Врачи двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью. Повседневная жизнь Российского императорского двора

Походная кровать Александра I в Екатерининском дворце Царского Села. Мастер Г. Гамбс. 1820–1821-е гг. (90 ? 182 ? 76 см)

Л. Премацци. Спальня Александра I в Царскосельском Екатерининском дворце. 1855 г. В алькове видна походная кровать императора

Врач продолжал консервативное лечение загадочными «ароматическими травами», которые вряд ли могли замедлить распространение болезни. Поэтому «рожистое воспаление на ноге постепенно усиливалось, и на середине берца оказалось несколько маленьких пузырьков (fictenae), которые имели неблагоприятный вид и не обещали хорошего исхода. По сей причине состав ароматных трав для покрывания рожистого воспаления был усилен. Для большей удобности я придумал сделать на больную ногу императора повязку с травами в виде штиблета», которая «очень понравилась больному; ибо при перемене ея нимало не беспокоила больного и очень ловко обхватывала ногу и укреплялась лентами».

Великий князь Николай Павлович, бывая в Зимнем дворце, искренне беспокоился о брате, стараясь переговорить напрямую с лечащими врачами.[674 - Из дневника: «…у Ангела, вошел, ему лучше, открытая язва, пошел, говорил с Виллие, Рюль» (16 января 1824); «к Ангелу… ему лучше… он хорошо спал, нога вся в язвах» (17 января 1824 г.); «к Ангелу… ему лучше… он хорошо спал, нога вся в язвах» (18 января 1824 г.).] 19 января 1824 г., на 7-й день болезни, наступил кризис: «в ночи у императора сделалась испарина по всему телу, и он часа три сряду заснул совершенно покойным сном». По словам императора, в ноге он продолжал чувствовать «тягость, но боли меньше».[675 - Император Александр I. С. 96.] В этот день Тарасов отметил, что «рожистое воспаление стало ограничиваться от краев и сосредотачиваться на середине берца, а из пустул некоторые начали темнеть и отделять жидкую материю». В этот день лейб-медик Виллие прямо высказал прогноз развития болезни: «„Боже сохрани, если это перейдет в антонов огонь!“. Опасение его было справедливо; ибо рожа сосредоточилась на середине берца (crista tribiae), в том самом месте, где нога в последний раз была ушиб лена копытом лошади на маневрах при Брест-Литовском».

В последующие дни «положение императора постепенно становилось лучше; но в ноге не было перемены к лучшему, кроме того, что рожистое воспаление мало-помалу уменьшалось в окружности, на середине же берца темный цвет оставался без всякой перемены, и из пустул сочилась жидкая сукровица. К этому месту, кроме ароматных трав, ничего не прикладывалось».

26 января 1824 г. Александр I с утра «с удовольствием кушал уху из ершей». Затем Тарасов начал менять присохшую повязку из ароматических трав и, когда сняли «штиблет из трав», с удивлением увидел, что «присохшее место покровов отделяется вместе с штиблетом, величиною в два дюйма длины и в полтора дюйма ширины. Отделение это произошло без значительной боли. По отделении этого обширного гангренозного струпа, состоящего из омертвелых общих покровов и клетчатки, представилась нам обширная язва, коей дно было покрыто доброкачественным гноем. По осторожном и крайне аккуратном снятии гноя, оказалось, что язва простиралась до самой надкостной плевы, которая, благодарение Богу, была невредима, покрывая большую берцовую кость (crista ossis tibiae)».

Лейб-медик Виллие, по словам Тарасова, «трепетал за надкостную плеву, потому что с отделением ее неминуемо должно бы последовать омертвение или костоеда большой берцовой кости, – а исход такого поражения кости мог бы быть самый неблагоприятный, или, по крайней мере, продолжительный…». Следует отметить, что даже сегодня смертность при таком диагнозе («фасциит некротический»[676 - Фасциит некротический – серьезная бактериальная инфекция, при которой происходит разрушение тканей непосредственно под кожей. Она может перерасти в газовую гангрену. Кожа приобретает темно-красный или синеватый цвет, покрывается пузырями, и появляются некрозные участки фиолетового, багрового или черного цвета.]) довольно высока. Тем не менее врачам Александра I удалось буквально «вытащить» императора из болезни, не прибегая к вполне возможной ампутации ноги.

