Эволюция G.A.N.Z.A.

– Слушаю, первая, майор Лок на связи, приветствую вас!

– На подлёте, господин майор!

– Принял, 101.

Майор показал полковнику большой палец, и тот утвердительно кивнул.

Гул стал неимоверно громким. Вибрация от пульсирования перешла в пик, и весь штаб завибрировал от звука. Связисты коротко, восторженно взвыли, подняв лица к потолку, и, несмотря на такое количество офицеров, безболезненно позволили себе такую вольность. В штабе все ощутили мощь пронесшихся квадрокоптеров. Домик выдержал и не развалился. Рёв двигателей переместился дальше, заглушая команды офицера связи, отдававшего распоряжения обслуживающему персоналу на посадочных площадках.

– Вот наглые ублюдки, – одобрительно ухмыльнулся полковник хамству пилотов и допил остатки кофе.

Лейтенант со страхом посмотрел на потолок, словно в нем образовалась дыра. Он только что налил себе кофе и затряс обожжённой рукой.

– Их кто-нибудь вообще учил по инструкциям? Такие низкие проходы могут угробить всех. Полное наплевательство на дисциплину.

Под косыми, презрительными взглядами связистов он протиснулся в проходе и вышел через тамбур на улицу, осторожно поднимая ноги, чтобы ничего не зацепить.

Когда двери открылись, шум от двигателей оглушил его. Часовые у дверей, подняв над головой винтовки, подвывали, провожали взглядом четыре тяжелые боевые машины, которые пронеслись над лагерем и теперь, развернувшись, зависли над землёй. Отовсюду неслись вопли солдат, приветствовавших прилёт. Подняв над головой сжатые кулаки, салютовали прибывшим с боевого задания. Летательные машины, выстроившись в цепочку и приподняв носы, поочередно одна за другой стали опускаться на посадочные площадки в 300-х метрах от штаба. Оранжевый пульсирующий свет маяков окрашивал их днище. Обслуживающий персонал, присев на корточки, в клубах разлетающейся пыли, прикрывался от струй винтов в круглых гондолах. Коротко взвыли сирены, и к квадрокоптерам начали сразу подъезжать машины. Двигатели, один за другим, снизили свою мощь. Бешенство их вращения замедлялось, шум турбин затих, машины прочно сели на свои квадраты, люки открылись, и стали слышны звуки ночного лагеря, взбудораженные таким прибытием. Разогретый воздух колыхался невидимым жаром. Открылись люки, на землю начали выпрыгивать солдаты, увешанные оружием и амуницией.

Часовые угомонились, закинули винтовки на плечи, зашлепали друг друга по плечам. Лейтенант, не разделяя их восторга, пальцем поковырял в оглохшем ухе. Несколько раз широко открыл рот, стараясь убрать противный писк. Солдаты, заметив его, переминались с ноги на ногу.

– Это 101? – спросил он.

– Так точно, сто первая. Рота псов под командованием капитана Метиса. Прибыли. Весь лагерь ждал их ещё пару часов назад.

– Ходили в горы, – сказал другой, – охота была… это точно.

– Все вернулись, – часовой всматривался, разглядывая машины и людей вокруг них, – вроде без повреждений.

– Смотри, – часовой дернул товарища за рукав, – на второй машине следы… на броне от попадания.

Они пригнулись и прищурились, стараясь разглядеть в мигании оранжевого света росчерки на броне.

Лейтенант тоже прищурился, но ничего нельзя было рассмотреть с такого расстояния. Он покачал головой и хотел указать часовым на недостойное поведение на посту, но повернулся, услышав, как от посадочных площадок быстро двигается машина. Тот же водитель, с которым он ехал сюда, не разбирая дороги, вырулил из кювета и на скорости перемахнув дорогу, лихо подкатил к штабу. Машина резко остановилась. Его довольное лицо мелькнуло за бронестеклом. Он повернулся к пассажиру и что-то сказал. Тот протянул руку, крепко пожал и вылез устало из кабины. С задних сидений слезли ещё двое.

– Капитан Метис, – зашипел часовой, узнав первого, и они с товарищем расступились. Их примеру поневоле последовал лейтенант, разглядывая капитана и его сопровождающих.

Три фигуры в серой поношенной форме. Капитан – чуть впереди. Двое – сзади, почти сомкнувшись. Всегда настороже, даже в лагере, ещё не привыкнув, что они прибыли на охраняемую территорию, эти люди, привыкшие к опасности, воспринимали её, как постоянное чувство, мотивирующее всегда и везде охранять свою жизнь. Пружинящей походкой они следовали за капитаном. Лейтенант с прилизанными волосами оценил их неряшливый вид. Винтовки, косо свисающие через грудь, бронелаты с убранными наплечниками, что запрещено было по уставу, напичканные в карманы обоймы, навигатор, портативные аптечки, зарядные элементы, торчащие отовсюду, детонаторы, еле пристегнутые к ремням, спектр-очки, цепляющиеся за изношенные обручи коммутаторов. Но всё это было гармонично прилажено и функционально распределено. Удобно в бою. А эти люди бывали в нём не раз. Усталые обветренные лица обрамляли короткие бороды. У всех троих на правом рукаве отсвечивала эмблема оскаленной собачьей морды. Всё это не напоминало образцовых солдат. Это напоминало убийц. Спокойно и размеренно шагающих в штаб.

