В гостях у мертвецов

– Эмм, – Смирнов неуверенно посмотрел на гроб, – а кем он был?

– Бандитом, он случайно наткнулся на патрульных и те его застрелили, -сказала Долли.

– Ну, – сконфузился Смирнов, он огляделся по сторонам, ища вокруг слова для прощания, но наткнулся лишь на ожидающую морду Пса и без эмоциональную маску Долли, – он был хорошим… бандитом… Хотя, учитывая, что он просто напоролся на патрульных, и те его убили, навряд ли он был хорош. Так что, эм… знаете, о мёртвых либо хорошо, либо ничего, поэтому давайте его просто закопаем.

– Золотые слова, – ответил Пёс и кинул на гроб горсть земли. Они зарыли могилу, и Грэг установил на ней хилый крест, похожий на человека, который просит убить его. Пёс взял у Смирнова нож, чтобы вырезать на кресте имя умершего и годы жизни и спросил:

– А когда он родился и как его звали?

– Не знаю, у полисменов этой информации не было, – ответила Долли.

– Так и напишем: «не знаем», – ответил Пёс, – вот и всё, работа готова.

Их троица пошла обедать. После еды герр, пытаясь аккуратно взять чашку кофе, сказал Смирнову:

– Сегодня ты вступаешь в ночную смену, будешь сторожить кладбище. Обычно этим занимается Пёс, но, к сожалению, он не может не спать пять ночей подряд.

Старик виновато упёр взгляд в пол.

– Он тебя проинструктирует. Пока что, можешь отдохнуть, – сказал герр и случайно опрокинул кофе. Чёрный напиток полился на пол, оставляя на столе и полу быстро растекающуюся лужицу. Пёс бросился ко столу и стал вылизывать пол, не давая кофе разбежаться. Герр в ярости пнул старика и заорал:

– Пошёл вон, скотина!

Пёс виновата опустил голову и выполз из столовой. Герр встал изо стола, и, ковыля в кабинет, бросил Долли.

– Приберись здесь.

Женщина послушно принялась убирать за Вёрфлюхтом. Смирнов же улёгся на свою шкуру, и, разморившись от еды, заснул, в надежде отоспаться за сон грядущий.

Он проснулся от чувства чьего-то зловонного дыхания у своей щеки. Он почувствовал, как чьё-то тело склонилось над ним. Он схватил незнакомца и покатился с ним по комнате, попутно доставав из-под подушки нож.

– Да какого чёрта! Это я! Хватит пытаться меня убить! – закричал Пёс.

– Хватит меня провоцировать! – ответил ему Смирнов.

– Хватит орать! Займитесь своей работай! – раздался из-за стены голос герра Вёрфлюхта. Пёс и Смирнов поспешили удалиться из поля слуха начальника.

Старик отдал Смирнову свой револьвер, пару патронов, топор и керосиновую лампу и принялся нравоучать:

– Не все мертвецы вылазят, только самые неугомонные. Они слабы и не поворотливы, потому что гнильцы в них много. Тебе они не ровня, но всё же делов наворотить могут. Револьвер против них, в принципе, бесполезен, я им обычно стараюсь руки да ноги порубать, чтоб не двигались, а револьвер – это так, чисто припугнуть. Всё понял?

Смирнов кивнул.

– Ну новичок, давай покурим перед ночкой, – ухмыльнулся старик и отдал ему сигарету. Они уселись на крыльце и закурили. Где-то ворона крикнула своё насмешливое: «Никогда». Тени от деревьев всё росли и росли, их подговаривали молчаливые надгробия. Тени пытались дотянуться до двух человек, сидящих на крыльце старого дома. Тени хотели схватить их и затянуть в могилы, чтобы люди отдали своё тепло земле, ведь все они обязаны земле, а так бесцеремонно топчут её, пускай же отдадут ей хоть что-то своё.

Пёс докурил, встал и похлопал по плечу Смирнова:

– Ну, брат, удаче тебе, – и ушёл в дом. Смирнов докурил свою сигарету, за его спиной залязгали десятка закрывающихся замков, которые отделяли его от дома. Он выкинул бычок, солнце свалилось с небосклона, он зажёг лампу и наступила ночь.

Она окрасила всё в оттенки синего и чёрного. Она накинула легкую ткань на кладбище, из-под которой выглядывали очертания мира дневного. Смирнов сидел в маленьком кусочке света и пытался сквозь мрачную вуаль проглядеть что-то, чего за ней быть не должно.

