Страж Монолита 2. Фантастический роман

– Не шевелюсь, ребята, – согласно ответил Егор, внутренне ругая себя, теперь уже за то, что вообще сунулся к костру.

Хотя если судить по пси-фону обоих человек, стрелять им не хотелось, но это же люди. А люди могут делать то, что им не хочется, причем иногда думать, что именно этого им и хотелось. Две фигуры по очереди встали, держа гостя на прицеле. Один был одет в обычный сталкерский комплект новичка, а другой, тот, который, судя по голосу, был более испуган, накинул бандитский каштановый плащ, но бандитом не был.

– Ты кто такой? – спросил более решительный голос.

– Человек, – ответил Бобр уверенно.

– Это я вижу, что человек. Кто, я спрашиваю?

– А… Бобр, сталкер. Вольный.

– Бобр?– удивился сталкер с автоматом и плотнее прижал автомат к щеке. – Бобр же сгинул дней десять назад.

«Всего-то десять дней», – разочарованно подумал сталкер. Всего десять дней как зомби с его ПДА умер окончательно, и весть об этом разнеслась по сети. А казалось, что прошла уже целая вечность, ну если не вечность, то целая жизнь, и тот Бобр, который был неделю назад, стал еще дальше от того, кем он считал себя раньше.

– Да нет, живой я… – сгорбившись, ответил Бобр.

– ПДА где, оружие? – спросил другой, в плаще.

Егор растерянно обернулся, словно действительно пытаясь найти потерянное оружие.

– Не знаю, не помню… – ответил Егор, понимая, что его спонтанное желание выйти и поговорить с людьми было глупостью. А само поведение вряд ли отличает его от излома или от шатуна.

– Блин ребята, не помню ничего, – продолжил он, понимая, что если сейчас попросит еды, то точно может напроситься на заряд дроби в голову, поскольку теперь он сам себе напоминал мутанта, вышедшего к людям и растерявшегося от непредвиденного развития события и вопросов, к которым он не был готов.

– Постой… ну-ка повернись… – сказал тот, что с автоматом, в обычной сталкерской куртке, подсказывая направление поворота дулом автомата так, чтобы вышедший стал к нему немного в профиль.

Несколько секунд длились гнетущее затишье и напряженный взгляд целившегося человека.

– Не может быть… да как же это? Это же правда Бобр… Бобр, это я, Молоко, помнишь? – воскликнул сталкер, отодвигая от лица автомат, отчего его лицо тоже стало видно в свете костра и появились знакомые черты новичка из деревеньки на Кордоне, что возле берлоги Сидоровича.

Внезапно Бобр ожил, словно другой мозг, обычный человеческий, в котором отложились людские, братские свет и тепло, памятные попойки возле общего костра, общий стол, где каждый выкладывает, не скупясь, и хлеб, и соль, и душу. Вдруг все звуки и воспоминания разом обрушились на сталкера. Разглядев и наконец-то действительно узнав знакомые черты лица новичка, к горлу Егора подкатил комок, на глазах выступили слезы, голос предательски задрожал.

– Ребята… – только и смог выговорить он.

– Э… эй, мужик, ты чего? – растерялись сталкеры, вдруг перестав быть грозными. – Не надо… не надо плакать, – кинулись к нему одновременно оба. – Это же я, Молоко, – обрадовавшись и сдерживая, неизвестно почему, выступившие и у него слезы радости, подхватив его под локоть, начал приговаривать сталкер с АК. – А это Гара, напарник мой, мы с ним вместе в деревне дежурили, помнишь, Бобр? Ты чего? А помнишь, ты меня заставил в погреб лезть, крыс гонять? – разволновавшись, заторопился Молоко. – А Гара пошел мне помогать… Ну не плачь, Бобр, не плачь, – слезно просил его новичок, видя, в каком положении пришел к ним опытнейший и бывалый по сравнению с ними сталкер.

Тот сталкер, который в одиночку расправился с болотным кровососом, к которому сам Сидорович располагал особым доверием и отправил его в ту ходку на Янтарь, откуда он пришел, как теперь оказалось, живым, но, видимо, это была его последняя ходка.

– Надо же, как Зона-то мужика сломала, – в благоговейном ужасе прошептал Гара, теперь уже повесивший дробовик через плечо и под локоток помогавший усадить сталкера на пенек. – На, водки хлебни, – дрожащей рукой протянул он сталкеру фляжку.

Полными состраданий глазами он следил за тем, чтобы Бобр сделал несколько глотков. Но водка не пошла в сталкера, слишком высоко задрав голову, он поперхнулся и, разбрызгав жидкость, вернул фляжку владельцу. Гара автоматически приложился к горлышку и, не спуская глаз с Бобра, сделал несколько больших глотков, после чего выдохнул и полез в карман за занюшкой.