Когда капитан приблизился, часовые с непроницаемыми лицами молча отдали честь. Он холодным взглядом посмотрел на уставившегося на него лейтенанта. Тот уставился на оскаленную морду пса на эмблеме на рукаве капитана. На самом краю эмблемы, незамеченная, засохла капля крови. Не рисунок, а темное бардовое пятнышко. Капитан смотрел на кружку с кофе в его руке. Молчаливый вопрос и завораживающий тусклый взгляд подтолкнули лейтенанта невозмутимо протянуть ему бокал. Из кружки поднимались струйки пара. Капитан вдохнул аромат и сипло произнес:

– Спасибо.

Взяв кофе, он пошел в штаб, со своими солдатами. Невозможно было разглядеть их звание. От них несло потом, грязью и какой то химией.

– Выпейте кофе, – коротко приказал капитан.

Связисты сидящие за мониторами с одобрительными улыбками встретили вошедших.

– Полковник? – тихо спросил капитан.

Ему показали рукой по проходу. Он снял с головы обруч спикерфона и пошел к столу управления. Солдаты двинулись к кофейнику, цепляя стволами винтовок за столы.

Пока капитан шел, ему кивали от каждого стола. Каждый хотел поприветствовать командира роты псов. Он отвечал в ответ, уважительно замечая каждое приветствие. Не торопился, привыкая к полумраку. Он сразу заметил, что полковник ведет разговор по стереосвязи. Не заходя в комнате за перегородку, остановился в полумраке прохода, отпив кофе.

Полковник, несмотря, что стоял к нему боком, почувствовал его присутствие. Его лицо было напряжено. Он внимательно смотрел на изображение. Только косо сдвинутая бровь и легкое движение кисти послужило для капитана знаком: подождать с докладом. Они понимали друг друга очень хорошо. Как всегда бывает в среде профессионалов.

Связь только установилась. Капитан облокотился на какой-то ящик и на несколько секунд закрыл усталые глаза.

– Есть новости? – спросил генерал с экрана.

– Договорились на связь в случае удачи, – ответил полковник. – вернулась группа с гор.

Генерал ухмыльнулся и прервал:

– Доложишь позже…

Он посмотрел на Тито строгим взглядом и громко объявил:

– Полковник Тито, господа, командир 101-го особого корпуса.

На экране сменилась картинка. Два человека с непроницаемыми лицами, без бровей, в белых костюмах смотрели внимательно на полковника. Высокие воротники с загнутыми концами приподнимали кожу на блеклых скулах. Волосы, собранные в полосатые клубки на затылке, словно удлиняли головы. У обоих были голубые глаза. И эти искры смотрели спокойно на Тито и оценивали его. Лицо полковника, отдавшего честь, изменилось. Он принял подчеркнуто внимательный и холодный вид.

Пауза длилась несколько секунд.

– Полковник Тито, – сказал один из служителей церкви Предтечей. – Мы рады видеть вас.

– Свобода и вера вашим делам, – вторил ему другой служитель культа.

Тито опустил подбородок в уважительном приветствии. Подняв глаза, он посмотрел через них на генерала за спинами предтечей. Тот, едва заметно, пожал плечами, оставаясь на месте.

– Чем обязан такой честью? – спросил Тито.

– Полковник, благодаря достопочтенному генералу О-бэйну, – предтечи сделали поклон в сторону генерала, который переступил с ноги на ногу и сложил руки на груди, – мы получили возможность засвидетельствовать наше уважение командиру передовых частей войск. Вам всем, непосредственно выполняющим операцию «Пылающее копьё», дается великая честь и храбрость, в делах искоренения зла. Это важная и ответственная задача для всего общества. Мы – лишь слуги веры, которая движет миром в его процветании. И как прискорбно, что в цветущем саду появляется гнетущая саранча, пожирающая ростки. Эти поганые еретики, червоточины на благодатном плоде усилий всего общества. Эта миссия – защитить созданный миром продукт, достойный истинной веры. Вы – скальпель в её руках. Быстрый и точный, избавляющий мечту от опухолей и червоточин, гнилью оскверняющей великое начало. И, как это бывает, нельзя избежать следа на коже ради оздоровления. Капля крови – как знак очищения…

– Только иногда капля превращается в реку, – сказал полковник и замолчал, остановленный предупредительно поднятой рукой генерала.

– Незыблема и нерушима вера врача в излечение больного, и только он решает, куда укажет его рука со скальпелем. Мы – лишь наблюдатели, благодаря вам, полковник. Не испытываете ли вы недостаток веры?

– Нет, не испытываю, – ответил полковник, всем своим видом показывая, как тягостен для него нудный монолог предтечи.

– А когорта ваших солдат нуждается в укреплении веры?

– Уверен, что каждый, кто сейчас находится под моим началом, прекрасно осознаёт то, что он делает. Мы – солдаты и чтим наш долг. Мы выполним поставленный приказ.

– В этом нет никаких сомнений полковник. Мы прекрасно осведомлены о проведении операции и знаем, что благодаря вашим навыкам серьёзные проблемы решены. А та горстка еретиков, кто скрывается в горах, не уйдет от праведного гнева. Кара неизбежна, и меч уже сверкает в ваших руках. В этих преступниках лишь сумрак и ненависть, боль и злоба отчаянья. Они загнаны, как звери, и должны быть подвергнуты правосудию до конца. Вы в курсе принятых решений. Вы не должны нести эту ношу. Пусть она не будет вам преградой. Не вы решили их судьбу.

– Конечно, – вздохнул полковник. – Этот документ зафиксирован.