Аден

Настоятель пристально посмотрел Канну в глаза.

– Сын мой, мы молимся за все миры. Где бы ни прошла нога человека, наша молитва должна пребывать с ним. Люди на Земле такие же, как и мы.

– Вы думаете, они там ещё остались?

– Разумеется.

– Почему же они не прилетают?

– А что по этому поводу говорят те книги, что ты прочёл в библиотеке?

– Они говорят, что на то была воля предков. Но это ведь всё равно не ответ!

Настоятель кивнул.

– Я полагаю Канн, для этого действительно были причины, и причины серьёзные. Мой предок много сотен лет назад видел людей с Земли. Быть может, и ты застанешь конец молчания. А пока что продолжай совершать добро во имя обоих известных миров. И во имя тех, что нам неведомы.

Настоятель поднял руку в ритуальном жесте, и Канн склонил голову. Отдав благословение, настоятель пошёл осматривать другие помещения монастыря, а Канн вернулся к подготовке обряда.

* * *

Он принёс специально заготовленные благовония и разложил их перед алтарём в Святилище Последних Слов.

Интересно, что любил читать ДеГамма Альдераан?

Канн сходил в библиотеку и вернулся оттуда с потрёпанной книжкой. На её обложке едва блестели золочёные буквы. Надпись гласила: «20 000 лье под водой». Сидя на полу, Канн листал плотные страницы, освежая в памяти сюжет, написанный предком Верном много килосол назад. Великие предки. Как много выпало на их долю и как мужественно они выходили из самых трудных испытаний. Из книг и рассказов монаха-настоятеля Канну было известно, как предки осваивали космос. Как штурмовали Луну, как строили на орбите Матери-планеты свои станции. Как без страха сотрясали Землю взрывами Царь-бомб и двигались, невзирая на происки тёмных сил, к победе Разума и Света.

Внезапно в храме потемнело. Гигантская дождевая туча укутала монастырь своим пепельным телом. Канн улыбнулся: даже небо готово скорбеть вместе с ним. Значит, сегодня он провожает хорошего человека.

В том, что в течение часа монастырь утонет в тёплом ливне, не было никаких сомнений. Чуть торопливо Канн разложил перед собой чистый лист бумаги, кисти и краски.

Он долго думал, какой символ хочет изобразить на прощание. Древняя и красивая традиция. Она всякий раз заставляла его сердце биться сильнее, ибо верно подобранный символ, согласно поверью, указывал усопшему лучший Путь. Перебрав множество вариантов, Канн остановился на октоторпе, символе странствий лорда Альдераана.

Двоясь и троясь, эхо первого грома пронеслось по внутренним покоям храма. Канн зажег светильники. Он знал, что кораблю оставалось плыть ещё полчаса, и подумал: «Надеюсь, шторм не застанет их врасплох».

Повернувшись к пурпурному занавесу, за которым незримо присутствовал Великий Архитектор, Канн обратился к нему с молитвой:

– Великий Архитектор, я воздаю тебе свою благодарность за сущее, прошедшее и грядущее. Я внимаю твоему Зову и преображаю свою суть изо дня в день. Великий создатель! Прошу тебя в этот день помочь ладье добраться до берега и прибыть на последний ритуал. Помоги мне, твоему созданию, сопроводить ДеГамма Альдераана, достойнейшего из людей, в твои чертоги.

Густые и тёмные, словно патока, капли марсианской воды начали медленно стекать по мозаике в центре монастырского двора. По преданию, эта мозаика – всё, что осталось от некогда величественного произведения: древних Врат. Они встречали путников у входа в Запретный город, Место, с которого всё началось. Тем временем Канн, закрыв глаза в мистическом экстазе, всё яснее видел силуэт ладьи, прорывающийся сквозь бурую пелену дождя. Проглотив комок в горле, он продолжил:

– Я, Канн, прошу тебя помочь путникам. Да будет все по промыслу Матери Ланиакеи[24 - Ланиакея – сверхскопление галактик, в котором, в частности, находятся Сверхскопление Девы (составной частью которого является Местная группа, содержащая галактику Млечный Путь с Солнечной системой) и Великий аттрактор, в котором расположен центр тяжести Ланиакеи. Диаметр Ланиакеи примерно равен 520 миллионам световых лет.] и Тебя! Да будет так!

