И тут до Пиночета дошло. Он вспомнил недавнее падение. Вспомнил в мельчайших подробностях. Особенно факт длительного купания в яме с протухшей квашеной капустой.
Так как комбат провонял квашеной капустой насквозь, то его восприятие отвратных запахов притупилось. Получив запредельную дозу информации о мерзопакостных испарениях протухшего бигуса, мозг Пиночета перешел в щадящий режим. Спасая рассудок и жизнь хозяина, «ЭВМ в голове полковника» максимально повысила порог восприятия для рецепторов обоняния. Носоглотка комбата продолжала фиксировать катастрофический уровень смердящих испарений, но мозг Пиночета гуманно отсекал тошнотворную информацию.
Но для окружающих людей запах, исходящий от Пиночета, был просто невыносимым. Более того, в целой роте никто из ребят уже не спал. Все курсанты, лежащие в койках, затаили дыхание. Мы старательно укрывались с головой, чтобы спрятаться от страшной вони, заполонившей спальное помещение казармы – огромное как по площади, так и по объему.
У Пиночета выбора не было. Отступать поздно и комбат решил идти до конца.
– Сержант, подойдите ближе и поставьте табурет на пол. Вот здесь.
Сержант уже не смог ответить: «Есть!» С трудом сдерживая приступы накатывающей рвоты, Бояринов поставил табурет в указанное место и сразу же отступил назад.
Комбат влез на табурет, вытянул руку и пощупал корпус телевизора. Естественно, «ламповый гроб» был раскален докрасна и его можно было использовать для отапливания жилого помещения в холодное время года.
Полковник довольно ухмыльнулся, выдрал провода вместе с клеммной коробкой и предохранителями и торжествующе обратился к личному составу роты.
– Ну, что?! Меня не проведешь. Опыт не киснет! Его не пропьешь и в карты не проиграешь. Старый конь борозды не портит! Ха-ха. Не делайте вид, что спите. Нечего прикидываться. Что, за дурака меня считали, да?! А я не дурак, нет! Я полковник! Я профессионал своего дела! Я наказываю всю роту. Так как увольнений у вас уже нет, я лишаю возможности просмотра телевизора. Провода и клеммник ложу к себе в сейф. Когда посчитаю нужным, тогда и отдам! А может, вообще не отдам. До самого выпуска. Ха-ха. Приятных снов, птенчики. Мундеркинды недоделанные! С кем решили тягаться, детишки?!
Считая миссию выполненной, Пиночет молодецки спрыгнул с табурета. Помахивая проводами и клеммником, с ехидной улыбочкой он вышел на улицу. Настроение комбата заметно улучшилось. Хоть кого-то удалось прищучить. Ткнуть носом зарвавшихся и обнаглевших школяров. Он еще о-го-го! Есть еще порох в пороховницах и ягоды в ягодицах! Ради таких моментов стоит жить!
Остановившись на крыльце с чувством образцово выполненного долга, комбат довольно и сладко потянулся до остеохондрозного хруста в суставах и позвоночнике. Широко расставив ноги и гордо выпрямив спину, Пиночет монолитным памятником стоял на крыльце казармы и с наслаждением втягивал в нос кубометры чистого ночного воздуха. Вентилируя легкие, комбат широко и счастливо улыбался. Бессонная ночь прошла не зря.
Стоя на ступенях казармы, полковник Серов неожиданно услышал, как над головой захлопали ставни окон. Это 4-я рота активно боролась за свою жизнь и здоровье. На подоконниках многочисленных окон Пиночет увидел курсантов в нижнем белье, которые усиленно махали полотенцам и одеялами, стараясь выгнать из казармы отравленный воздух. Так же до него доносились многичисленные реплики с откровенно издевательским содержанием и нелицеприятными комментариями.
– Старый конь борозды не портит?! Ха-ха. Но и глубоко не вспашет. Поелозит …и сразу сдохнет.
– Вот уж, хрен! Какая молодка его к себе подпустит? К бабулькам в Дом престарелых. И только по предварительной записи.
– Провода «ложу» в сейф! Дурилка вонючая, не «ложу», а «кладу»! Ложат чле*, причем конкретно!
– А я реально думал, что не выдержу и наблюю. Нет, точно! Койка у меня на втором ярусе, вот Петровичу бы внизу досталось. Веришь, еле удержался?! До сих пор позывы на рвоту по кишкам шарахаются.