Любопытно, что, видимо, информация о ситуации с ногой была закрытой[677 - Сокрытие информации о болезни монарха порождало слухи. Графиня София Шуазель-Гуфье, вспоминая события 1824 г., излагала следующую версию: «Однажды (это было во время бракосочетания его императорского высочества великого князя Михаила) после особенно длинной прогулки в одиночестве государь вернулся во дворец продрогший и велел принести обед в свою спальную. Но он был не в состоянии есть, и вскоре на ноге его открылась рожа, которая распространилась со страшной быстротой; затем сделалась лихорадка с бредом и воспалением мозга. Государя тотчас отвезли в крытых санях в Петербург, где консилиум докторов, опасаясь начинавшейся гангрены, высказался за отнятие у государя ноги. Но так как прописанные лекарства произвели желанное действие, доктора удовольствовались тем, что поставили дренаж; благодаря своему прекрасному здоровью, государь вскоре стал выздоравливать» (София Шуазель-Гуфье С., графиня. Исторические мемуары об императоре Александре и его дворе // Державный сфинкс. М., 1999. С. 357).] даже для ближайших родственников. По крайней мере Николай Павлович, бывая в эти дни в Зимнем дворце и встречаясь с императором, ничего из вышеописанного не упоминает. Впрочем, возможно Николая Павловича тогда больше беспокоила предстоящая свадьба его младшего брата Михаила.

Так или иначе, но с отделением гангренозного струпа припухлость ноги начала быстро уменьшаться, «слупление кожицы после рожи скоро окончилось и самая язва постепенно очищалась, и дно ее, т. е. надкостная плева, стала покрываться новою организациею (granulation). Язва перевязывалась простою мазью из спермацета[678 - Спермацетовая мазь обладает противовоспалительными и регенерирующими свойствами, глубоко увлажняя и питая кожу.] и вся нога по-прежнему покрывалась штиблетом из ароматных трав».

Перевязка ноги проводилась два раза в сутки – утром в 7 часов и вечером в 11 часов. Наконец доктор Д. К. Тарасов, проживший рядом со спальней Александра I 26 дней, 7 февраля 1824 г. получил возможность вернуться домой, являясь в Зимний дворец в указанные часы только для очередной перевязки. Александр I распорядился наградить лечащего врача Тарасова чином надворного советника, 6000 руб. ассигнациями и должностью домашнего врача великого князя Михаила Павловича.[679 - Последнее распоряжение было изменено, и домашним врачом к великому князю назначили Виллие 2-го, племянника лейб-медика Виллие 1-го и тоже Якова Васильевича.]

Некоторая информация о ходе заболевании содержится в письме императрицы Елизаветы Алексеевны к матери (18 февраля 1824 г.): «Я не сдержалась, потому что Виллие после всего этого, а также и других шумных визитов Николая и Михаила, нашел усиление лихорадки и настоятельно требовал дать Императору отдых. Я и говорила в этом смысле, умоляя Императрицу не беспокоить его маловажными делами… невольный ужас, особливо при его словах: „Не знаю уж, то ли от болезни, то ли из-за возраста, но во мне нет сил бороться, как прежде, с болезнью“». Далее императрица упоминает, что для нее было счастьем подавать супругу ужин во время его болезни. В заключение письма Елизавета Алексеевна констатирует, что ее отношения со свекровью порождали «соперничество в семье» и часто вызывали у нее «такое чувство, будто я его любовница или же мы в тайном браке».

