– Взять парня, – распорядился солдат. – А этот? – добавил он, указывая на Уго.
– Этот вообще ни при чем, – заступилась немолодая женщина. – Его тут избивали…
Женщина огляделась по сторонам, но ни Жоана Амата, ни его шайки поблизости уже не было.
– Улепетнули.
– Так оно и было, – подтвердил из толпы священник. – Еще и меня толкнули.
Обвинение в адрес Берната было поддержано многими, и объяснения насчет Уго – тоже, хотя лишь та женщина поняла, что на самом деле происходило внутри кружка ребятни.
– Ну ладно, – принял решение солдат. – Этого отведите в дворцовую тюрьму. А ты, – он перевел взгляд на Уго, – не стой тут столбом.
5
Мар крепко держала его и тянула за собой, как маленького несмышленыша. Уго больше не осмеливался вырываться, так крепко держала его эта рука, пусть худая и костистая. Да, вначале он попытался – по пути с площади Блат к еврейскому кварталу, но женщина его выбранила и еще крепче сдавила запястье, ведь она была гораздо моложе Арнау, за которого вышла замуж, несмотря на разницу в двадцать лет. Двигаясь таким образом, они добрались до площади Сант-Жауме.
Пройдя еврейский квартал и спуск Презо, они оказались на площади Блат. Уго встретился с вдовой Арнау возле тюрьмы барселонского викария: женщина принесла еду для своего сына, чтобы он не умер с голоду. Мар расплакалась, увидев синяки, которые Бернат безуспешно пытался скрыть от матери, – парня в тюрьме пытали, и Мар дала альгвасилу два суэльдо, умоляя обходиться с Бернатом помягче. Женщина знала, что впредь не сможет давать стражникам много денег, потому что Бойшадос, бывший компаньон Арнау, разразился бранью, когда ему доложили о приходе вдовы.
Торговец даже не позволил ей пройти в дом:
– Твой сын признался, что хотел убить графа де Наварклес…
– Его пытали! Он бы никогда…
Бойшадос вообще не стал ее слушать:
– Он собирался убить не кого-нибудь там, а самого Первого капитана нашего короля! – Купец выпалил это скороговоркой, но тихо, стоя на пороге своего дома и озираясь по сторонам.
– Нет!
– Он что, свихнулся?
– Франсеск…
– Ты не должна больше здесь появляться! Ни ты, ни твой сын… если даже однажды он и выйдет из тюрьмы.
– Франсеск, пожалуйста…
– Ты хочешь моей погибели?
Два жалких суэльдо да немного еды – вот и все, что Мар получила от Франсеска Бойшадоса в обмен на обещание больше не возвращаться.
– Я сделал все, что было в моих силах, – объявил купец и захлопнул дверь прямо перед носом у вдовы своего бывшего компаньона.
Мар никогда не бывала в еврейском квартале и не знала людей, к которым ее покойный супруг испытывал такое уважение. После смерти Арнау женщина следовала совету мужа: никаких сношений с евреями. Однако в нынешних обстоятельствах… Бернат нуждался в помощи, хотя бы даже и в помощи евреев, и этому сопляку, который только и умел, что попадать в драки и передряги, тоже следовало помочь. В тюрьме Бернат расспрашивал об Уго так, как будто судьба мальчишки была для него важнее собственной. «Его выгнали с верфи по нашей вине, – объяснял он матери то, что она и так знала от Жоана Наварро. – Я ему посоветовал отыскать Жусефа Крескаса. – И Бернат со смехом добавил: – А больше никто не шевельнет и пальцем ради этого… наглеца».
И Мар взяла с собой мальчика в качестве предлога. Приведя Уго, она познакомится с Жусефом. И если Жусеф снова предложит помощь, она не колеблясь ее примет, будь он хоть трижды еврей… Это нужно Бернату.
