Что преследует охотника

Надпись была красноречивой и содержала всю необходимую информацию. Краска, перечёркивающая последние слова, была старой и выцветшей; её жадно и лениво нанесли тонким слоем, и за ней отчётливо виднелась старая надпись.

Вход в город проходил через высокую рамку в заборе, сплошная стена которого была усыпана мощными прожекторами, рассекающими тьму на десятки метров от себя, и опоясывала весь населённый пункт. Сама же рамка являлась парой арок, связанных между собой небольшим туннелем, заполненным многоваттным искусственным освещением. Ступив в неё, Клэренс на несколько мгновений растворился в сплошном свете и, ненадолго ослеплённый, вышел с обратной стороны этого перехода. Ворча и растирая веки ладонями, давая глазам вернуться в норму, он продолжил идти, неспешно продвигаясь по главной улице города.

Из темноты, по бокам от него выныривали здания закрытых на ночь вокзала и магазина, одинокий ларёк и старая стена заводского корпуса, видимо, давно заброшенного. Клэр вертел головой и прислушивался к звукам пустующих улиц в попытке выявить признаки места, где можно получить ночлег, желательно с тёплой водой и едой. Спустя некоторое время дорога прервалась широкой центральной площадью, на что указывали ухоженные клумбы и более целая плитка на тротуарах; посреди её возвышалась башня ратуши, украшенная часами с закопчённым циферблатом. Чёрный с желтизной, перепачканный дёгтем диск смотрелся странно и выбивался на фоне абсолютно выбеленных стенок постройки, подпираемой столбами яркого света, бьющими из её основания.

Толстые чёрные стрелки показывали ровно девять часов. Клэр сверился со временем на своём запястье, и спустя минуту наблюдений, которую разбавлял громкий стрекот сверчков и какой-то непонятный звук, раздающийся где-то вдалеке, он пришёл к выводу: стрелки часов на вершине ратуши, застыли на одном месте.

– Бред какой-то.

Он одёрнул рукав плаща и проводил взглядом сутулую фигуру, незаметно появившуюся у тротуара со звуком шаркающих подошв и пересекающую улицу поперёк. Силуэт устало пошатывался и неуверенно двигался в сторону невысоких жилых домов, стоящих далеко впереди его маршрута. Клэр решил проверить место, откуда появился случайный прохожий. То направление как раз и было источником заглушённого гама и еле уловимых звуков музыки, которые мешались со стрекотом насекомых на улице.

Лёгкий ветерок, который следовал с ним всю дорогу от поезда, начал едва заметно подыматься, становиться более крепким и настойчивым. Сначала он зашевелил лохматые волосы на голове, затем начал теребить плотные полы плаща, раскачивая их взад и вперёд. Секунда замешательства – и крепкий порыв ударил в лицо волной поднятой пыли, с шелестом вздыбив листву, сметённую к бордюрам, и стремительно уносясь по улице в сторону, откуда пришёл Клэренс.

Следя за полётом поднятого мусора, он обернулся и увидел, как провода, протянувшиеся между столбами вдоль дороги, начали раскачиваться под капризом стихии, настойчиво пытаясь сцепиться друг с другом. При их редких, хлёстких столкновениях землю осыпало ворохом красных и золотых искр, отскакивающих пару раз от земли и незаметно гаснущих в воздухе.

В кронах высоких деревьев, во тьме густой листвы, из которой ветер вытряхивал тревожный шелест, к бьющимся между столбами кабелям протянулась огромная, размером с мотоцикл, кисть. Костлявая пятерня плавно скользила сквозь воздух, проводя кончиками бледных пальцев по натянутым под их нажатием проводам. Они трепетали при касании, издавая вязкий, гнетущий звук расстроенных струн и разражаясь снопами ярких всполохов, медленно опадающих вниз под гудящую мелодию.

Жуткий спектакль оборвался ещё более резко, чем начался: костлявая ладонь бесследно растворилась в ветвях дерева, последние искры погасли, а поднятые порывами листья плавно опускались на дорогу. Металлический лязг проводов утих и оставил в воздухе лишь напряжённую, глухую, почти густую тишину, которая давила на что-то в голове.

– Чёрт.

Его рука была в боковом кармане сумки. Внутри, похолодевшие пальцы вцепились в металлическую рукоятку револьвера и держали курок взведённым.

– Сохраняй, чёртово, хладнокровие.

Он плавно отпустил курок и застегнул бессознательно открытую молнию сумки.

Вздрогнув и тряхнув головой в попытке полностью избавиться от злого морока, Клэренс развернулся на пятках и скрылся во дворах домов. Смахивая со лба проступивший от тяжести сумок пот, Клэр шёл на звуки еле различимой мелодии, со стороны которой только недавно появилась покачивающаяся фигура.

