А еще был случай… Записки репортера

А сейчас раскиньте мозгами.

Я рассказал им о моем приятеле-студенте. Рассказал всю историю, начиная с ночного спасения, украденной хлебной карточки и кончая его намерением бросить институт.

– Подумайте, как можно помочь парню. Не обязательно хлебом – любыми продуктами, лишь бы он набил живот и сдал экзамены. Если продержится несколько недель, в следующем месяце по закону получит карточку и будет учиться дальше.

– Мы подумаем, – сказали ученики.

И, действительно, через два-три дня парни пришли к моему линотипу и протянули пачку пятидневных хлебных талонов. Их выдавали, когда человек уезжал в командировку или по каким-то делам. В таком случае он не мог пользоваться обычной карточкой – по ней можно было получать хлеб только в том магазине, где владелец был на учете.

Я взвесил на руке талоны.

– Кто-то остался голодным?

– Нет, мы свое слово держим.

– Тогда откуда они взялись?

– Извини, но это уж не твое дело. У кого взяли, тот голодать не будет. У него еще много ворованного осталось.

И брали не мы. Рассказали твою историю, и нам помогли. Отдай ему. Пусть учится. Может, и нас когда-нибудь от чего-нибудь вылечит.

Что оставалось делать? Я отпросился на час и побежал в мединститут.

Мой приятель в Бийск не поехал.

* * *

Кто может – делает.

Кто не может – учит.

Кто не может учить – управляет.

    Бернард Шоу

Да, так я все-таки закончу историю о профсоюзе. Хотя, предупреждаю, финал получился не героический.

Собрание состоялось. Проводили старого профорга. Парторг предложил мою кандидатуру. Народ заволновался: мы его не знаем, со стороны прислали, пусть покажется…

Я встал. Собрание успокоилось: знаем мы его, в линотипном работает, хороший парень.

Так я стал председателем профсоюзного комитета.

На следующее утро ко мне подошла женщина, сказала, что работает в переплетном цехе.

– У меня просьба к тебе, как к профсоюзу. Я вдова – на мужа похоронка пришла. Где могила – не знаю. У нас сынок подрастает. В первый класс идти надо, а на ноги надеть нечего. Старые галоши веревками привязываем. Пойдет так в школу, засмеют ребенка – на всю жизнь рана в душе останется. Может профсоюз подсобит?

– Сколько денег надо?

– Не знаю…

– Пойдите в магазин, узнайте цену ботинок и приходите. Твердо не обещаю, потому что не знаю, как это делается. Но постараюсь помочь.

Мальчонка пошел в школу в новых ботинках.

Через какое-то время подошла еще одна работница. Тоже вдова. Тоже ребенок сирота. Скоро грянут морозы. На голове панамка. Другого нет. На улицу не выпустишь. Нужна ушанка, а денег нет.

Выписали мы постановление на ушанку.

Но просьбы не кончались. Народ бедствовал после войны. Без мужей, без отцов…

Мы помогали – сил не было отказывать. Правда, другие нужды не удовлетворяли – берегли деньги. Но сиротам помогали от души.

Однажды ко мне подошел незнакомый мужчина. Представился:

– Я из краевого комитета профсоюза. Ревизор. Мне нужно получить документы вашего профсоюза для проверки.

– Хорошо. Приходите в конце смены, я вам все передам.

– Вы меня не поняли. Я ревизор. Это срочно. У меня нет времени ждать конца смены.

– Это вы меня не поняли. Я сейчас набираю завтрашний номер краевой партийной газеты. За три часа у вас ничего страшного не случится. Но если выпуск газеты опоздает на три часа – представьте, что будет и с вами, и с вашим краевым комитетом.

…На следующий день ревизор пришел к концу смены.

– Нам нужно серьезно поговорить!

– Сейчас?

– Да, срочно!

– Хорошо. Я заканчиваю работу. Пойдем в партком и там поговорим.

В парткоме ревизор каким-то посуровевшим тоном сказал:

– Я должен зафиксировать в акте, что у вас совершено тяжкое преступление.

– Нельзя ли подробнее?

– У вас исчезли все профсоюзные деньги…

– Они не исчезли. На каждый рубль есть протокол. Я передал вам папку с документами.

– Протоколы подписаны двумя людьми. Таких бумажек можно составить сколько хочешь.

– Вы обвиняете нас в том, что мы с заместителем поделили между собой казенные деньги?

– Я пока не обвиняю. Только фиксирую.