием о молодости, о мечтах и свершениях, об ушедшем. А для молодых читателей эта книга – источник размышлений о профессии и смысле жизни.

Предисловие

Как появился «Пунктир»

У каждого – своя линия жизни. У кого-то она извивается, как русло реки, делая широкие повороты то вправо, то влево, у кого-то она мечется – шаг вперед, два назад, у кого-то движется по кругу. У Сергея Викторовича линия жизни прямая, как стрела, несгибаемая, сокрушающая препятствия и несущаяся вперёд под действием только одного – желания служить Отечеству.

Но любая линия жизни складывается из повседневных дел, историй и событий, запланированных и случайных, как бусы из бусинок. У Сергея Викторовича таких историй-бусинок набралось бы невероятное количество, не на один том. Он рассказывал их в компаниях, в дороге, в перерывах между делами, за столом. Казалось, этим историям не будет конца. Но почему-то никто так и не догадался их записать. И вот пришло время, когда финишная ленточка стала отчётливо видна. Друзья и коллеги упрашивали СВ написать мемуары, но у него всегда находились более важные дела. Он позвонил мне буквально за два месяца до своего ухода, и сказал, что готов наконец доверить мне все свои тайны. И мы начали работать.

С самого начала мы договорились, что это будет россыпь новелл – историй из его богатейшей на события и людей жизни.

– Я тут набросал пятьдесят сюжетов, – сказал мне СВ при первой же встрече, показывая несколько страниц блокнота, испещрённых убористым почерком. – Тебе не будет скучно.

– Почему пятьдесят? У вас же их сотни! Вашей жизни хватит на сто разных жизней!

– Давай сделаем пятьдесят. А там посмотрим.

Это была цель и это был план-минимум, который надо было выполнить во что бы то ни стало. После первой же новеллы, которую я отправила СВ по электронной почте, он позвонил, взволнованный: «Это то, что надо! Это действительно мои слова, мои интонации и чувства. Спасибо!»

Мы успели сделать только двенадцать новелл, когда СВ увезли в больницу в тяжёлом состоянии. Я уже подумала, что план рухнул. Но не успела я войти в палату, как услышала:

– Сколько у нас новелл? – Это было первое, что он спросил меня, когда я приехала.

– Двенадцать, – говорю.

– Продолжаем работать. Инга, где там мой список? Выбирайте, какую историю мне рассказать.

Поначалу СВ едва говорил, даже диктофон не мог ухватить его голос, поэтому Инга, его жена, работала переводчиком. Однако с каждым новым воспоминанием его голос креп, как будто в него вливалась жизненная сила. Поразительно, но СВ буквально воскресал на глазах. Когда я появлялась, медсестры шутили: «А вот и допинг пришел».

Каждое утро я приветствовала СВ одной и той же фразой: «Привет, СВ, пришла посмотреть на ваш конец». Он тут же начинал хохотать, вспоминая неприличный анекдот, стоящий за этой фразой, который сам же мне и рассказал.

СВ любил хорошие анекдоты, знал их множество и требовал от каждого приходящего рассказать что-нибудь свеженькое. Из палаты умирающего СВ то и дело выкатывались взрывные волны хохота, изумлявшие медперсонал клиники: такого пациента они ещё не видели. СВ любил жизнь – всегда и везде. Он умел радоваться всякой мелочи, он был переполнен оптимизмом, которым щедро делился и который не изменял ему даже на больничной койке. В нём жила какая-то фантастическая жизненная сила и воля, которые не оставляли места унынию и отчаянию. Мне кажется, он даже не знал, что это такое.

СВ ждал каждой утренней встречи и каждый раз спрашивал – сколько теперь у нас? Мы двигались стремительно. Двадцать новелл, тридцать, сорок, сорок пять… Когда их стало пятьдесят, СВ как будто успокоился, удовлетворённый тем, что выполнил план-минимум, и даже потерял интерес к этому делу, замкнулся, словно переключился на что-то более важное внутри себя. Казалось, он стоял на пороге иной жизни и вглядывался в новые горизонты, открывшиеся перед ним. Через несколько дней он ушёл навсегда.