– И не говори. Сержант сейчас голову в раковине замачивает, аж зеленый весь. Того и гляди всего наизнанку вывернет. Досталось Боярину. Ребята одеколоном платок смочили и под нос ему пихают. Пока не очень помогает. Спазмы по телу так и бегают. Трясет не по-детски. Надо с наряда снимать, не достоит до утра.
– А Пиночет-то чего?! Неужели по ночам наш бигус подворовывает?! Не может отвыкнуть от дерьма. Вот бедолага. Жаль, конечно, человека. Жена ему точно ТАКОЕ приготовить не сможет! Тут особый талант нужен, чтобы руки из жопы росли. И секретные ингредиенты типа «зарин», «зоман», «дуст» и, обязательно, «фосген» добавить. «Фосген» даже два раза… для более качественного удушения.
– Пиночет же военный по пояс. Бигус для него – деликатес. Ностальгия! Понимаешь? Круче всякой икры. Вот по ночам по свалкам и ползает, за нами доедает.
– А чего ползать? Мы ему весь бачок сами отдадим, пусть лопает. Хоть в три горла жрет. Еще добавки накидаем.
– И чего он в этом говне полезного нашел? Его даже свиньи не едят. Рыло от лоханки воротят.
– Мама родная, а как же его домой такого вонючего пускают? Квартира по площади раз в триста меньше казармы. А у нас смрад такой, того и гляди, в окно выпадешь.
– Да уж, блевать так и тянет, сил нет. Вот урод, приперся! Жрал бы бигус в одну харю. Нет, пришел похвастаться.
– Ребята, бросай махать полотенцами, вроде полегче дышать стало. Наряд весь одеколон и туалетную воду в роте собрал и между кроватей набрызгал.
– Действительно, уже терпимо становится.
– Пацаны, Стас из проводов времянку смастерил, телек заработал! Айда, кино смотреть. В ночном сеансе «Полосатый рейс» показывают.
Курсанты дружно попрыгали с подоконников и исчезли в глубине здания. Раздосадованный Пиночет с тоской посмотрел в раскрытые окна казармы. На белом потолке второго этажа заиграли разноцветные блики – начинался «Полосатый рейс».
После обилия услышанного в свой адрес, возвращаться в роту для наведения пошатнувшейся воинской дисциплины комбату почему-то не захотелось. Повертев в руках ставший бесполезным клеммник и провода от телевизора, обиженный Пиночет забросил их в открытое окно казармы. Затем, оттянув на себе одежду, он пару раз втянул носом воздух, брезгливо скривившись, и быстрым шагом скрылся в ночной темноте.
На следующий день и еще пару недель кряду на всех построениях от Пиночета разило адской смесью бензина, ацетона и различных дешевых и дорогих одеколонов. Сквозь гремучую парфюмерную смесь все же назойливо пробивался запах бигуса.
После той ночи у полковника Серова появилось железное правило – всегда становиться от собеседника с подветренной стороны.
28. Национальные кадры
В Советской армии существовал и активно насаждался известный лозунг, рожденный в недрах Главного политического управления Министерства обороны: «Народ и армия едины!»
А так как народ в СССР был многонациональный, то и армия тоже была многонациональная. В соответствии с Конституцией, все граждане Советского Союза наделялись равными правами и возможностями, особенно по защите единой и неделимой Родины. Красиво, впечатляюще и справедливо, не так ли?!
Вот только условия поступления в военные училища для представителей различных национальностей и народностей были очень даже различные.
Выполняя строгие указания ГЛАВПУРа, руководству нашего училища и… не только нашего, приходилось основательно прореживать многочисленную толпу желающих стать красными офицерами из русских, украинцев и белорусов. При этом открывали «зеленую улицу» фактически без экзаменов и вне конкурса представителям Средней Азии, Кавказа, Молдавии, Прибалтики, и прочих уважаемых братских республик и автономий нашей необъятной страны.
Могу сказать, что на тридцать человек 45-го классного отделения приходилось двадцать национальностей и народностей. Славян было менее десяти человек. Зато в дружном коллективе числились: таджик Мишка (Мумин), казах Эрик, армянин Эдвард, азербайджанец Федя (Фахраддин), башкиры Тамерлан и Радул, молдаванин Олесь, татарин Раис, киргиз Адиль, грузин Костя (Котэ), чеченец Золман.
В нашем отделении более года образцово служил и отлично учился замечательный и умненький курсант – еврей Ицек. Но его подвело здоровье и пареня комиссовали в начале 2-го курса обучения. Расставаясь с нами, он плакал.