– Чего дать тебе, Бобр? – суетился Молоко, – Кушать хочешь? Водки? Может, горячего чего? Мы мигом, ты только это… держись…

Егор слабо улыбнулся. Минутный душевный порыв, заставивший его утратить контроль над собой, отпускал.

– Мне бы чайку, – улыбаясь одними губами, попросил он.

– Чайку? Ага, сейчас, – выдохнул молодой. – Ну че ты стоишь? – накинулся он на Гару, в оцепенении стоявшего и расширившимися глазами смотревшего на гостя. – Давай быстренько воду, я костерок щас расшевелю, не видишь, человеку плохо.

– Да не плохо мне, мне уже хорошо, ребята, – окрепшим голосом сказал Егор. – А вот чайку – в самый раз.

Пока молодые суетились, кипятя воду и заваривая чай, Молоко без устали стрекотал, что да как у них в лагере, при этом оба изредка с любопытством, граничащим с изумлением, посматривали на сталкера, сидевшего возле костра, по-турецки скрестивши ноги. Наконец, чай был готов, сталкеру подали его в обжигающей алюминиевой кружке, для предохранения гостя от ожогов завернутой в чистую тряпку, что, собственно, ненамного смягчило ее жар.

Но люди Зоны, истинные сталкеры – сильные люди. Какими бы они ни были там на Большой Земле, подлецами ли, героями ли, толковыми или бестолковыми парнями, после прихода в Зону все истинные черты характера и человеческого духа проступают на поверхность, становятся ведущими и главными. Если там он был подлецом, то здесь он становится большим вооруженным подлецом, если там он был героем, то здесь он становится еще бо?льшим героем… Разве что о героизме такого человека, как правило, никто, кроме Зоны, не ведает. Все второстепенные, вспомогательные качества, имевшие смысл там, на Большой Земле, здесь попросту отмирают, поскольку ими редко приходится пользоваться или их неуместность настолько очевидна, что даже сам хозяин этих черт без сожаления расстается с пережитками. Здесь, в Зоне, выживают только те, кто живет своим настоящим Я, те же, кто пытается приспособиться и как-то попасть и идти в одном направлении с истинными сталкерами, просто не приживаются. Да, они, конечно, живут определенное время, пока все наносное не пережжется в нескольких схватках с мутантами или перестрелках с другими людьми да не отшлифуется двумя-тремя Выбросами, которые не только опустошают открытую местность от людей, но и обнуляют души укрывшихся от него до самого нутра, до самого настоящего «я» пришедшего в Зону человека. И если это «я» будет слишком слабым для того, чтобы иметь смелость жить с новым знанием о себе, которое обнажается, словно зубной нерв, после короткого периода в Зоне, то лучший выбор для человека – вернуться обратно, наружу, за периметр, зная о себе новую правду. И только там уже бывший сталкер сможет начать жить действительно по-новому, поскольку зашедший в Зону и вышедший из нее, заглянувший в себя и в окружающих его настоящих людей (а таковые всегда встретятся в Зоне хоть раз, но каждому), уже никогда не станет прежним. Именно поэтому троица, сидевшая у огня, недолго переживала потрясение по поводу вернувшегося Бобра, и через какое-то время, убедившись, что Бобр в состоянии пить чай, шутить и разговаривать, увлеченно перенеслась к делам насущным, а именно к делам новичков, залетевших невиданно далеко, аж к месту, где Темная Долина переходит в Дикие Территории.

Несколько раз собравшись было с духом спросить Бобра, откуда и как он появился, Молоко, только глянув на изможденное и трогательно-доверчивое лицо сталкера, лишь отрицательно махал сам себе головой, не находя в себе сил и смелости неосторожным вопросом задеть Бобра и его совсем свежее прошлое. «Блаженный», – думал про себя, глядя на счастливого Бобра, новичок Гара. Но в целом Бобр остался все тем же сталкером, вовремя смеялся, когда смешно, что-то спрашивал, действительно имевшее смысл, но в некоторые мгновения в его глазах проскальзывало выражение человека, прошедшего тяжкие муки и теперь без всякой задней или отягчающей его мысли по-детски наивно-счастливого от кружки горячего чая и вовремя поданного куска сахара. Молоко время от времени украдкой стряхивал некстати набегавшую и заслонявшую глаз слезу, в преломлении которой становились неверными блики костра, когда он улавливал это новое, нездешнее выражение в глазах гостя.

Егор, выпив сначала одну, потом другую кружку чая, снимавшего с него оцепенение пустошей, вспомнил и про свой рюкзак, в котором лежали консервы, хлеб, колбаса. Хлеб зачерствел, колбаса однажды как-то намоченная, издавала неприятный запах, и только несколько консервов, несмотря на робкие протесты сталкеров, были водворены на бревнышко, выполнявшее роль стола. Теперь, сидя среди людей, Егор, не очень хорошо помнил, как именно добрался сюда, а о пережитом побоище на границе Рыжего Леса вспоминать не хотелось. Весть о разгроме железного кулака с Большой Земли пока еще не просочилась в сталкерскую сеть. Добровольцы и желающие полюбоваться результатами сражения, а еще пуще разжиться трофеями, ушедшие вслед за танками и пехотой в сторону канонады и дымного столба, не возвращались и не давали о себе знать, и срок был еще небольшой, чтобы считать их погибшими. ПДА молчали, что, в общем-то, было не редкостью в Зоне. Тем не менее неизвестное количество сталкеров двинулось к запретному и гиблому Рыжему Лесу.

