Леди Горничная

– Еду навестить брата.

Демоны Междумирья знают, кого я там буду навещать! Если лепрекон не врал, и Тристан вправду при смерти… нет, я не стану думать об этом сейчас!

– И кто ваш брат? – продолжал посмеиваться коммивояжер.

Не знаю, как манеры и достоинство, а вот коронный бабушкин взгляд «Сударь, вы идиот?» у меня всегда выходил идеально – господин Торвальдсон подавился смешком. А учитывая, что сейчас как раз жевал рогалик – выпечкой он тоже подавился. Застыл с открытым ртом, не способный решить – глотать или выплюнуть – потянул носом воздух… и отчаянно, взахлеб закашлялся, пуча глаза, перхая горлом и колотя себя в грудь, как бабуин перед дракой.

Я прикрылась простейшим воздушным щитом от летящих от него во все стороны крошек и брызг слюны… и спокойно допила кофе.

– Лорд де Молино, полагаю, – негромко обронила я, когда прекративший кашлять коммивояжер, постанывая, похрюкивая, и шмыгая носом, приник к своей чашке.

– Фто, простите? – невнятно переспросил он, так и замирая над чашкой – только красные слезящиеся глаза моргают над золотым ободком.

– Вы интересовались, кто мой брат? – я снова приподняла уголки губ, изображая ту самую светскую улыбку, которая даже в блаженных мечтаниях не позволит собеседнику заподозрить, что я ему рада. – Лорд де Молино. И да, я вас прощаю, – с благожелательной снисходительностью к дурным манерам низших классов кивнула я и принялась натягивать перчатки.

Через зал ожидания уже мчался кондуктор:

– Леди и лорды, дамы и господа, сейчас будут подавать поезд, прошу всех проследовать на перрон! – он скрылся за дверями салона первого класса.

– Вещи! – южное семейство ринулось к своим баулам, а я подхватила саквояж, торопясь выбраться на перрон раньше, чем их багаж перекроет двери.

Стеклянный купол закрывал перрон от всего – ветра, дождя… человеческого мира. Там, за стеклом, на площади роскошный мобиль подкатил к вокзальным ступенькам, из него торопливо начали выгружаться опаздывающие пассажиры – господин в сером, его разряженная жена в шляпке с птичками, и тоненькая, как веточка, девушка, в дорожном костюме по последней франконской моде. Сквозь облачную хмарь выглянуло солнце.

А здесь, под куполом из сверхпрочного стекла, пространство начал заполнять зябкий сумрак. На другом конце коротких – ровно в длину перрона – рельсов медленно разгоралось пятно сплошной черноты.

Мертвенный холод пробрал до костей, скользнул под юбки и заставил судорожно поджаться пальцы в ботинках. Пятно становилось все больше, расползаясь лаково-антрацитовыми щупальцами – сейчас оно походило на мерно шевелящуюся морскую звезду. Вкрадчиво и беззвучно щупальца касались стеклянных стен, гладили струны рельс, и под куполом медленно нарастал тонкий, едва слышный шепот… Длинные, протяжные вздохи – ахххха, ахххххаааа! Потом все чаще и отчетливей – ах-ха-ха-ах-ха! И вот ты уже с невольным вниманием вслушиваешься в чью-то стремительную, захлебывающуюся речь, чувствуя, что еще немножко – и поймешь нечто очень-очень важное и нужное, что перевернет жизнь, наделит ее целью и смыслом, таким прекрасным и глубоким, надо только подойти чуть-чуть поближе, еще ближе, еще…

– Данг-данг-данг! – руку обожгло болью, заполошный грохот колокола ворвался в уши, и я судорожно вздрогнула, изо всех сил стискивая медленно остывающую ручку саквояжа.

Вот ведь безликие демоны, чуть не поддалась! Я прикусила губу от злости. Не утешало, что все пассажиры на перроне, даже господа военные, выглядят как разбуженные от дурного сна. Голос Междумирья обыкновенному человеку выдержать невозможно, его даже маги не выдерживают – никто, кроме дорожников, которые и водят сквозь него поезда. Но это не утешало. Омерзительно знать, что если бы не меры безопасности, я бы сейчас брела в антрацитовую мглу, переставляя ноги, как механическая кукла.

– Апшшш! – появление поезда я как всегда проморгала.

Вот только что на рельсах ничего, вот я моргнула… и он проступает из пустоты, будто неторопливо сгущающееся облако. В цельнометаллические вагоны третьего класса, похожие на полукруглые тубусы, начали втягиваться пассажиры, в основном, мужчины-южане. Деньги домой везут. Маленьких ферм на юге все меньше, на больших плантациях платят гроши, а потому в столице все чаще слышен певучий южный говор, и все больше становится чернявых и смуглых работников – пока что по большой части на строительных площадках рода да Коста. Те сами выходцы из южных герцогств, вот и берут своих.

Вагон второго класса оказался всего один – и в отличии от третьего, в нем были окна! Сделанные из того же непроницаемого стекла, что и купол вокзала, они составляли половину цены билета. В черном тоннеле, скрывающимся за мерно колышущимся пятном, это стекло надежнее любой стали. Но дорогое, да, поэтому целиком из него делают только вагон первого класса – из металла там одни лишь золоченые поручни на дверях. Но мне, увы, не туда.