Произнеся последние слова, Канн пал ниц. От изнурительной молитвы на спине выступил пот, а жилка на лбу вздулась и пульсировала горячей кровью. Он медленно подошёл ко входу в храм и стал пристально вглядываться в стену дождя, только набиравшего силу. Он видел, как монахи поспешно заканчивают дела и уходят в кельи. Как настоятель, взяв зонтик, спокойно продолжает неспешный обход. Как аккуратно его сосед, брат Алигьери, укрывает брезентом двух роботов для полевых работ. Если они заржавеют, придётся туго…

Сосредоточенность сменилась рассеянностью. Монотонный шелест дождя смыл последнюю тревожную мысль, и в душе поселился покой. Канн предался воспоминаниям.

* * *

Будучи сыном простого фермера, он с завистью смотрел на группы купцов и паломников, пересекающих Занрибар, его родную деревушку. Одни везли товары в Ред Капиту, другие шли из столицы в сторону Великого Океана, за которым находились Дальние Храмы.

Жаркий полдень застал Канна посреди поля. Мальчишка помогал отцу чинить полевого робота. Подавая отцу инструмент, он жадно следил за горизонтом, поэтому первым увидел группу паломников. Мальчишка тут же загорелся идеей найти повод и добежать до дома прежде, чем паломники закупятся провиантом и продолжат путь. В течение следующего часа он, то и дело оглядываясь на приближающийся караван, кусал губы и выдумывал, как бы увильнуть от починки скучного механизма и хотя бы одним глазком увидеть пришельцев. Наконец он решился.

– Папа, там караван идёт.

Отец Канна оторвался от изучения недр беспилотного трактора и внимательно посмотрел на сына. Лицо и руки отца покрывали масло и ржавчина.

– Караван, ну и что?

– Может быть, мне стоит вернуться в деревню и поторговаться с ними? Мама одна не справится с мешками риса, они тяжёлые, а я сильный.

Отец хитро посмотрел на Канна:

– А как же робот?

– Робот? Так мы же почти починили его и… и я принесу тебе поесть!

– Ну хорошо, беги, – улыбнулся отец. – Помоги маме и не забудь показать странникам свои поделки. Может, кто купит.

Канн бежал вдоль ирригационных каналов, стараясь не упасть. Ветер свистел в ушах мальчишки, он очень хотел застать караван в деревне. Он должен! Так подсказывало ему некое внутреннее чутьё. Показались дворики домов, стоявших на отшибе деревни.

Прямо на глазах Канна деревенская площадь превращалась в стихийный рынок. Маленькие дети и женщины высыпали из домов, чтобы продать свои нехитрые поделки. Дети постарше и мужчины, не работавшие в этот день на поле, споро тащили рис и овощи. Раскладывали по прилавкам. Тем временем толпа паломников разминала уставшие ноги и вяло осматривалась.

Мама Канна уже общалась с кем-то из пришлых и продала ему в дорогу несколько початков кукурузы и две меры риса.

– А я думала, ты в поле! – с укоризной сказала мама.

– Я… Мы уже всё починили!

– Ну хорошо. Надеюсь, ты говоришь правду. Помоги-ка обслужить этого господина…

Жилище Канна находилось возле самой площади, и мальчишка то и дело носился с поручениями между домом и лавкой, вытаскивал из кладовой корзины свежих фруктов и овощей, не забывая захватить вяленые томаты и перцы. А между делом предлагал паломникам свои поделки из соломы и глины. Он был так увлечён, что не сразу заметил стоящего у прилавка старика в серых одеждах. Среди паломников оказался самый настоящий монах!

Марсианских монахов люди уважали и немного побаивались. Считалось, что именно монахам великие предки оставили своё завещание и что через них когда-нибудь глупые наследники земной цивилизации получат прощение. Им будет позволено приобщиться к тайным знаниям, которые сделают их счастливыми, молодыми и бессмертными.

Мама Канна вежливо поклонилась монаху, опиравшемуся на посох с белым набалдашником. Тихо шепнула сыну: «Этот монах – из храма Великого молчания».

Мальчик, конечно же, не знал, что такое храм Великого молчания, но тон мамы внушил ему благоговейный трепет. Монах поймал на себе восторженный взгляд мальчика и обернулся к нему.

– Как тебя зовут, дитя?

– Канн.

– Сколько тебе лет?

– Пять лет, ваше смирение!

– Славно, славно. Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?