Каждый раз, когда уха человека с чужим именем касался какой-то шорох, какой-то непонятный звук, который рождается в ночи, казалось бы, без причины, человек тут же замирал, пытаясь вновь его уловить, схватиться за него ухом, и держать, не позволять этому звуку просто уйти, после того как он так нагло объявился посреди ночи. Каждый раз, когда человек краем глаза замечал какое-то движение во тьме, он сжимал револьвер по сильнее, и весь превращался в зрение, пытаясь глазами разрезать тьму и найти того, кто его беспокоит. Но если тьма не могла проникнуть за круг света, то ночной холод это делал спокойно. Сначала он залез в уши человека, потом в его нос, потом в пальцы на ногах, потом в пальцы на руках и проникал всё дальше и дальше, пытаясь заполонить его тело.

Человек с чужим именем наконец-то встал и пошёл в ночь. Ему надо было обойти кладбище, проверить, что никто не пытается перелезть через ограду или открыть ворота. Человек пытался идти тихо, стараясь не потревожить ночь, чтобы она забыла о нём. Но как можно забыть о непокорном пятне света, который так нагло шагает сквозь твои владения? Ночь не могла о нём забыть. Тьма пялилась на него и ни на секунду не отводила взгляда. Он чувствовал, что весь мрак вокруг превратился в один большой чёрный глаз, наблюдающий за каждым его шагом. И с каждой минутой своего дежурства, он чувствовал, как что-то нарастает. Ничего вокруг не происходит, но что-то надвигается. Какая-то струна всё натягивается и натягивается, и вот-вот она лопнет. И вдруг луна выглянула из-за тучи и показала ему фигуру, которая пыталась перелезь через ограду. Человек чуть облегчённо вздохнул и стремительно направился к неизвестному.

Этот кто-то увидел его и, спрыгнув с ограды, бросился прочь. Человек побежал за ним. Наконец-то, какое-то действие, он летел по кладбищу, настигая свою цель. Как будто пелена спала, то чего он опасался случилось, и ему стало легче. Он накинулся на свою жертву. Они вместе покатились по кладбищенской земле, лампа выпала из рук человека и чудом не разбилась. В нос ударил затхлый приторный запах гнилой плоти. Человек оттолкнул от себя незнакомца и пополз к лампе. Он схватил её, и из мрака высунулось гнилое лицо с белёсыми выпученными глазами и просипело загробный голосом:

– Помогите!

Мертвецкие руки потянулись к человеку. Он пнул труп и хаотично задрыгал ногами, пытаясь встать. Покойник, пытаясь схватить его, просипел:

– Помогите! Дочка… мне к дочке надо…

Человек без имени выхватил револьвер и направил его на труп, обтянутый тёмной коростой из грязи, кожи и остатков одежды…

И тут выпал снег. Снег падал на грязную кашу под ногами. Вдалеке горела деревня. В утреннем воздухе чувствовался приятный кислый запах пороха с нотками крови. Перед ним на коленях стоял какой-то мужик и, трясясь от страха, пытался на чужом для себя языке о чём-то умолять его. А он стоял и смотрел на него через мушку револьвера. В его уши лилась эта тарабарщина или мольбы мертвеца… опять какие-то дочки… Скрежет курка… и только бах! Бах! Бах!

Глава

II

Человек с чужим именем забивал гвозди в крышку гроба. Кто-то без конца сипел из него.

– Да заткнись ты уже! – он ударил по крышке гроба молотком.

– Вижу, браток, хороша была ночка, – сказал Пёс, входя в сарай. Смирнов кивнул и забил последний гвоздь. Старик отдал ему сигарету, и они закурили. Позже пришёл Грэг и унёс гроб. Пёс сам перезахоронил беглеца, а человек с чужим именем сидел на краю могилы и смотрел, как гроб исчезает в земле. А затем день потянулся своим чередом. Завтрак, обед, ужин, короткие пререкания между Долли и Псом, чёткие распоряжения герра, уборка могил, дневной сон и вот опять ночная служба и… ничего.