22 февраля 1824 г. Александр I первый раз после болезни выехал из Зимнего дворца на прогулку. Нога продолжала его беспокоить, поскольку оставался небольшой отек. Николай Павлович записал 29 февраля: «К Ангелу, ждал, вошел, говорил, страдает от опухоли на ноге». Тем не менее на Масленицу Александр I выезжал верхом, при этом он продолжал носить повязку на ноге и на голени у него оставались «две маленькие язвинки, и вся голень, припухала». Нога беспокоила Александра I по крайней мере до лета 1824 г..[680 - Великий князь Николай Павлович упоминает в записной книжке: «Ангелу перевязывают ногу, Виллие, Тарасов, небольшая язва и припухлость» (19 июня 1824 г.); «Ангел… нога нехорошо» (20 июня 1824 г.); «Ангел не приходит из-за своей ноги… Ангел страдает от боли в ступне» (30 марта 1825 г.).]

Поправившись, Александр I возобновил свои поездки по стране. 14 мая 1825 г. барон И. Дибич писал графу А. Аракчееву из Варшавы: «Государь Император, слава Богу, в совершенном здоровьи; нога Его Величества с самаго приезда совершенно выздоровела. Его Величество чувствует только со времени последняго вояжа и еще прежде онаго некоторый ревматизм в правой руке, который однако ж, слава Богу, без всяких последствий и в котором чувствует уже значительное облегчение».

Случались ли серьезные хирургические травмы у Николая I

Самую серьезную травму Николай Павлович получил во время одной из своих многочисленных инспекционных поездок по России. В ночь с 25 на 26 августа 1836 г., по дороге из Пензы в Тамбов, в 14 верстах от небольшого городка Чембар (с 1946 г. – г. Белинский Пензенской обл.), на спуске с горы против деревни Шалолетки, ямщик, при свете луны не посчитав спуск крутым, не сдержал лошадей. На середине горы экипаж опрокинулся набок, так что дремавший Николай Павлович вылетел из открытого экипажа и сильно расшибся, сломав левую ключицу. Некоторое время царь лежал на обочине дороги без сознания. Шеф Корпуса жандармов А. Х. Бенкендорф, сидевший по правую сторону от царя, отделался легким ушибом.[681 - Из записок А. Х. Бенкендорфа: «Коляска опрокинулась с грохотом пушечного выстрела. „Это ничего! – воскликнул император, добавив: “Я чувствую, что у меня переломлено плечо; это хорошо, значит, Бог вразумляет, не надо делать никаких планов, не испросив Его помощи“».] Больше всех пострадал камердинер, сидевший вместе с кучером на козлах. Именно ему Николай I приказал оказать медицинскую помощь в первую очередь.

Поскольку сопровождавший в этой поездке Николая I лейб-медик Н. Ф. Арендт следовал позади императорского экипажа, отстав на несколько часов, то за медицинской помощью в г. Чембар немедленно отправили форейтора, который доставил уездного лекаря, Федора Фердинандовича Цвернера. Именно он оказал первую медицинскую помощь Николаю Павловичу, наложив на сломанную ключицу повязку. Через некоторое время рядом с царем оказался и лейб-медик Н. Ф. Арендт. Он осмотрел сделанную перевязку и нашел ее безукоризненной. Затем лейб-медик успокоил свиту, сказав, что опасности нет и осложнения болезни не будет. Тем не менее Николаю Павловичу пришлось задержаться в Чембаре на две недели. Надо отдать должное его корректности, поскольку, не желая обидеть Цвернера, именно ему он поручил контролировать ход своего выздоровления. Н. Ф. Арендт только наблюдал за ходом лечения.

Г. Чембар. «Царская церковь», пристроенная к зданию уездного училища, в котором две недели прожил Николай I

Император Николай I

Подданные были проинформированы о произошедшем несчастном случае. В опубликованном бюллетене сообщалось, что «при перевозке Государя императора оказалось, что ключевая кость переломлена вблизи грудной кости без всяких других повреждений. Перелом сей есть простой и несложный, и к скорому и совершенному выздоровлению Е. И. В. предвидится полная надежда… Лейб-медик Арендт, уездный врач Цвернер. 26 августа 1836 г. в 8 часов пополудни».[682 - Письма Николая Павловича И. Ф. Паскевичу. 1832–1847 // Николай I. Муж. Отец. Император. М., 2000. С. 481.]