Двигаясь к своей цели ему пришлось много плутать, переступать вырастающие на пути ограждения и часто задаваться вопросом: «Какой недоумок проектировал этот город?». Дорога вела петлями и могла неожиданно упереться в глухой двор, заставленный в два ряда машинами и без прохода дальше. Приходилось вздыхать, шептать себе под нос очередное «Проклятье!» и идти назад, выбирать новый поворот и надеяться, что он выведет его к источнику звука.

Демонстрируя небывалое терпение и выдержку, Клэр кружил по улочкам, осторожно крался сквозь грядки и клумбы, пролезал мимо плотно припаркованных машин и пробирался сквозь заваленную игрушками детскую площадку, усыпанную горами рыхлого жёлтого песка. Пару раз он ступал на что-то твёрдое, слышал хруст пластмассы под ботинками и чувствовал лёгкие уколы вины. Потратив десять минут, пройдя метров на двести во дворы от главной дороги и намотав, на деле, порядка километра, обогнув очередное здание, Клэр наконец наткнулся на заветную вывеску:

Таверна

Стеклянный панцирь

Красная неоновая надпись красовалась на грубо сколоченной деревянной доске и подсвечивалась бледно-зелёными огнями по контуру рамки. Она косо висела между двумя этажами, снизу подчёркнутая окнами, в которых переливались разноцветные огни, а сверху накрытая рядом из плотно завешенных чёрными шторами стёкол, которые издавали низкое гудение, резонируя со звуками музыки, исходящими изнутри.

«Самое оно», – мелькнуло в голове.

Не обращая внимания на свой потрёпанный вид, Клэр потянул на себя тяжёлую дверь, и на него накатила волна душного воздуха, несущая с собой запах застоявшегося табака и разлитого, уже выветривающегося пива. Деревянные стены просторного зала, выкрашенные в чёрный цвет, были освещены красными и жёлтыми фонарями. Их тусклый свет падал на различные надписи и выцветшие от времени плакаты, скромно украшающие помещение.

На разной высоте, где-то над столиками, а иногда и под самым потолком, висели массивные деревянные полки, на которых стояли стеклянные фигурки в форме различных животных и цветков. Зелёные, синие, красные и прозрачные, каждая на свой лад преломляла падающий на них свет ламп и неона. Некоторые из этих статуэток выдавали внешним видом свой весьма не скромный возраст: где-то виднелись трещины или толстые швы, оставленные клеем, местами просто не хватало деталей, вроде хобота у слона или антенны у улитки.

За потёртыми деревянными столиками расселось около десятка людей. Большей частью они отдыхали поодиночке, некоторые уже клевали носом или вовсе лежали лицом на столе и грезили в тяжёлом, пьяном угаре. В конце длинного зала находился источник шума, нарушающий покой округи: на небольшой сцене, где-то два на три метра, выступал некий колоритный квартет. Его участники исполняли какую-то композицию, но у каждого она выходила на свой лад, что в результате скорее напоминало неуклюжую какофонию. Это самозабвенное насилие над мелодией, на удивление, не вызывало у местной публики какого-либо негативного отклика.

Бармен, рассматривающий полки с бутылками и переставляющий их своей механической рукой, повернул голову на звук закрывшейся двери и осмотрел прибывшего гостя. В тусклое освещение зала широко шагнул мужчина средних лет, облачённый в плотный чёрный плащ и обвешанный багажом. Его серьёзное, но слегка растерянное лицо было обрамлено тёмной щетиной; растрёпанные, цвета смолы волосы были неаккуратно подстрижены и выбриты на висках; яркие голубые глаза хищно стреляли по сторонам из-под сведённых бровей, осматривая уголки помещения. Роста он был выше среднего, с широко поставленными плечами, которые сковывали ремни сумки и чехла от гитары, скрестившиеся чёрными лентами на груди поверх тёмного гольфа.

Задержав взгляд на перепачканных дорогой ботинках гостя, пока тот не подумал, что на него слишком долго пялятся, бармен жестом металлической ладони предложил расположиться за стойкой. Клэр благодарно кивнул в ответ на приглашение и направился к свободному месту, тяжело ступая по деревянному полу под всем своим грузом, который он со вздохом облегчения сбросил у ножек высокого барного стула.

По залу разносились невнятные тексты песни, вокалист постоянно путал и забывал слова, порой опаздывая или начиная куплет раньше времени.

– Мистер, вы, наверное, немного опоздали, – заметил бармен, пока Клэр взбирался на стул, отвечая ему вопросительной гримасой. – Ну, на выступление.

Увидев ещё большее недоумение в глазах своего гостя, бармен взглядом указал на чехол от гитары, опёртый на стойку и выглядывающий из-за неё.

– А! Вы об этом? – Клэр улыбнулся и похлопал по нему рукой. – Не обращайте внимания, это просто моя любимая сумка.

Он воровато обернулся на зал, с серьёзной миной проведя по нему взглядом, и, вернув внимание на бармена, снова приветливо улыбнулся. Проведя пару минут в помещении, окутанный духотой зала, Клэренс понял, как он промёрз изнутри, и теперь кожей ощущал разницу, которую никак не получалось согреть снаружи.

