Юность. Автобиография… почти. Книга третья. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон»

– Хорошо, тогда я еще потом позвоню, дня через три-четыре.

«Ну, вот и еще один нашелся, – подумал я, опуская трубку. – Долго же он раздумывал, прежде чем позвонить. Совсем отошел от дел, а был же нормальным человеком!»

До выступления, как показывали будильники, оставалось чуть больше двух часов. Не спеша одевшись и выйдя на улицу, я решил пройтись по магазинам, раз еще позволяет время. Ходил долго и не заметил, как пешком дошел до центра города. Это же надо умудриться так идти, чтобы не заметить, как полгорода обойти. Как говорили мои друзья: «Запомни, мы с тобой по магазинам ходить больше не будем! Ты же так несешься, что и на машине не догонишь. Ищи других дураков!»

Как ни странно, но меня даже не остановила от прогулки жаркая погода. Я ее будто не замечал. Единственное, что я видел кроме магазинов с разнообразными товарами, – какого-то пьяного мужика, к которому тихо и незаметно подкрадывались два сотрудника милиции, собираясь, по всей вероятности, одеть на него «браслеты» и отправить в какую-нибудь кутузку. Погода в этот день меня мало интересовала, а попросту не интересовала вообще. Раз дождя нет, значит хорошо, можно и побродить больше обычного.

Легкий ветерок трепал вымытые после Мишкиного звонка волосы и делал воздух чистым, прогоняя прочь все выхлопные газы от машин и других вредных агрегатов. На небе с утра не показывалось ни облачка, из чего можно было сделать вывод, что такая прекрасная погода продержится до самого вечера. На улице было так хорошо, что даже не хотелось забираться в дом, а просто найти где-нибудь тенек и посидеть пару часиков, предаваясь воспоминаниям, а мне было что вспомнить – как хорошее, так и плохое. Оставаться, к сожалению, сегодня нельзя, несмотря ни на что, даже на такой великолепный день. На носу выступление (даже ближе), опаздывать ну совсем не следует. Как-никак последнее завершающее выступление, а уж после… после можно и мечтам предаться, даже не обязательно цирковым, хотя и об этом нужно никогда не забывать.

Подходя к ДК профсоюзов, я увидел, как над кирпичами тротуарной плитки дрожит воздух. Это всегда замечается при такой жаре, да и не я единственный, кто открывал такую истину.

– Ну а ты-то где ходишь? – возмущенно спросил Сергей Дмитриевич, недовольно поглядывая на часы. – Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?

– А то нет, – посмотрел на часы. – Без пятнадцати четыре!

– Твои часы на «керосине». Смени масло! Открой глаза – пол пятого уже!

– Да?

Я удивился и не знал, что ответить. Неужели придется все время следить за этой полуразвалившейся техникой и проверять каждый ее шаг по телефону? Да от этого «крыша быстрее уедет». Кому сказать – в квартире куча часов, и ни одни не работают. Что же это твориться? «Точно кого-нибудь побью!»

– Значит, на керосине, – согласился я с мужчиной.

– Ладно, пошли. Ждут только тебя. Вообще-то мы и без тебя смогли бы, но Любовь Васильевна, как тебе известно, всех ждет до конца, не теряя надежды, что тот или иной артист придет. Даже и на Пашу она до конца рассчитывала.

– А разве все уже пришли?

– И ты еще спрашиваешь?

– Даже Вероника?

– О, Вероника! Она пришла самая первая.

– Самая первая? – я не поверил сказанному.

Видимо, ее утром током тряхануло (может розетку с вилкой перепутала или еще что, но мне, к сожалению, не известны все эти подробности). Да еще как тряхануло! Попала, наверное, «под горячую руку»… в смысле проводку. А может, изменилась? Не-ет, что-то менять не в ее привычках.

– Скажу по секрету, ты только не болтай никому, мы даже собирались в четверг распрощаться с ней, то есть просто-напросто выставить за пределы нашего шатра. Слишком уж она воображает и ставит себя превыше всего и всех, но ее сегодняшний приход вселил в нас надежды, что она изменится. Если этого не произойдет, то никогда не поздно помахать рукой.

Слушал я мужчину в пол-уха – занят был какими-то своими рассуждениями, которые почему-то не удерживались в голове и быстро растворялись в небытие. Единственное, что из его слов четко вырисовывалось в подсознании – это «… она изменилась!» Может Вероника и правда изменилась? «Неизвестно, что ожидать в следующее мгновение от женщин!» – говорил Юрий Михайлович, учитель литературы, которого я всегда уважал и прислушивался ко многим его словам, цитируя их по мере надобности, но он этого не любил, а на вопрос «Почему?», отвечал: «Я не диктор и не представитель Думы, чтобы за мной все повторяли!» Отвлеклись мы от темы. Вернемся чуть назад. Так вот, в данном случае, его слова подходят, но не на все сто. Голову «сломать» можно! Почему меня наградили таким полетом фантазии? Чем я лучше других? Чем? Ничем!

– Ну, наконец-то! – произнесла Любовь Васильевна. – Я опасалась, что ты не придешь.

– К счастью, я не имею привычки пропускать представления даже по уважительной причине.

– Твой костюм!

Женщина протянула мне расшитый блестками полукомбинезон, мою собственную белую рубашку, ботинки и добавила:

– Выход через пятнадцать минут.

– Рановато что-то сегодня.

– Просто у них в программе что-то не сошлось, вот и решили нас первыми пустить, а за это время исправить все неполадки.