8 сентября 1836 г. Николай I покинул Чембар и через Тамбов, Козлов, Рязань, прибыл в Москву, а затем возвратился в Царское Село. Врач Ф. Ф. Цвернер при отъезде царя получил в подарок перстень ценою 2000 руб. и деньгами 3000 руб..[683 - Ильченко Д. В. Император Николай Павлович в уездном городе Чембаре с 25 августа по 8 сентября 1836 г. // Русская старина. 1882. Т. 36, № 12. С. 523–534.]

По письмам Николая I можно проследить динамику его выздоровления. 30 августа 1836 г. в письме к И. Ф. Паскевичу из Чембара император сообщал: «Перелом ключицы мне никакой боли не производит; мучает же лишь одна тугая повязка». Приехав в Царское Село, он вел привычный образ жизни, не давая повода для пересудов, но соратнику писал (6 октября 1836 г.): «Прихожу в силы; рука еще слаба и с трудом сижу на лошади; ибо левой рукой не могу править, и на рысях плечу чувствительно». Даже через два месяца после перелома (3 ноября 1836 г.) рука была «еще слаба, и я ею мало владею».[684 - Письма Николая Павловича И. Ф. Паскевичу. С. 483.]

Упомяну, что спустя 12 лет (9 октября 1848 г.) Николай I вновь травмировал эту же ключицу. Поднимаясь по лестнице в Зимнем дворце, «крепко навощенной», он поскользнулся и упал на то же самое плечо, в котором уже у него была переломлена ключица: «Ушиб обошелся, однако, без дальнейших последствий, хотя государь и сказывал, что боль от него была в этот раз гораздо чувствительнее, чем тогда, когда он сломал себе ключицу».[685 - Корф М. Записки. М., 2003. С. 442.]

Приходилось ли оказывать хирургическую помощь Александру II

У Александра II серьезных проблем с необходимостью хирургического вмешательства не случилось, но ушибы, конечно, бывали… Вместе с тем периодические покушения на царя, когда в него стреляли, бросали бомбы или на пути закладывали фугасы, приводили к многочисленным жертвам, требовавшим оперативного вмешательства хирургов Придворной медицинской части.

Например, когда в апреле 1879 г. на Александра II было совершено покушение на Дворцовой площади, то одна из пяти пуль, счастливо миновавших императора, задела одного из его телохранителей. Раненого сначала доставили в Зимний дворец, где дежурный гофмедик оказал ему помощь. Согласно рапорту, «в 9 ч. 15 мин. утра пришел в дежурную комнату… Франц Иосифович Милошевич 60 лет от роду с огнестрельною раной на правой щеке ниже наружного угла правого глаза… длина раны около 3 см», которому остановили кровотечение и направили в придворный Конюшенный госпиталь, констатировав, что «ранение не предстааляет никакой опасности». В госпитале раненого продержали со 2-го по 21 апреля, выписав его совершено здоровым, с «линейными рубцами» на лице в правой скуловой области.[686 - РГИА. Ф. 479. Оп. 1. Д. 2040. Л. 1. О доставлении в Придворно-Конюенный госпиталь на пользование, охранном страже Его Императорского Величества Франце Милошевиче, с огнестрельною раною, нанесенною из револьвера злоумышленником, покушавшимся на жизнь Его Величества Государя Императора. 1879 г. В этой истории много вопросов (за рамками заявленной темы), одним из которых является возраст телохранителя императора – 60 лет.]