– У вас есть грог? Пальцы просто окоченели за таким холодом. Не привык я забираться так далеко на север.

Теперь была очередь бармена удивляться, но виду он не подавал. Снова какой-то чудик приплёлся на ночь глядя, словно ему этих недоумков на сцене было мало. Но он без лишних вопросов заварил чай и налил в стакан рома.

Всё это время гость с любопытством наблюдал за сходящими с ума музыкантами.

– Кто эти ребята? – Клэр начал разговор с барменом, но всё так же не сводил с глаз с выступающих. – Какая интересная у них, однако, компания.

Бармен – его, кстати, звали Дуглас – с ещё большим вопросом в глазах осмотрел своего гостя, но тут же одёрнул себя.

– Да чёрт их разбери, мистер, если честно. Они уже третий день так надрываются. Спят по очереди, как выбьются из сил, а те, что в сознании, пытаются что-то исполнять. Но чтобы хоть на минуту что-то заглохло, этого до сих пор никто не застал.

Используя сито, Дуглас залил чай в стакан к рому, добавил сахарного сиропа из бутылки с тонким гейзером на кончике, отрезал красивую дольку лимона и опустил её в напиток. Яркий запах цитруса, напоминающий сладостью леденец, приятно ударил в нос. Бармен отёр пару капель с краёв стакана и пододвинул его к своему гостю.

– Прошу, ваш грог, – Дуглас вернул взгляд на музыкантов. – Никто даже не уверен, что они из одной группы. Ребята задержались здесь после большого концерта, тут выступало четыре популярных коллектива, но я не помню, чтобы кто-либо из этих был их участником. Видел, как они собрались за столом, разговорились, напились и, недолго думая, забрались на сцену. Сразу они, конечно, исполняли что-то нормальное, скрашивали досуг посетителей, и всех всё устраивало. Потом был момент, когда они всем надоели, это было вчера, примерно после обеда, когда начали собираться первые люди, а звуки перестали быть похожи на музыку. Вот, недавно проснулся вокалист, и они снова играют вчетвером. Но сейчас всем просто интересно – когда же они наконец упадут все разом.

Бармен наклонился к гостю и добавил шёпотом:

– Кто-то, вроде, даже начал принимать ставки.

Клэр поднял свой бокал в жесте, адресованном к музыкантам, и сделал большой глоток, который прошёл через горло и грудь тёплой, слегка сладковатой волной, наполненной ароматами чего-то солнечного и пряного. Он шумно выдохнул во все лёгкие и опустил стакан перед собой, взвешивая в руке и рассматривая, как золотистое содержимое переливается за стеклом в его ладони, слизывая с внутренних граней капельки конденсата.

– У вас не найдётся чего пожевать? – он оторвал взгляд от напитка и посмотрел на бармена. – Желательно горячего.

– Вот тут прошу меня извинить. Но мой помощник, он же повар, он же охранник, активно старается не помереть от похмелья вооооон в том конце зала, – искусственным пальцем Дуглас указал на фигуру, которая, задрав голову, сидела в углу и опиралась затылком о стену. Лицо было закрыто панамой, а рядом, на столе, находился бокал с давно выветрившимся светлым пивом. – Бедняга столько вчера выпил, что заработал похмелье, которым можно и лошадь прикончить. Никакие таблетки его не берут, всё, извините за детали, сблёвывает. Но вот пиво потихоньку потягивает, может, до утра и оклемается.

Из угла доносились редкие стоны и бредящее бормотание. Иногда можно было заметить, как бледные пальцы пытаются сжать ручку пивного бокала, но спустя пару напряжённых мгновений вновь обессиленно опускаются на стол.

– А может, есть просто что-нибудь перекусить?

Мысли о последнем обеде Клэренса, который был далее чем в тридцати часах в прошлом, и двух перекусах какими-то приторными и вредными конфетами, бессознательно искали отклика в хмурых глазах бармена.

Дав слабину, Дуглас смог уловить что-то в утомлённом госте, а возможно, и в себе: какое-то неясное желание угодить незнакомцу, и он предложил сделать что-нибудь из хлеба. Клэренс хлопнул в ладоши и рассыпался в искренних благодарностях. Из-под панамы раздались мучительные стоны, которые вяло протестовали против громких хлопков и, что странно, как будто ничего не имели против творящегося на сцене.

Спустя какой-то десяток минут, когда закончился грог, музыканты сменили мелодию под одобрительный галдёж немногочисленных слушателей, а из угла донеслись неровные всхрапы, вернулся бармен, поставивший перед Клэренсом тарелку с аппетитным сэндвичем.

Сэндвич был разделён на четыре толстых треугольника, из которых выглядывали аккуратные ломтики богато нарезанного мяса, маринованного лука и огурца; в ноздри врезался приятный копчённый запах, всю картинку дополняли капающие на тарелку из разрезов соусы неизвестного состава. Рот Клэренса наполнился слюной, желудок свело и он требовательно заурчал, выражая все своё ранее сдерживаемое недовольство.