Остальные артисты давно сидели в костюмах и совершенно ни о чем не беспокоились. Это они сейчас так сидят и беседуют друг с другом. Просто никто не догадывается, что будет позже.

– Открывает наше представление цирк!

Начался дуэт акробатов.

Все жонглеры, кроме меня, встали и направились к сцене, в так называемый «кармашек» кулис. Я задержался, демонстративно завязывая (в третий раз) левый ботинок.

– Ты скоро? – спросила Аня, выглядывая из-за двери.

– Да-да, уже иду.

Завершив свое дело, я успел как раз вовремя, и мне даже почти не пришлось ждать своего выхода. Как шел из гримерной, так и пошел дальше на сцену. Номер прошел безупречно. Даже Подчечуйкина с вечно «дырявыми руками» не уронила ни одного мяча, чем несказанно порадовала Любовь Васильевну. Видимо, Оля пыталась доказать, что может пригодиться в Хагене. И почему туда все хотят попасть? Дома плохо, что ли?

Заслужив бурные свистящие аплодисменты, мы вернулись в гримерную.

– Отлично справились! – похвалил Сергей Дмитриевич.

– Вот можешь же нормально кидать, когда захочешь, – обратилась руководитель к Подчечуйкиной. – И не надо делать такое невинное лицо. Ты, так же, как и я, прекрасно знаешь, что тебе учиться и учиться, и путь твой к завершению обучения не близок, хотя и не стоит на месте…

– Извините! – вмешался я. – Можно мне уйти, а то сегодня крупные дела намечаются… скоро!

– Пожалуйста. Тебя никто не задерживает. Разложи реквизит и костюм по чемоданам, и можешь быть свободен.

Сделав все, как говорила Любовь Васильевна, я направился к выходу и как раз вовремя.

– Опять мне ботинки завязали! – громыхнул голос Вероники.

– И мне… и мне… – послышалось со всех сторон.

– Только догоню – пришлепну сразу! – это уже Света.

В меня полетела пустая консервная банка (где откопали такой антиквариат), но упала далеко позади. А я тем временем шил подальше уйти. Действительно, никогда не узнаешь, что им может прийти в следующий момент.

Шел я так быстро, что, честно говоря, не сразу заметил Игоря, прогуливающего со своими друзьями. Как можно более незаметно я проскользнул мимо (увидит – не отвяжется) и даже успел на автобус, на котором уже не катался недели две, а с улицы Ленина и того больше. Иногда, когда куда торопишься, ну никак не дождешься его, зато в любой другой момент – пожалуйста, едут один за другим. Проверено, можете не проверять!

Полчаса – и я дома. Только вот делать ну совершенно нечего. Почему я люблю цирк? Да потому, что это всегда праздник, веселье, счастливые улыбки на лицах как окружающих, так и самих артистов. Там я как бы ощущаю себя в «своей тарелке», но нельзя забывать, что программа не бесконечна, а выступление, даже только что начавшееся, неумолимо приближается к завершению. А что делать потом, приходя домой? Вспоминать, как удачно оказались связанными шнурки у Ани и Светы? Может, грустить о неудавшихся трюках или радоваться получившимся? Все это в прошлом, в мечтах, в «Мечте», которая зачеркнула еще один день гастролей и ни под каким предлогом не собиралась останавливаться на достигнутом. Как жаль, что нельзя всегда находиться при цирке, при манеже, который навевает стародавние (прошлогодние) выступления. Я почему-то всегда грущу по вечерам, после новых премьер. Может от избытка чувств? Может от одиночества? Неужели воспоминания беспокоят меня одного?

Пересев на стул, я стал вглядываться в ночное небо, в многочисленные, рассеянные далеко друг от друга звезды, распространяющие, как мне показалось, тепло. Этим можно было любоваться до бесконечности, то есть до самого утра. Они будто вдохновляли на иное творчество, хотя я отродясь ничего не писал, кроме, разумеется, школьных сочинений. А почему бы, действительно, не взять перо и бумагу и не написать какую-нибудь легендарную эпопею «Есть ли жизнь на Солнце»? Шучу, конечно же! Если у меня вдруг действительно слетит «крыша», а шарики благополучно зайдут за ролики и я все-таки возьму в руки необходимые предметы, то напишу что-то вроде: «Цирк в цирке»… Нет-нет, э-э-э… «Цирк превыше всего!». Тоже не то. В общем вы, надеюсь, уловили суть моих мыслей.

Отбросив все эти наваждения, я принял решение, что такой ерундой заниматься не буду, а просто возьму какую-нибудь книжечку и прочитаю пару глав. Кстати – лучшее средство от бессонницы. Только вот читать нечего. Стоит на полках всякая дурь, от которой балдеет моя бабушка: «Секрет запеканки восемнадцать», «Пизанская башня: три дня до разрушения», «Колорадский жук штурмует кофейные плантации – часть первая» и «Мокрое дело полосатых – часть вторая». Как можно увлекаться такими историями, особенно если они идут по три года по телевизору, как одна недавно закончившаяся. Значит, рассказывается про древнейшие времена, когда жили гунны, инки, варвары и другие кочевые племена. И вот однажды у короля похитили дочку Санту, которую вызвался спасать один добрый, но бедный рыцарь-варвар (еще бы, бедному-то все равно, а богатый не дурак, ему такие подвиги не нужны, он и на коня не залезет – раздавит). Вот и получился фильм «Санта-варвара», протяженностью в долгие-долгие годы.

У меня бы не хватило терпения днями сидеть у телевизора и таращиться на повторяющиеся в десятый раз эпизоды.