5 февраля 1880 г. в Зимнем дворце прогремел взрыв, подготовленный народовольцем С. Халтуриным. Царская семья не пострадала,[687 - Сам император в момент взрыва находился вместе с семьей в Малом Фельдмаршальском зале.] но жертв среди обслуживающего персонала было много. Непосредственно на месте взрыва погибло 5 человек и ранено еще 37 человек. Они немедленно были доставлены в различные городские больницы. Бо?льшую часть раненых (33 чел.) разместили в палатах Придворного госпиталя, 2 чел. поместили в лазарет лейб-гвардии Конного полка, 1 чел. – в лазарет Преображенского полка, 2 чел. из служительской команды оставили для лечения при команде. 7 февраля 1880 г. Александр II в сопровождении цесаревича и великого князя Владимира Александровича посетил раненых. Большинство раненых имели легкие повреждения, поэтому в этот же день 17 человек выписали из госпиталя в полковые лазареты. Одному из раненых, рядовому лейб-гвардии Финляндского полка, ампутировали кисть руки.[688 - Раненому Федору Гаврилову на средства императрицы сделали протез (60 руб.), помогли вернуться на родину и устроиться на службу.] Из 37 раненых умер один человек. Это были очень неплохие медицинские показатели для того времени, полученные благодаря тому, что раненых лечили лучшие медики Империи.[689 - РГИА. Ф. 472. Оп. 1. Д. 2082. Л. 1–8. О пострадавших во время взрыва под Главной гауптвахтой Зимнего дворца. 1880 г.]

Можно ли было спасти Александра II после покушения 1 марта 1881 г

Поскольку факты, связанные с покушением народовольцев на Александра II, хорошо известны,[690 - См., например: Девятов С. В., Демкин А. В., Жиляев В. И., Зимин И. В., Кайкова О. К. и др. История государственной охраны России. Собственная Его Императорского Величества охрана. 1881–1917 / под ред. генерала армии Е. А. Мурова. М., 2006.] обратимся только к медицинской составляющей этой трагедии.

Основная канва произошедшего по времени укладывается в несколько часов: в 13.15 царь вышел из Михайловского дворца, вторая бомба, брошенная И. Гриневицким, взорвалась в 13.45. Смерть императора наступила в 15.35 пополудни.

Первым взрывом Александр II был не только контужен, но и ранен осколками зеркальных стекол кареты.[691 - В Фермерском дворце в парке Александрия (Петергоф) хранится красная сафьяновая подушка из кареты императора, на которой видны пятна его крови.] Второй взрыв отбросил императора к решетке Екатерининского канала. В камер-фурьерском журнале указывается, что первыми словами очнувшегося царя стали: «Жив ли Наследник?.. Холодно, холодно…». Затем царь прошептал: «Скорее домой… скорее домой», а «затем, как бы отвечая на услышанное им предложение штабс-капитана Новикова внести Его в ближайший дом для подания первоначальной помощи, Его Императорское Величество произнес: „Несите меня во дворец… там умереть…“».[692 - РГИА. Ф. 516. Оп. 1 (206.2703). Д. 3. Камер-фурьерский журнал. Март. 1881 г.] Эта фраза Александра II свела на нет очень слабые шансы на его спасение. Дело в том, что на противоположной стороне Екатерининского канала, на Малой Конюшенной, находился Придворный госпиталь Придворной медицинской части с оборудованной операционной и квалифицированным персоналом.

Тогда, выполняя волю императора, его с трудом погрузили в сани и неперевязанного (!), с перебитыми бедренными артериями, на которые даже не наложили жгутов (!), повезли в Зимний дворец. Очевидцы вспоминали, что по мере приближения к Зимнему дворцу император терял сознание от потери крови, «которая сочилась из оборванных мускулов обеих голеней. Эти мускулы и составляли единственную связь между стопою и коленями обеих ног, так как кости голеней были раздроблены и вышиблены взрывом».[693 - Комаров В. В. Дневник событий с 1 марта по 1 сентября 1881 г. СПб., 1882. С. 17.] Казаки охраны с трудом, на руках, донесли Александра II до его кабинета, который находился на втором этаже дворца. Там его уложили на кровать и срезали остававшуюся на раненом одежду.