Безумно жаль, что вышло только пятьдесят новелл. Он хотел рассказать о многих своих друзьях и единомышленниках, о своём детище, «Никохиме», которому посвятил последние 30 лет жизни и сотрудников которого нежно любил и опекал, а они платили ему тем же. Но не успел и заранее просил прощения у всех, кто не упомянут в книге. Очень много интересного осталось за бортом – рассуждения СВ о добре и зле, о том, что одно без другого, увы, не существует, о разочаровании СВ в капитализме по причине его глубочайшей безнравственности, о его преклонении перед женщинами, о природе отрицательного отбора в нынешней власти, о причинах краха микроэлектроники в нашей стране, о производительности труда и скрытой безработице, о зависти… Об этом мы успели поговорить только вскользь, отложили на будущее. Помню, я спросила:

– Сергей Викторович, а вы завидовали кому-нибудь?

– Конечно.

– Кому же? И в чём?

– Я всегда завидовал тем, кто умел танцевать, петь и говорить на иностранных языках.

– Но ведь этому можно было научиться!

– Когда?!

Замечание мое, конечно, было глупым. Сергей Викторович спал только четыре часа в сутки, и оставшихся двадцати часов ему едва хватало на большие государственные дела. Тут не до танцев.

Пятьдесят новелл – это слишком мало, чтобы сложить непрерывную линию жизни СВ. Поэтому она получилась с пробелами, пунктирной, отсюда и название книги. Тем не менее этот «Пунктир» даёт преставление не только о жизни СВ, но и об эпохе, в которую он жил. Эпохе противоречивой, неоднозначной, в которой много чего было, да и люди были разные. Но при всём том в ней присутствовало то, что сейчас редко встретишь, – бескорыстие, ответственность, самопожертвование, долг, служение, то, что воплощено в личности СВ и его жизни.

Инга, «моя половинка», как говорил СВ, активно участвовала в разговорах, дополняя воспоминания мужа другими, своими красками, и картинка становилась более объёмной. В какой-то момент у меня возникла идея ввести в книгу второй голос – голос Инги: она помнила такие детали, которые не задержались в памяти СВ. Дело обычное, мужчины и женщины – существа принципиально разные. СВ с радостью воспринял идею «на два голоса», поэтому многие новеллы сопровождает комментарий Инги.

Мы даже успели обсудить с СВ, в каком виде должна быть издана книга. И мы вместе выбрали тот формат и тот образ, по которому и была создана книга «Пунктир» – та, что сейчас у вас в руках. Книга о жизни удивительного человека, который держал на своих плечах мир.

    Любовь СТРЕЛЬНИКОВА

1938–1960

Откуда я такой

Кому сказать спасибо, что я такой, какой есть? Спасибо маме с папой за хорошую генетику и правильное воспитание, спасибо моим учителям, которые были всегда, потому что я учился всю жизнь и продолжаю учиться, спасибо Инге – моему зеркалу, которое показывало недостатки и заставляло работать над собой, и спасибо комсомолу, который сделал из меня общественного человека.

В первый класс я пошёл в семь лет. Это была семилетняя железнодорожная школа в Орше. Мои родители работали в системе железнодорожного транспорта, а у этой системы и тогда, и сейчас, и 130 лет назад были свои образовательные учреждения, включая школы. Они отличались от обычных городских школ тем, что были больше приближены к жизни и профессии, к труду. Образование в этих школах давали отменное.

Это был 1945 год. Ещё продолжались бомбежки и гибли люди, взрослые и дети. Но уже невозможно было не учиться – школы не работали четыре года! Поэтому во вновь набранных классах собрались дети разного возраста. В моём первом классе были ребята семи лет, как я, а были и десятилетние. В классе учились и мальчики, и девочки – раздельное обучение практиковали в те годы только в крупных городах, и были представлены четыре национальности: белорусы, русские, поляки и евреи. Поразительно, но представительство было равным – по семь человек. Одним словом, ситуация оказалась сложная, надо было как-то самоутверждаться и становиться героем. И у меня это получилось. Наверное, потому, что мне до всего было дело, равнодушием я не страдал.

Сергей и его семья: мама, Зоя Есперовна Иванова, в юности, папа, Виктор Сергеевич Голубков, сразу после войны, и старшие братья Леонид и Густав.