Еще были: осетин Илья, латыш Марис, «русские» немцы братья Курт и Карл, тувинец Булат, уйгур Коля (возможно – Кола), белорус Вася, пятеро русских и хорошие ребята с Украины.
И еже с ними учились парни редких и почти неизвестных народностей, о которых мы вообще никогда ничего не слышали.
Удивительно, но у ребят из Средней Азии и с Кавказа, которые абсолютно не владели общепринятым государственным языком, были фантастически замечательные аттестаты за среднюю школу. В основном, сплошные пятерки! Хоть в МГУ принимай медалистов-отличников.
Когда эти «гении» немного освоились и приблизительно через год учебы начали с большим трудом, но все же понимать русскую речь, любопытствующая курсантская братия стала активно пытать их следующими вопросами.
– Фахраддин! Ты не против, если тебя Федей будем звать? А то язык можно сломать пока выговоришь. Фахраддин. Вот имечко! Нарочно что ли так назвали? Объясни мне – тупому русскому, как ты, имея в аттестате пятерку по математике, до сих пор «два плюс три» на пальцах считаешь?! И каждый раз у тебя разные ответы получаются. Ты же вундеркинд дипломированный! Медалист золотой.
Здоровенный азербайджанец Федя-Фахраддин скромно улыбался, досадливо отмахиваясь огромной ручищей. Федя мог легко обхватить трехлитровую банку полную воды ладонью одной руки. И оторвав ее от стола, держать в воздухе длительное время. Как все неимоверно сильные люди, Федор был добряком и неторопливым увальнем. Он даже говорил медленно, неспешно, обстоятельно подбирая каждое слово.
– Э-ээ! Да это не я отличник. Папа мой отличник. Папа к директор школа ходил. Говорил долго. Домой ходил, барашек резал. Опять к директор ходил. Говорил много. Делал много. Для один сын мой папа ничего не жалко! Я это один сын! Остальной дети – только пять мой систеры. Я – гордость фамилий! Род! Мужчина! Все в дом для меня не жалко. Папа в школу много ходил. Один барашек – один пятерка. Много барашек папа резал.
– Охренеть, надо же?! Ты слышал, Лелик? Пока мы десять лет в школе мозгами скрипели, всякие таблицы от банального умножения до Брадиса слюнявили, Федору раз – и золотую медаль на блюдечке! Бери дорогой, не стесняйся! Федя, позволь полюбопытствовать, друг любезный, а какого рожна ты в армию поперся? Тебе самое место в институте науку двигать: атомы расщеплять, бензин мочой разбавлять. Или на директора магазина учиться: усушка, утруска, испарения, лом, бой, пересортица и все такое.
– Не. Институт не хачу, скучно, дольго! Надо диссертаций покупать. Защищать диссертаций надо. Много банкет в рестаран делать, долго. А на директор магазин не получилось. Мой семья немного бедный. Нет возможность директор магазин быть. Нет в дом столько денег. Мой папа немного бедный. Начальником хачу стать. Бальшим, важным. Черный «Вольга» хачу. Все уважать Фахраддин будут! Папа мой уважать будут. Скажут: «Какой Фахраддин стал?! Черный «Вольга» за ним привозить!» Папа серьезный ходить, важный! Хорошо.
– Ты хочешь сказать, что в форме ты – начальник?
– Да, кто форма и погону носит – бальшой начальник! В наш милиций мест не был. Очередь туда бальшой, ждать очень дольго. Пожарник мест не был. Папа барашек резал, военком ходил. Военком вино пил, барашек кушал и говорил: «Разнарядка военный училищ есть. Форма будет, погон будет, Фахраддин начальник будет!» Папа головой кивал, военком руку жал. Друзья!
– Федя, а в ВВС-то зачем? Тут летать надо. Самолет вжи-вжи, ремонтировать нада мало-мало. А? В экипаж попадешь, летать нада. С парашют прыгать нада. Страшно! А, Федор?!
– Фахраддин не будет летать. Высота сильна боюсь. Училище закончу, домой поеду. Папа с военком вино пил, я помощник военком буду. Начальник! Может «Вольга» дадут. Красивый «Вольга», черный. Домой в отпуск ездил. По городу в форме с папой ходил, все видел Фахраддина в форме. Папа важный ходил, все уважают. Папа что-то говорил, все слюшал молча, головой кивал. Хорошо!