Абсолютно ничего. Ночь смотрела за ним, за каждым его шагом, за каждым его действием. Звуки то рождались во тьме, то пропадали. Он обошёл кладбище, осмотрел забор, ворота и… ничего. Никто не пытался сбежать, никаких оживших мертвецов не было. Да, на кладбище было жутко, странные кривые фигуры закручивались в невыразимые формы, тянули свои изломанные конечности в разные стороны, но стоило направить на них свет, как они сразу превращались в деревья и надгробья. Ему слышалось, как кто-то ходит во тьме, перебегает от могилы к могиле, прячется за деревьями и надгробиями. Человек подкрался к этому неизвестному, бросился на него и… там никого не было. Утомлённый человек уселся около сарая и закурил, а потом потянулся день.

Еда, Пёс, Долли, герр, осмотр кладбища, сон, сигарета… Всё по кругу. Как и вчера. Может ничего ночью и не было. Ни в кого он не стрелял. Он нашёл могилу, которую перекопал Пёс. Ничего особенного могила как могила. Ну, довольно свежая, и что? Ну как что, это ведь доказательство. Он чётко помнил, как увидел мертвеца, как запихнул его в гроб, как потом его закопал Пёс. Но этого почему-то было мало, ему хотелось выкопать труп и спросить у него, покидал ли он могилу или нет? Человек вглядывался в имя на могиле, пытаясь в буквах уловить какую-то подсказку, который ему оставил мертвец, но всё без толку. Могила молчала. Пёс похлопал человека по плечу:

– Не переживай, браток, ночка она такая. Это не наша пора. Она какая-то чужая. Всё в ней не так. Она тебя порой так закружит, так завертит, что не обрадуешься. Всё в ней наперекосяк. Но мертвяки, они только в это время гулять могут, ихнее это время, оно им в радость. Луна им светит, только под её светом они ходить могут. Потому что луна – это тоже солнце, только мёртвое, для мёртвых оно. Стало быть, и ночь тоже день, только мёртвый, – объяснял ему Пёс перед третьей ночью.

Смирнов сидел на крыльце и курил. Голова болела ужасно, тело наполнилось тяжестью. Смирнова постоянно клонило в сон, каждый раз, когда он моргал, ему приходилось предпринимать усилие, чтобы разомкнуть веки. И пока он боролся с собственным телом, наступила ночь. В ушах у него гудело так, что он уже не понимал, что ему послышалось, а что было настоящим. Он наклонил голову к земле, потому что сил поднять её у него не было. Он тёр глаза с такой силой, что ещё чуть-чуть, и он выдавит глазные яблоки.

Вдруг из тьмы на край света выступили два сапога. Два чёрных, грязных армейских сапога. Человек с чужим именем в ужасе поднял голову и увидел пустоту. Перед ним был только мрак. Человек опустил взгляд, а сапогов уже не было. Он вздохнул, взял фонарь и пошёл осматривать кладбище.

Всё опять было спокойно, исключая пару случаев, когда Смирнов поскользнулся на ровном месте и чуть не упал, ничего не случилось. Человек провёл усталый взгляд по могилам и заметил незнакомца, который сидел на надгробии и курил. Человек перехватил топор и вдруг услышал какой-то шорох сзади. Он оглянулся и увидел, как кто-то пытается перелезть через забор. Он вновь посмотрел на курящего человека, но его уже не было. Человек бросился к ограде. Мертвец прыгнул на него, пытаясь голыми руками придушить человека. Он вывернулся из рук трупа и тихо сказал:

– Ну наконец-то.

Человек с чужим именем ударил обухом топора мертвеца в грудь. Труп повалился на землю. А затем, человек опустил на него топор один раз, второй, третий, четвёртый… Он бил умело, бил с расчётом, бил так, чтобы обломать мертвецу все конечности. Труп вертелся на земле, что-то орал, но разве важны слова, когда есть кого кромсать? Превратив тело в огрызок, человек поднял его и потащил в сарай. Труп молил о пощаде. Человек с чужим именем засунул его в гроб и заколотил крышку. Труп ещё что-то стонал, а человек только приговаривал:

– Попался беглец! Будешь теперь в землице лежать. И чего тебе не нравиться? Земля – это мать наша. Она всех обнимает, она всех принимает…

Он забил последний гвоздь и встал как вкопанный. По началу он ни о чём не думал, просто бездумно пялился в пустоту. Затем на него, как валуны, летящие с вершин гор, навалились вопросы: «Что я делаю? Зачем?» Но ответов у него не было. Человек сел посреди сарая и закурил.

Солнце вальяжно поднялось из-за горизонта. Оно говорило: «Я, конечно, не хотело сегодня вставать, но раз вам так надо, чтобы я появилось, то так уж и быть. Но учтите, это только из-за вас.»