Император выходит из кареты после взрыва первой бомбы, брошенной Рысаковым

Император после взрыва второй бомбы, брошенной Гриневицким

Мундир Александра II по форме л. – гв. Саперного батальона, в котором он был убит 1 марта 1881 г.

Первыми медиками, которые оказались у кровати умирающего императора, стали дежурившие в Зимнем дворце гофмедик Ф. Ф. Маркус и лекарский помощник Коган. В этот же день, 1 марта 1881 г., следуя инструкции, Ф. Ф. Маркус написал на имя министра Императорского двора А. В. Адлерберга рапорт «о мероприятиях своих по оказанию ему последней медицинской помощи перед смертью». Поскольку этот документ составлен вскоре после смерти императора очевидцем событий, приведем его полностью: «В дежурство мое, сего 1 марта, в два часа пятнадцать минут по полудни позван был я для пособия Священной Особе Государя Императора. По немедленному моему прибытию в кабинет Его Величества вместе с дежурным лекарским помощником Коганом я нашел Государя Императора, лежащим на кровати, в полном бессознательном состоянии с полуоткрытыми глазами, с суженными, на свет не реагирующими зрачками, едва ощутимым пульсом и редким трудным дыханием. Лицо Его Величества было бледное, местами забрызгано кровью, челюсти судорожно сжаты. Обе голени раздроблены настолько, что представляют собою бесформенную массу, причем можно было констатировать следующее: на правой голени в верхней ее трети, перелом обеих костей с раздроблением во многих местах и разрывом мягких частей, на левой таковое же повреждение в нижней ее трети. Вышеупомянутое повреждение Его Величества признано мною, равно как и прибывшими после меня врачами, безусловно, смертельным. Применение всевозможных возбуждающих средств оказалось тщетным, и Государь Император в четверть четвертого по полудни в Бозе опочил. Дежурный гоф-медик Ф. Маркус».[694 - РГИА. Ф. 1614. Оп. 1. Д. 110. Л. 1–2.]

Императора укладывают в сани для транспортировки в Зимний дворец

Императора увозят с места покушения

Последние минуты жизни Александра II в его кабинете в Зимнем дворце

Спустя 19 лет Ф. Ф. Маркус написал небольшую заметку, которую назвал «Последние минуты Императора Александра II». Он вспоминал, что после некоторого шока «мгновенно собрал все необходимое, как-то: лекарский набор, вату, бинты, кровоостанавливающую жидкость и пр.», побежал в кабинет царя, где нашел его в полулежачем положении. Врачу «бросилось в глаза, эти страшно обезображенные нижние конечности, в особенности левая, которая, начиная от колена и кончая полуоторванной стопой, представляла бесформенную раздробленную кровяную массу; правая конечность была тоже повреждена, но менее левой; правая была обута в сапог, левая же стопа без сапога. Обе раздробленные конечности были на ощупь холодные». Врач подчеркивал, что он, «не потеряв присутствия духа», приказал лекарскому помощнику «придавливать как можно сильнее обе бедренные артерии», сам же приступил «к оживлению потухающей жизни». В чем конкретно заключалась эта помощь, автор не уточнял. Естественно, это не дало никакого результата, император продолжал находиться без сознания. Маркус подчеркивал, что все усилия прибывших после него врачей также были тщетными. Среди этих врачей был и С. П. Боткин, который нашел царя «уже без пульса». На вопрос цесаревича о прогнозе «он ответил: „от 10 до 15 минут“». Время смерти он называет в воспоминаниях несколько иное – 15 ч. 30 мин..[695 - Цит. по: Александр Второй. Воспоминания. Дневники. СПб., 1998. С. 351–352.]