Я еще успела заметить, как запоздавшее семейство выбежало на перрон и устремилось как раз к вагону первого класса, когда кондуктор разложил передо мной лесенку. Подобрав юбку, я заторопилась по длинному коридору в самый конец вагона, к последнему отделению.

За спиной перешучивались офицеры, решая кто с кем садится, пищали детишки, и хлопотливо квохтала мамаша шумного южного семейства. Я сунула саквояж в багажную сетку и устроилась на обитом потертой цветной тканью диванчике. И загадала – если никто так и не подсядет в мое купе, то и в поместье все пройдет… хорошо. Не знаю точно, как именно, но хорошо. Для меня.

За стеклом раздвижной двери возникла сухопарая фигура в черном, и тараном выставив перед собой ковровый кофр с раздутыми боками, внутрь ввалилась старая дама.

– Я видела вас у входа в вокзал! – отрывисто объявила она. Судя по тону, теперь я ей на всю жизнь должна. – Полицейский проверял ваши документы! – меня явно подозревали не только в убийстве магистра дорожников, но и во всех преступлениях со дня основания империи. – Вы одна? Прекрасно – сяду тут! – и пробуравила меня столь недоверчивым взглядом, что даже мне самой стало ясно – оставь меня и дальше одну – я обязательно что-нибудь натворю.

Старуха завернула свой тарано-кофр по широкой дуге, и обрушила его в багажную сетку.

Я отпрянула, спасаясь от столкновения с медными уголками, и смиренно вздохнула. Не пройдет, не хорошо, не для меня. Что поделаешь…

– Вы одна? – плюхаясь на сидение, уже другим – осуждающим – тоном, повторила старуха. – В мое время порядочная дама не путешествовала в одиночку, а хотя бы брала с собой компаньонку.

– Я сама – компаньонка, – усмехнулась я. Был в моей жизни и такой период: скучноватый, но довольно приятный, если, конечно, не переживать о капризах хозяйки. – Не могу же я взять с собой даму?

Дверь распахнулась еще раз и внутрь ввалился улыбающийся господин Торвальдсон:

– А говорили, что леди! Или вы как это… леди при леди[1 - Леди для леди называли личных камеристок, точно также как камердинеров – джентльменами для джентльменов.]?

Почему-то прозвучало удивительно похабно.

Я снова смиренно вздохнула: чего-то подобного я и ожидала.

– Давайте вы будете моей компаньонкой? – подаваясь к старой даме, заговорщицки прошептала я.

Она покосилась на господина Торвальдсона – в бесцветных глазах на миг ярко блеснула смешинка – и отчеканила:

– И не подумаю! Сами извольте разбираться со своими… мужчинами! – вытащила из потертого ридикюля газету, и с гневным шелестом заслонилась листом.

– Вы, может, думаете, сударыня, что я навязываюсь… – господин Торвальдсон неожиданно смутился. – А я вовсе даже и не в том смысле… Просто ежели ваш братец и взаправду лорд, так поместье у него наверняка ого какое! И как же в таком поместье без охранных систем? Я вот и образцы показать могу! – он словно щит выставил перед собой обклеенный яркими надписями саквояж.

Старуха вынырнула из-за газетного листа, посмотрела на меня, на него, громко хмыкнула и спряталась снова.

– Лорды и леди, дамы и господа, «Южный экспресс» – самый скоростной поезд Независимой Международной Дорожно-Транспортной Магической Гильдии! – сквозь стекло приглушенно доносилось лопотание громкоговорителя на вокзале. – Благодаря усилиям наших замечательных инженеров и магов-дорожников этот поезд связывает между собой имперскую столицу и Мадронгу, центральный город южного имперского протектората…

– А говорят, южане терпеть не могут, когда их герцогства протекторатом называют! – фыркнул коммивояжер.

– Могут. Но не терпят, – не отрываясь от газеты, кивнула старуха. – Так что и в физиономию получить можно.

– А ежели не называть, так они протекторатом быть перестанут, что ли?

– Не перестанут, – согласилась старуха и тоном ласковой гадюки добавила. – Вот как вы, сударь, к примеру, толстый, и останетесь таковым, хоть называй, хоть нет.

– И нисколько не стыжусь, сударыня! Люблю вкусно покушать – а это всего лишь свидетельство, что любовь взаимна! – и коммивояжер водрузил саквояж на столик, чтоб обеими руками выразительно похлопать по торчащему из-под нижней пуговицы жилета пузичку.

Прямиком на старухин ридикюль водрузил. Внутри ридикюля что-то звучно хрустнуло.

Старуха издала хриплый вопль – и швырнула в коммивояжера скомканной газетой.

– Простите… – шарахаясь от комка бумаги, пробормотал тот. – Я… возмещу.

Похоже, единственное возмещение, которое устроило бы старую даму – это кровь обидчика! Глаза ее метали молнии.

– Две минуты до отправления! – появившийся на пороге вагонный стюард улыбнулся любезно, но непреклонно. – Прошу всех занять места и пристегнуться! – и не сводил глаз, пока мучительно краснеющий господин Торвальдсон и гневно фырчащая старуха защелкивали привязные ремни. Еще и подергал каждый, прежде чем крикнуть в коридор:

– Готово!

Поезд едва заметно дрогнул.

Стало пронзительно, до ломоты в костях холодно… тонкое черное щупальце Междумирья шевельнулось у самых колес, вкрадчивыми движениями лаская цветные плитки перрона.