Мар и Уго остановились перед маленькой площадью рядом с церковью Святого Жауме: ее готический портал состоял из пяти стрельчатых арок по центру и еще двух по бокам. На Уго пялились мужчины и женщины, болтавшие в тени под портиком. Двинувшись дальше, мальчик и женщина миновали задний фасад Городского Дома и вышли к большому вязу, временами исполнявшему роль позорного столба для приговоренных к публичному глумлению; пространство вокруг вяза предназначалось еще и для публичных распродаж – здесь по свободной цене раскупалось имущество банкротов и покойников; здесь же располагались и конторы писцов – маленькие домики, прилепившиеся к городской стене: тут на заказ составлялись и переписывались документы и письма горожан.
Просочившись сквозь уличную толпу, Мар и Уго оказались перед воротами в еврейский квартал, рядом с которыми бил родник и стояла сторожевая башня.
– Ты знаешь Жусефа Крескаса? – без обиняков спросила Мар у привратника. – У нас к нему дело.
– Как же мне его не знать?
Привратник велел игравшему рядом мальчонке проводить пришедших. Жусеф жил в доме, принадлежавшем когда-то его отцу, – это было трехэтажное здание с садом позади. Дом стоял на улице Каль, как называли ее христиане (для евреев это была просто «та, что выходит на площадь Сант-Жауме к новым стенам»), немного не доходя до перекрестка с улицей Банис-Ноус. Жусеф унаследовал не только дом Хасдая Крескаса, но и его профессию: он был меняла.
Еврей вышел навстречу гостям в вышитой тунике и с широкой открытой улыбкой на губах. Как только они вошли в дом, хозяин приказал служанке отвести Уго на кухню и накормить, вот почему мальчик не узнал, о чем Мар и Жусеф разговаривали в их первую встречу. А говорили они о деньгах, необходимых, чтобы нанять адвоката, который возьмется защищать ее сына, а еще о том, что и свободу Берната, возможно, придется покупать за деньги…
– Пучи ни за что этого не допустят, – перебила Жусефа Мар.
Еврей не стал даже слушать: они должны бороться.
– В чем ты сама нуждаешься?
– В покое, – без колебаний ответила женщина. – Узнаю, что с сыном все хорошо, и спокойно соединюсь с Арнау.
– Соединить тебя с Арнау не в моей власти. А что до твоего сына – тут мы попытаемся, – пообещал меняла. – Вот только никто не должен знать, что в этом деле замешаны евреи.
– Спасибо тебе, Жусеф.
– Арнау когда-то спас меня, мою сестру и Саула. Ракель, к несчастью, умерла, однако Саул и сейчас живет в Барселоне. Ему, наверное, около пятидесяти, он пятью годами старше меня. Он врач, и одна из его дочерей – тоже.
– Вы уже заплатили тот долг, – напомнила Мар. – Арнау всегда говорил, что твой отец…
– Жизнь не имеет цены, – перебил Жусеф. – По такому долгу не расплатиться никогда.
И они договорились найти способ вызволить Берната так, чтобы никто не прознал про участие евреев.
– Не беспокойся, – заверил Жусеф. – Мы часто ведем дела тайно, а порою и подпольно. И методы нам известны. А пока ты не соединилась с Арнау, – добавил Жусеф с улыбкой, нагнувшись вперед и взяв женщину за руки, – чем я могу тебе помочь?
Жусеф не имел возможности дать работу Уго, потому что мальчик не умел ни писать, ни читать, – поэтому решено было послать за Саулом, который не замедлил явиться вместе с одним из сыновей. Прибывшие принесли вдове соболезнования.
– Никогда не думал, что такой человек, как Арнау, может погибнуть вот так… – вздохнул Саул. – Скорблю вместе с тобой.
Как только в комнате появился Уго, сын Саула, мужчина лет тридцати, задал ему вопрос:
– Что ты умеешь, паренек?
Мальчик пожал плечами.
– Немножко знаю ремесло корабела, – робко ответил он.
Евреи одновременно покачали головой, все трое.
– Умею готовить конопатный вар… – (И этот ответ тоже не понравился.) – Могу выполнять разные поручения.