Принцесса Лиза, которая прилетела на воздушном шаре

Бутылки были преданы Шнурку, как бывают преданы бродячие собаки приютившему их сторожу колбасной фабрики.

Они и раньше-то никогда не разлучались, а теперь Шнурок связал их между собой крепкой верёвкой. Получалась устойчивая плавучая конструкция – катамаран. Шнурок отмыл бутылки снаружи и вычистил мусор, накопившийся внутри. Получился отличный корабль, который мог легко перемещаться как вдоль, так и поперёк ручья. Парусов и вёсел для плавания не требовалось. Бутылочные лодки прекрасно гребли собственными ластами. Руль тоже был не нужен. Они поворачивали, повинуясь командам своего капитана. Вот только не могли запомнить где правая сторона, а где левая. Поэтому, чтобы повернуть налево, рулевой должен был кричать: «Красная – стоп. Синяя – полный вперёд», и наоборот, если надо было повернуть в другую сторону. После долгих тренировок Шнурок научил их двигаться даже задним ходом.

2

– Прошу на борт, – сказал Шнурок, когда путешественники вышли на влажный песок пляжа. – Рассаживайтесь равномерно, чтобы не перевернуться.

– А ты? – спросил Ножик.

– Я пока что здесь останусь, пока вы в Коттедже не определитесь.

– А как же мы поплывём без капитана?

– Почему это без капитана? – возмутилась миссис Пин. – Ещё и не на таком плавали. Якорь мне в глотку!

Шнурок одобрительно посмотрел на Цилю и рассказал, как управлять необычным судном. Долго объяснять не пришлось: в молодости, задолго до того, как оказаться в коробке, миссис Пин имела удовольствие служить на настоящем корабле и находилась в непосредственной близости от сердца настоящего капитана.

Никто не знал сколько Присцилле Пин на самом деле лет. Скорее всего она и сама этого не знала. Самые ранние воспоминания Булавки относились к концу XIX века, когда её первый раз прикололи к элегантной дамской шляпке и вывели на прогулку в городской парк. Произошло это солнечным летним днём в городе Глазго, и с тех пор Циля считала своей родиной Шотландию, а себя коренной шотландкой.

Мода на дамские головные уборы часто менялась, и от этого в основном зависела повседневная жизнь шляпной булавки. Иногда она подолгу вместе с прелестной головкой своей хозяйки кружилась в вихре светской жизни, а иногда на долгие месяцы и даже годы отправлялась в темноту деревянной шкатулки за компанию с другими вышедшими из моды аксессуарами женского гардероба.

Перед тем как попасть на морскую службу Циля некоторое время работала… в похоронном бюро. Её бархатная чёрная шляпка служила частью траурного костюма молодой сотрудницы этого скорбного заведения. Во время похорон девушка украшала гробы и могилы цветами, венками, лентами и другими печальными символами.

Однажды хоронили старого моряка. Всю жизнь он под британским флагом бороздил моря и океаны, участвовал в кровопролитных сражениях, но нашёл свой последний причал не на холодном морском дне, как вроде бы следовало поступить истинному морскому волку, а на уютном сельском кладбище. Проститься с покойным собрались немногочисленные родственники, желающие получить свою долю скромного наследства, и несколько старых верных друзей. Одного из ветеранов сопровождал молодой человек в морской фуражке с круглой бронзовой кокардой. Его звали Джоном Джексоном, и был он капитаном и единоличным владельцем небольшого парусного судна. Циля любила вспоминать эту судьбоносную встречу и уверяла, что с первого взгляда поняла: её дальнейшая жизнь будет связана с морем и с этим мужчиной.

Пока родственники и друзья покойного слушали молитву и прощальные речи, печально опустив головы, капитан Джексон во все глаза таращился на девушку из похоронного бюро, которая аккуратно поправляла траурные ленты, разлетающиеся от свежего ветра. Похороны – не лучшее место для начала любовного романа, но сердцу, как известно, не прикажешь. Не прошло и полгода, как тот же священник обвенчал в сельской церкви молодого капитана с его избранницей.

На следующий день миссис Джексон уволилась с ненавистной работы и стала помогать мужу в его непростом и опасном деле. Уходя в далёкий рейс, капитан брал с собой на удачу маленькую чёрную шляпку жены, в которой он увидел её первый раз. Вот так Циля и попала на настоящий корабль. На капитанском мостике в кармане капитанского бушлата она преодолела сотни и даже тысячи миль по неспокойным водам северной Атлантики.

Но самый драматический случай, о котором миссис Пин вспоминала чаще остальных, произошёл во время небывало сильного шторма. Корабль с грузом мороженой трески героически пробивался сквозь волны Северного моря. Капитан вторые сутки не покидал мостик и не выпускал из рук штурвал. От напряжения пуговицы на его бушлате оторвались и улетели в бушующую морскую пучину. Чтобы не простудиться на ледяном ветру, Джексон вытащил длинную булавку из женской шляпки и закрепил на груди разорванную ткань. Всё время, пока они пробивались через ураган к безопасному причалу Циля чувствовала биение сердца и дыхание капитана. В память о героическом переходе Джон украсил головку булавки кокардой, которую снял со своей старой морской фуражки, и с тех пор всегда носил её с собой.