Воспоминания лекарского помощника Когана, опубликованные в 1913 г., более обширны и в них больше деталей собственно медицинского характера. Он подчеркивает самостоятельность своих действий в экстремальной ситуации: «Моментально я прижал левую бедренную артерию, вслед за мною доктор Маркус прижал правую бедренную артерию. С Божьей помощью удалось остановить кровотечение из артерий». Он подробно перечисляет, что делал для того, чтобы привести царя в чувство: «спрыскивал и обтирал полотенцем лицо, давал нюхать нашатырный спирт и влил несколько валериановых капель в уста государя. Подание помощи длилось не более двадцати минут, и государь император стал дышать глубже прежнего, и, наконец, я услышал стон… После этого я ощупал едва ощутимый пульс, он был нитеобразный, весьма слабый; затем наложил руку на сердце государя, толчки были тоже слабые».[696 - Коган. Кончина Императора Александра II. Рассказ фельдшера // Исторический вестник. 1913. № 1. С. 134.] Все описанное длилось первые 15–20 минут после того, как царя доставили в его кабинет, и до подхода других врачей. Все перечисленные действия делались, видимо, одной рукой или при помощи близких, так как одна рука пережимала бедренную артерию. Далее, по словам Когана, доктору Ф. Ф. Маркусу стало дурно, и он вышел из кабинета. Любопытно, что сам Ф. Ф. Маркус упоминает только о своем «столбняке», когда он услышал о том, что царь ранен, но ничего не пишет ни в рапорте, ни в воспоминаниях о том, что оставил фельдшера наедине с умирающим царем. Кстати, официальный историограф царствования Александра II С. Татищев ошибочно упоминает о том, что «дежурный гоф-медик Маркус перевязал ему раны».[697 - Татищев С. Император Александр Второй. Его жизнь и царствование. Т. 2. СПб., 1903. С. 656.]

После ухода Маркуса лекарский помощник Коган «принял от него и правую бедренную артерию и, таким образом, остался держать обе артерии руками». Вскоре появились другие врачи – доктор Круглевский и доктор Дворяшин, который немедленно отправился за ампутационным ящиком. Круглевский опрыскивал в это время царя холодной водой, а затем начал давать царю кислород, который был принесен из Придворной аптеки. Все это время Коган держал обе артерии, но кровь продолжала сочиться из множества ран. После того как вернулся доктор Дворяшин с ампутационными инструментами, «был наложен эсмарховский бинт на правое бедро, а потом на левое, я же поддерживал оба бедра», пишет Коган. Прошло еще двадцать минут, и появились проф. Боткин, проф. Богдановский и почетный лейб-медик Головин. Боткин начал выслушивать сердце. Коган спросил: есть ли какая надежда? На что «Сергей Петрович посмотрел на меня и сказал, что нет никакой надежды». Лекарский помощник также описывал ранения императора: «конечностей левой стопы совсем не было, обе берцовые кости до колен раздроблены, мягкие части, мускулы и связки изорваны и представляли бесформенную массу, выше колена до половины бедра несколько ран, происшедших как бы от дробинок; были так же подтеки, лицо закапано кровью, веко левого глаза было ранено как бы дробинкой».[698 - Коган. Кончина Императора Александра II. С. 134.]

Из мероприятий медицинского характера врач упоминал еще опрыскивание сернокислым эфиром. Кроме этого, для оживления деятельности сердца при такой массивной кровопотере медики надавливали «кровеносные жилы от периферии к центру», но это не принесло никаких результатов. При наложении каучуковых бинтов на правую ногу выше колена «доктора старались сохранить всю оставшуюся в оборванных частях тела кровь и отдавить ее по направлению к сердцу». Кроме этого, «чтобы сэкономить кровь для питания мозга, решено было наложить бинт и на правую руку».[699 - Комаров В. В. Дневник событий с 1 марта по 1 сентября 1881 г. СПб., 1882. С. 17.] После бинтования ран «доктор Боткин сказал, что сердечные тоны становятся яснее». После совершения обряда Св. Таин «деятельность грудобрюшинной преграды стала видимо ослабевать и дыхание совершалось только верхними частями грудной клетки. Тотчас же помчались в Конюшенный госпиталь за снарядом для переливания крови».