Сергей в школе и со своими одноклассницами. С Таней Кореньковой – Додух (стоит слева) Сергей дружил всю жизнь.

Я окончил шестой класс, мне предстояло идти в седьмой. К тому времени в школе уже было изрядное количество комсомольцев и полагалось выбирать комсорга школы. Учителя страстно хотели, чтобы комсоргом стал я, видимо, чувствовали мой потенциал, который я сам пока не осознавал. Но была одна загвоздка – я не был комсомольцем, по возрасту не дорос. И тогда учителя предложили мне приписать к моему возрасту один год. Я согласился, меня тут же приняли в комсомол, а комсомольцы выбрали меня комсоргом школы.

Всё, что происходит с нами, оставляет след в нашей жизни. Всё участвует в создании нас такими, какие мы есть.

    Иоганн Вольфганг Гёте

Учился я хорошо, и в 7 классе меня, как лучшего ученика школы, командировали летом на три недели в Мичуринск. Железнодорожные билеты были бесплатными, а в Мичуринске мы жили в общежитии аграрного института. Восемьдесят лучших учеников приехали из разных железнодорожных школ со всей страны, и было потрясающе интересно, потому что нас научили всему – как управляться с ягодными культурами, с зеленью и овощами, с фруктовыми деревьями и кустарниками. Эти навыки остались у меня на всю жизнь. Сегодня всё, что есть в саду рядом с моим домом, посажено и ухожено моими руками. С тех пор меня родные и друзья называют юным мичуринцем.

Но вот седьмой класс окончен, надо идти в другую железнодорожную школу – в десятилетку. Мой класс был очень сильным и в полном составе перешёл в новую школу. В ней уже было пять своих восьмых классов, а тут ещё наш. И меня в новой школе, только представьте (!), опять выбрали комсоргом, хотя у них были свои кандидаты постарше. Выбрали и на следующий год, в девятом классе. К десятому соревнование за роль комсорга обострилось, появилось много желающих. Мы устраивали дебаты, каждый кандидат докладывал свою программу деятельности. В общем, всё по-взрослому. Каждый старался заработать себе очки везде, где только возможно. И меня опять, в четвёртый раз, выбрали комсоргом.

Такие фотографии класса получали все выпускники по окончании школы в советское время.

Может быть, здесь свою положительную роль сыграло моё активное участие в школьном драмкружке. Наша учительница логики и психологии регулярно ставила спектакли, где я играл всё, что мне предлагали. Моей звёздной ролью стал Городничий в «Ревизоре» Гоголя. Помню, на живот мне привязывали подушку, потому что никакого, даже малейшего намека на живот у меня не было, а какой городничий без живота? Спектакль шёл с оглушительным успехом, и меня всегда награждали аплодисментами.

Одна из встреч с одноклассниками спустя 20 лет.

Жили мы в школе потрясающе интересно, именно что жили, пропадали в ней с утра до ночи, поэтому наш класс сдружился невероятно и навсегда. Каждые пять лет в течение последующих пятидесяти наш класс собирался в Орше. Были и «приблудные», как мы говорили, из других классов. Конечно, нас всех разбросало по России и по миру, но мы всегда приезжали в Оршу на встречу, скидывались, чтобы организовать застолье.

Обычно встречи организовывали мои оршинские одноклассники – Таня Коренькова-Додух, Валентин Дегтярёв и Гена Грищенков. Нам заранее сообщали, какие взносы мы должны сделать. Помню, уже после распада нашей общей страны мне написали, что скидываемся по 35 тысяч. И забыли приписать, что не рублей, а белорусских «зайчиков». Я отправил 35 тысяч рублей с посыльным. Ребята получили деньги, обалдели, звонят: «Сергей, ты спятил?» Но деньги я не забрал, и мы устроили пир на весь мир. А кроме того, я приехал не с пустыми руками: багажник моей машины был забит ящиками с шампанским, а салон – конфетами всех сортов от «Красного Октября».

Последний раз мы встретились в 2010 году. Тогда-то «девчонки» из нашего класса попросили: «Давайте больше не встречаться – стареем, выглядим всё хуже, самим противно смотреть на себя в зеркало». На том и порешили. Так завершилась одна из важнейших линий моей жизни. Всё-таки жизнь чудовищно коротка!