Девятая квартира в антресолях II

– Простите, мы с Вами раньше не встречались? – изумился Сергей так точно угаданной картине.

– А-ааа! – погрозил барон пальцем, прищурившись. – Сознайтесь, и Вы посчитали сейчас Модеста Карловича колдуном, молодой человек?

– Я привык думать, что мы живем в реальном мире, сударь. Двойные сущности, фантастические проявления – это уж как-то совсем по-Гофмановски, – засмеялся Сергей. – А что, многие считают?

– Кто говорит – «колдун», кто называет «волшебником», – задумчиво продолжал барон.

А Сергей подумал, что тот, скорее, смахивает на гнома-перестарка.

– Самому мне более импонирует понятие «маг», – продолжал рассуждения вслух представитель мистических миров. – В нем стержнем проходит возможность могущества. Состоятельности. «Я могу!» – вот какой девиз высек бы я на своем гербе!

– Да Вы – романтик! – Сергей гадал теперь, к чему ведет этот странный старикашка.

– Так вот, ближе к существу дела, – как бы прочитав мысли собеседника, свернул рассказ о себе любимом барон. – Мы не знакомы, и раньше видел Вас только я. Да-да! В ту ночь я был среди зрителей, наблюдавших созданный Вами образ Демона. И рукоплескал, поверьте!

– Благодарю! – Сергей обозначил легкий поклон. – Но какими судьбами Вас туда занесло? А! Наверно Вы сопровождали кого-то из своих детей?

– Детей я не имею, молодой человек. Да и вас там, как мне помнится, сопровождала дама, которая ни Вам, ни Вашей сестре родительницей не доводится?

– Вы и про сестру знаете? – приподняв брови, удивленно смотрел на барона Горбатов.

– Я знаю про вас всё! – продолжал мистифицировать Модест Карлович. – Тетка, ее состояние, отец видит только государеву службу, дети от него далеко, у вас с сестрой нет ничего собственного.

– Да как Вы смеете! – вскочил на ноги Сергей.

– Ах, как вспыльчива юность! – перешел на распевный тон Корндорф. – Вы совсем такой же, как отпрыск моей покойной сестры. Именно его опекуном я обязан состоять еще почти полгода до его совершеннолетия! Но, Вы! Вы, как мне кажется, старше? И должны были уже научиться выдержке и терпению, молодой человек. Особенно, в разговорах с представителями моего поколения…

– Я не намерен продолжать беседу в таких тонах с представителем любого поколения! – Сергей стоял теперь перед бароном, опершись спиной на фальшборт. – Обсуждение чужих финансов недопустимо в благородном обществе!

– Почему же, позвольте Вас спросить? – спросил барон с ехидством. – Для обсуждения подобных вопросов созданы целые сообщества и институции! Весь мир только и делает, что обсуждает чужие финансы в надежде сделать их своими.

– Что Вы хотите этим сказать? – немного утих Сергей.

– Присядьте, молодой человек. Не нависайте над стариком. Я хочу Вам не только кое-что сказать, но и предложить. Разговор не на одну минуту, – барон искоса посмотрел на Сергея. – Куда нам торопиться? Путешествие по водной глади располагает к беседе неспешной. Не так ли?

Сергей опустился обратно в шезлонг и стал вновь набивать трубку.

– Поделитесь со мной! Каковы Ваши воззрения на сей презренный предмет? – Корндорф продолжал говорить загадками.

– Вы имеете в виду деньги, сударь? – усмехнулся Сергей.

– Я думаю, более уместным в нашей беседе будет обращение ко мне «Ваше благородие», молодой человек.

– Тогда того же я потребую и от Вас! – Сергей не давал барону откусить палец, положенный ему в рот. – Я тоже дворянин!

– Тогда это разговор равных? – не сдавался старикан. – Тем лучше, милостивый государь мой. Тем лучше. Оставим тогда в покое благородство и перейдем к предметам, как бы это сказать, от него несколько – или даже весьма – удаленных. Смею ли я спросить о широте допустимых пределов Ваших моралистических взглядов? Как мне кажется, право на этот вопрос дает мне само Ваше пребывание в этой поездке?

– На что Вы намекаете?! – снова взбесился Сергей.

– Я намекаю на явный интерес нашей хозяйки к Вам, и на ваше проживание с ней, кхе-кхе, в соседних каютах, – барон чуть понизил голос, якобы, чтобы соблюсти тайну.

– Пойдите прочь! Как Вы смеете! – Сергей снова попытался встать.

– Если Вы будете так бурно реагировать на каждое мое слово, молодой человек, то мы никогда не дойдем до сути, – невозмутимо продолжал барон. – Скажите, а Ваша сестра, какого придерживается, кхе-кхе, мировоззрения, так сказать? Насколько она невинна?

Сергей даже не вспылил на этот раз. Он просто стоял и молча смотрел на барона, искренне считая, что ослышался.