В дружной семье Джексонов родилась дочка Мэри. Когда она выросла и поехала учиться в Лондон, отец подарил ей счастливую булавку. Девушка не стала продолжать семейное дело, а освоила профессию журналиста и в качестве корреспондента небольшой английской газеты оказалась в России, как раз в те драматические дни, когда там разразилась Великая октябрьская революция. Хотя Мэри и занималась в основном сухопутной бумажной работой, в глубине души она всегда любила море и моряков. Прожив около года в Советской России, она вышла замуж за революционного матроса с крейсера «Аврора» и осталась здесь навсегда.

За сотню лет, которые прошли с тех пор, женская мода много раз поменялась. Сначала вместо шляпок молодые девушки стали носить красные косынки, потом береты, кепки, фуражки, вязаные шапочки и другие всякого-разного фасона головные уборы, но мода на пышные причёски, шляпки с вуалью и шляпные булавки так и не вернулась. В результате Циля досталась Шурику, который не знал, куда применить эту элегантную вещицу, и решил, что она будет отличной шпагой для его робота-трансформера. А когда пластмассовая китайская игрушка развалилась на мелкие части, Шляпная Булавка поселилась в картонной коробке.

3

И вот сегодня, наконец, пришёл её счастливый час – Присцилла Пин снова на корабле и снова на капитанском мостике. На самом деле никакого мостика или другого специального места для капитана на бутылочном судне не было. Ножик, Бижу и Флакон залезли в Синюю лодку, а Мастер и Лиза – в Красную. Циля взошла на борт последней, внутрь бутылки не полезла, а встала сверху как опытный моряк, широко расставив ноги.

– Судно на воду! – скомандовала она, убедившись, что на берегу кроме Шнурка никого не осталось.

Лодки приподнялись на своих ластах и мелкими шажками сползли в воду. Через минуту живой катамаран свободно качался на волнах.

– На тот берег! Полный вперёд!

Лодки опустили ласты поглубже, напряглись и дружно, как рабы на галерах, принялись загребать воду. При этом, чтобы не сбиваться с ритма, они хором запели старинную песню, переделанную на новый лад:

Жили-были у Шнурка

Два весёлых бутылька:

Один – синий,

Другой – красный —

Два весёлых бутылька.

Пассажиры молчали – боялись помешать лодкам грести, а Циле управлять необычным кораблём. Песчаный пляж с одиноким Шнурком быстро скрылся в предрассветном тумане. За кормой слышалось бульканье потревоженной воды. А в том месте, где бутылки прижимались друг к другу боками, противно скрипел пластик. Верёвка намокла, растянулась и скользила по гладкой поверхности, повторяя колебания прозрачного корпуса.

– По-моему, она долго не выдержит, порвётся, – сам себе под нос проворчал Мастер.

Он кончиками пальцев провёл вдоль верёвки, пытаясь наощупь определить слабое место и предотвратить возможный обрыв. Словно в ответ на его опасения, катамаран дёрнулся и остановился, как будто наскочил на невидимое подводное препятствие. Циля покачнулась, но сохранила равновесие и не упала.

– Эй, ластоногие, якорь вам в глотку, что случилось? – крикнула она.

– Тут, кажется, коряга, кэп, – ответила Синяя.

– Сама ты коряга, – возразила Красная.

– Я тебе точно говорю, что это коряга. Я всегда знала, что тут под водой много коряг.

– А если знала, что тут коряги, почему не сказала?

– А меня кто-нибудь об этом спрашивал?

– А тебя, что, обязательно спрашивать надо? Могла бы и собственной пробкой подумать.

– У тебя тоже пробка есть, вот ты и думай. Мне за думание не платят, моё дело – ластами махать, куда прикажут.

– А тебе, что, приказывали на корягу плыть?

– Нет, конечно, какой же дурак прикажет на корягу плыть?

– Кэп – не дурак. Он полный вперёд приказывал плыть, на тот берег.

– Вот я и плыла полный… не пустой же. А ты-то сама куда смотрела?

– Куда-куда? Вперёд, конечно. Я же не знала про корягу.

– Знала-знала… Я тебе про неё ещё раньше говорила.

– Ну и что, что говорила? Ты мне много чего раньше говорила. Я что, всё помнить должна?

Они бы и дальше спорили, кто из них более виновен в происшествии, но конец коряги, незаметный под тёмной водой, прошёл между их корпусами и застрял, зацепившись за верёвку. Мокрые нитки стали лопаться с громким треском.

– Связка рвётся! – закричал Мастер.

Бутылки разом умолкли и изо всех сил заработали ластами. Вода вокруг них, как в кипящем котелке, покрылась пузырями и пеной. Но полного вперёд движения не получалось. Катамаран крутился на одном месте вокруг невидимого препятствия.