– Так что же ты, Молоко, в такие места подался? Не боишься? – по-своему усмехнувшись, спросил Егор новичка.

– Да как же не боюсь, боюсь… – ответил тот, пряча взгляд в смущенной улыбке, – но мы вот с Гарой подумали, что если все туда двинули, то, наверное, зверье-то повыбивали, а мы вот вторяками пойдем, потише и поспокойней будет, а если что не так, то и на обратный путь свернем.

– Да, – подтвердил Гара. – Почти все наши к Рыжему пошли, – махнул он головой в сторону, в которой, как он полагал, находится Рыжий Лес.

– Только лес не там, – усмехнулся Егор, – а там, – указал он большим пальцем себе за спину.

– Ну да, – смутившись, сказал Гара. – Вот бы туда попасть пораньше, колонна назад еще не возвращалась, значит, стоит лагерем, а вояки хоть и не друзья нам, но по-любасу зверье в округе примяли, а до артефактов им не добраться, кишка тонка, – глаза у Гары разгорелись. – А там же этих артефактов! – он восторженно сглотнул слюну и посмотрел на Молоко.

Молоко, увлеченно слушавший друга, видимо, очень даже разделял его мнение, и все их разговоры сводились к обсуждению предстоящего сбора и опасению не успеть до отхода вояк.

– Мне один товарищ рассказывал, а ему другой сталкер рассказывал из Свободы, – слегка смутившись, обратился к Бобру Молоко, – что в Рыжем Лесу «медузы» вот такие, – и он растопырил пальцы и развел немного руки, показывая что-то вроде небольшого арбуза. – Только не берет их никто, а в основном там такие артефакты, которые даже тут, – он боязливо обернулся в окружавшую их ночь, – редкость. Только желающих похабариться там харчат влегкую.

Бобр усмехнулся про себя, глядя на восторженно пересказывающего новичка слова тех, кого он сам, новичок-то, и не знает, наверное, одновременно вспоминая трех кровососов, перебегавших ему дорогу в деревеньке позади. «Не дойдут, – с грустью подумал Егор, опуская взгляд на пляшущие язычки костра, – еще странно, что сюда добрались… хотя что странного… на себя посмотри».

– Да и здесь харчат влегкую, – отозвался Бобр.

– А мы потихоньку, – влез в разговор Гара. – Мы же как мыши под котом: где ползком, где присядом, где вообще…

В это время в темноте позади новичков, на южной стороне треснул сучок. Оба новичка подскочили и схватились за оружие, напряженно вглядываясь в сторону шума. Бобр кинул взгляд в ту же сторону. Там, в темноте, в невидимом для людей спектре крутилась и выворачивала тростник на окраине небольшого озера, практически очень большой лужи, какая-то неведомая зверушка. Агрессивность намерений у нее не наблюдалось, скорее всего, какое-то местное всеядное вышло под покровом темноты питаться. Общий шорох, производимый созданием, терялся во множестве других ночных шумов, но треск ломаемых и пожираемых стеблей иногда был особенно громким, что заставляло саму зверушку напряженно застывать и вслушиваться в темноту. Еще некоторое время оно крутилось в грязи, выворачивая корни, затем, вывернув изрядный кусок, булькая и вызывая небольшие всплески, потащило его на середину лужи, где принялось пожирать его. Оба новичка невидящими глазами всматривались через мушки оружия в темноту. Голос Гары испугано просел.

– Чего это, Бобр? Сюда идет? – спросил он, сделав шаг назад в сторону сталкера.

– Не бойся, убери пушку, это другое… – Егор задумался, – не хищник… не для человека…, – проговорил он, с трудом подбирая верные слова.

– А кто это? – спросил шепотом Молоко, подняв вверх ствол автомата и садясь на место, тем не менее продолжая глядеть в темноту.

«Действительно, кто это?» – подумал сталкер. – Я ж хрен его знает, что это такое, да откуда мне знать?» Оба новичка уставились на него в ожидании ответа.

– Да это… утконос, – наобум брехнул Бобр, силясь представить, откуда он взял это название.

– Вот те на! – обалдевший от услышанного, произнес Молоко. – Так они же только в этой самой, в Австралии водятся.

– Да шут его знает, где они водятся. Только эти тут, в воде живут, камышом питаются, – продолжал импровизировать Егор, не моргнув глазом.

– А-а-а… ну надо же, никогда про таких не слыхивал, – протянул Молоко и тут же достал ПДА и сделал какие-то записи.