***

Савва вызвал Леву запиской, приглашая навестить его не дома, а в павильоне. Лева подумал, было, что надо что-то починить или подправить и, отпросившись со службы на целый день, явился к другу, готовый к работе. Он застал Савву в главном зале, за спинами посетителей, прислонившимся к стене и со взглядом тоскливым. «Ох, только не это!» – подумал Лева, подозревая знакомый напев: «А переделай-ка мне тут…». И вначале, действительно, было на то похоже, но Лева решил молчать до последнего, не подсказывая и не поддаваясь. Савва, увидев друга, молча поприветствовал его, потом обвел рукой раскинувшуюся перед ними картину – толпа завороженных зрителей наблюдала паровой двигатель в действии – как бы ею и объясняя свою разочарованность. Потом молча махнул этой же рукой, и так же молча, жестом пригласил пройти в техническую часть павильона. Тут им стало не так громко слышно уханье турбины, а за закрытой дверью Саввиного кабинета и вовсе наступила тишина.

– Может зря я Полетаева в свой павильон зазвал? – невпопад затосковал Савва. – Выставлялся бы себе в Кустарном отделе, как все. Его б там заметнее было. А, Левушка?

– Уж куда, как заметней! – Лева решил встряхнуть поникшего друга и выяснить все-таки истинную причину страданий. – Подобное среди подобного, кто ж запомнит! Ваше Товарищество там и так упомянуто, да кто ж ему там столько места выделил бы, чтоб все направления показать в цвете? Пол зала! А что ему там дали выставить? Два ножичка, да три замочка? Не нагнетай, Савва, скажи лучше, что случилось?

– Так прилетел он тут из своего Лугового, аж, светится весь! – если бы Лева не знал своего друга наизусть, то мог бы подумать, что в том сейчас говорит зависть. – Все, говорит, новое у меня там! Хочу, говорит, образцы на витрине менять, это уже устарело все!

– Ну, и? – не понимал Лева. – Что плохого-то? Все меняется, все развивается. Только порадоваться остается! Что ты в тоску-то впал?

– А вот и впал! – Савва вышел, наконец, из своей туманной задумчивости. – Опять дерзишь, Левка! А что ж не впасть-то?! Все меняется. Все развивается. Один я со своими старыми кастрюлями. Вон пыхтит, аж, стыдно перед людьми! Все, все менять надо!

– Тьфу ты! – в сердцах не выдержал Лева. – Ты меня не пугай так, друг сердечный. Кто там тебя в стыд вогнал? Вот те посетители, что открыв рот сейчас твои действующие экспонаты глядят? Которые на производственный поток ты только два года как наладил? Это старье, Савва? Ты, прости, но по моему разумению, выставки и призваны показать достигнутое. Не завтрашний день. Вчерашний! То, что уже состоялось! Тебе эта Выставка столько славы наработает, что c этим-то багажом потом и развивайся, сколь хочешь, себе на здоровье. Что ты сейчас-то мечешься? «От добра – добра не ищут»… Слыхал, может, народную мудрость?!

– Ох, Левушка, как не слышать: «От корма кони не рыщут…» Да, кормилица она! Это я так, с тоски. А жаловаться грех, это ты прав, прав… Все мои постоянные партнеры, у кого летом срок – все договора возобновили, продлили. Кто еще и больше заказал, чем всегда. Да трое новых за ними пришли. То-то еще по осени станется!

– Так что за тоска-то? – Борцов подошел к окошку.

– Да не поймешь! – Савва тер лоб, к другу не оборачиваясь.

– Дома что? – осторожно спросил Лева.

– Да дома-то все как раз, слава Богу. Февронии получшало, надо ее в Москву везти. Девочки уже так соскучились!

– Ну, вот и займись семейными хлопотами, – размеренно говорил Лев Александрович напряженной спине друга. – И я, может, тоже с вами выберусь – разом все там и переделаем. А о производствах забудь пока, там же тоже все у тебя ладно? Тихо? В Петербурге, говорят, в этом году тревожно было… В смысле рабочих.

– Да нет, у нас тут спокойно, Левушка, – вскинулся Савва. – Да моим-то и чего требовать? По сравнению с иными, так они как сыр в масле. И «почистили» хорошо город от этой заразы перед Выставкой, сам знаю.

– Ну, и поезжай спокойно в Москву, – Лева обошел стол и стоял теперь перед ним, не понимая толком, окончен разговор или нет.

– Не пойму я себя, – Савва скривил лицо в болезненной гримасе. – На душе как-то муторно…

– А ты не поддавайся, раз явного повода нет! – Лева уже прикидывал в уме, как выкроить время для поездки в Москву, оставлять друга одного в таком раздрае ему не хотелось. – А что твои другие дела? Партнеры? Товарищество, как понимаю, процветает? А остальные ваши пайщики? Как сам Андрей Григорьевич?

– Да вроде везде ладно, а как предчувствие какое, – потер грудь в районе сердца Савва. – А Полетаев, действительно, уже несколько дней не появлялся. Спрашивали его тут, по Товариществу-то тоже кое-какие договоры возобновлять пора, их же он подписывать должен. Да ничего, время терпит. К четвергу, думаю, объявится!

***

– А! Я догадался! – Сергей осторожно улыбнулся барону, продолжая странный разговор на палубе. – Вы из тех пациентов тихих клиник, которых во времена примерного поведения отпускают побыть среди общества? Так, видимо, настало время сообщить тем, кто над вами надзирает, что уже пора возвращаться?