На Калиновом мосту

– Во-первых, пока мы будем согласовывать, ее могут перевести в другое место или, что еще хуже, начнут атаку прямо сейчас. А во?вторых, нет уверенности, что все эти международные организации не подчиняются тем же структурам, которые и управляют этой лабораторией.

– Вы о чем вообще? Что за секретное мировое правительство? – недоверчиво усмехаясь, спросил Иван.

– Подумай сам, – вмешался Садовский, – лаборатория находится на территории и под прикрытием базы НАТО. Но по факту военные только вахтеры – лаборатория, занимающаяся разработкой биологического оружия, им не подчиняется. Значит, по всем международным законам этот объект необходимо рассматривать как террористический. И поэтому его уничтожение наш долг, – Влад нервно барабанил пальцами по столу и смотрел перед собой. – Ваня, ты пойми: только с помощью страха за несколько дней удалось уничтожить основы стабильности всего мира. Во всех странах обрушение экономики. Люди в панике. По всему миру вводятся бессмысленные карантины и запреты. Любую страну могут объявить изгоем без всяких доказательств. И это все на пустом месте. Что будет, если появится настоящая угроза? Какая она будет? Мы даже не знаем точно, какие вирусы и бактерии там разрабатываются. В любом случае, это оружие. И завтра или через пару лет его обязательно применят. И организовали это очень серьезные структуры. Это не безмозглые фанатики без денег и без мозгов.  Очень немногие могут заставить Германию разместить у себя подобную лаборатории, а в охранники поставить американскую армию.

– Может они хотят управлять миром, чтобы сделать его лучше? – спросил Иван, вспомнив разговор с Фридрихом Уотсоном.

– Сколько этих красивых целей уже было, – напомнил Калган. – Благими намерениями вымощена дорога в ад. Мечтать о построении идеального общества и построить его – это совершено разные вещи. В России эти эксперименты стоили жизни миллионам.

– Но ведь можно будет сделать другую лабораторию, – опять вмешалась в разговор Маша.

– В этом то и цель нашей атаки: показать, что не все так просто, – продолжил Вахромеев. – Знаешь, почему в двадцатом веке ядерной войны не случилось? Да потому что и СССР, и США знали, что возмездие будет неизбежным, а ущерб от него будет неприемлемым. А сейчас, кажется, про это забыли. Вот руки и зачесались.

– Все равно я не понимаю, какая у тех людей конечная цель.

– Конечная? – Сергей Андреевич улыбнулся, как будто рассказывал о воскресной рыбалке. – Для начала спровоцировать финансовый кризис с мощным обвалом всей экономики и обнищанием народа. Затем организовать несколько военных конфликтов в разных регионах. Это неизбежно приведет к голоду и эпидемиям. Другими словами, к апокалипсису. Дальше на белом коне появляются те, кто все это затеял.  Чтобы спасти мир они попросят полный контроль над каждым человеком, над каждым государством. И они это получат. Приблизительно как?то так, но в точный сценарий я не посвящен.

– Ну и почему нормальный законопослушный человек должен этого бояться? – не унималась Маша.

– Чтобы остаться человеком, – коротко ответил ей Калган.

– Разве это можно отнять? – удивился Иван.

– Легко, – Влад встал, подошел к окну и, посмотрев на улицу, пояснил: – Уже сейчас по поисковым запросам в интернете с помощью специальных программ на каждого человека уже сформировано полное досье. В нем есть то, в чем ты даже самому себе боишься признаться, – он, как и Вахромеев, говорил о пугающих вещах так обыденно, что Иван не мог воспринимать это серьезно.

– Но просто все знать о тебе – это мало. Главное, иметь возможность тобой управлять. И не только через зомбирование в социальных сетях, но и напрямую с конкретными запретами, указаниями и наказаниями.

– У меня мама говорит, что скоро нам всем чипы поставят, – усмехнулась Маша.

– Чипы, не чипы, – Владислав сел обратно. – Можно все сделать проще и без лишнего шума. Все данные о человеке можно фиксировать на обычный электронный паспорт. Якобы для твоего же блага. К примеру, данные о твоем здоровье вместо больничной карты.

– Ну и что плохого? Мало ли, сердечный приступ… меньше формальностей и быстрее можно оказать помощь, – ответил Иван, пожав плечами.

– В этом же паспорте все данные о твоих близких, потом не очень близких, потом о всех с кем ты контактировал и как контактировал. А потом в какой?то момент тебе приходит обязательное предписание с кем можно  контактировать, а с кем нельзя. С кем встречаться, о чем говорить, с кем выпивать, с кем заводить детей. С ежедневной автоматической отчетностью, – Влад улыбнулся, посмотрел на Ивана и добавил: – А еще отчет сколько раз ты с женой сексом занимался, как исполняешь супружеский долг. Выполняешь ли норму. Доставили ли друг другу удовольствие. Видео и фотофиксация для доказательства. И как ты понимаешь, половые акты без жены тоже будут фиксироваться. Вся жизнь под колпаком.

– Да что вы смеетесь? – оборвал смех Вахромеев. – Все это серьезно и уже давно существует. Я?то точно знаю. Все это уже вчерашний день. Информации уже полно.

– А что же дальше? – не унимался  Иван.

– А дальше сделают из тебя нового человек – человека?насекомого, – усмехнулся Садовский. – И твои дети, внуки будут насекомыми?сантехниками, насекомыми?официантами, насекомыми?таксистами… Навсегда. Без единого шанса выбиться в другую касту.

Иван вспомнил, что именно это хотел сделать Фридрих Уотсон.

– А разве сейчас уже не так? – спросила Маша. – Не думаю, что сейчас у многих есть свобода выбора своего будущего.

– В общем-то, вы правы, – согласно кивнул Владислав, – но есть одна маленькая тонкость. В реальности свобода понятие мифическое. Ее не существует. Но всегда есть надежда. И это очень, очень важно. Есть мечта. Мечта, что если не ты, то твои дети смогут вырваться из нищеты в другой волшебный мир. А эту мечту у тебя отнимут.

– Разве можно отнять мечту? – Маша недоверчиво пожала плечами и, ища поддержки, посмотрела на Ивана.

Садовскому меньше всего хотелось рассказывать этой красивой милой девушке вещи, которые для него были очевидными, и в которые она все равно не поверит.

– Сначала ограничат возможность получать образование. Это можно сделать не явно. Кому хочется штудировать физику и биологию, если есть смешные картинки в интернете? Дети будут только «за», если вместо законов Архимеда, Ньютона или Бойля?Мариотта им разрешат рассматривать фотки в инстаграме. А потом, когда они перестанут понимать происходящее, можно немного подправить их природу с помощью генной инженерии. В принципе, все не очень сложно и не очень долго. Лет через тридцать мир будет совсем другим.

– Да кому и зачем это надо? – вскрикнул Иван.

– Владислав тебе сказал, – резко ответил Вахромеев. – Тем, кто решил, что этот человек тупиковая ветвь эволюции и надо делать человека нового. Сделать людей приложением к станку. Бессловесным приложением. И для этого нужен кнут. А лучший кнут – это страх. Людям лишь напомнили, что они смертны и что смерть – это больно и совсем некрасиво. И люди перепугались. Бросились умолять: «Перестаньте нас пугать, верните нам спокойствие, мы готовы для этого встать на колени и молиться очередному богу, на которого вы укажите. Только не пугайте нас больше…» Слово «террор» и переводится как страх и ужас, – продолжил Вахромеев. – И террористы – это не только те, кто взрывает метро. Главные террористы ходят в дорогих костюмах, выступают в ООН, трясут там какими?то пробирками, а потом уничтожают целые страны, загоняя целые регионы в хаос и средневековье. Ковровыми бомбардировками убивают миллионы и делают голодающими сотни миллионов. И при этом рассказывая на трибунах красивые сказки. Вот кто главные преступники. А теперь они хотят сделать всех обычными биороботами, а весь мир скотным двором.

– Скоро только в глухой тайге, как старообрядцы Лыковы, можно будет спрятаться, – недоверчиво сказала Маша и посмотрела на Ивана. – Так что придется к нам в деревню ехать.

– Но неизбежно будут и те, кто не захочет быть как все. Кто будет сопротивляться, – Вахромеев ходил из угла в угол, сам распаляясь от своих слов. – Что с ними делать? Опыт есть: концлагеря с последующей ликвидацией и утилизацией. Были нацистские и гулаговские. Теперь туда загонять противников унификации, тотального контроля и всяких предписаний. И все для нашего же блага, – Вахромеев усмехнулся и уже немного успокоившись, продолжил: – Человека делает человеком возможность выбора. Этим мы и отличаемся от животных, которые подчиняются лишь инстинктам, и именно это хотят у нас отнять. Сделать однотипных программируемых зомби. Это и есть фашизм.

Сергей Андреевич сделал паузу, посмотрел на Машу, понимая, что она не верит во все это.

– Какая бы прекрасной не была новая идея, – сказал он очень мягко, как будто обращаясь к ней одной, – она не сможет переделать человека. Миллионы лет эволюции и жесткой борьбы за выживание создали современного человека. Все попытки накинуть на него поводок кончались тем, что он вместе с поводком стряхивал с себя все, что ему мешает и оставался таким как есть. Свободным.

– Первичный человек, – тихо прошептала Маша.

Все замолчали. Калган что?то рисовал на листе бумаги. Маша смотрела на задумавшегося Ивана, пытаясь понять, что он решил.

– Поэтому, – твердо прервал молчание Вахромеев, – главная цель нашей операции – показать, что мы существуем. Чтобы те, кто играет жизнями миллионов людей, знали, что за все придется отвечать.

– Спасение мира – цель, конечно, благородная, – нерешительно согласился Иван, – но мы?то здесь причем?  Наша задача – свою страну защищать, Россию.

– А никаких Россий, Германий или Индий больше не будет. Не сразу конечно. Но Россия как раз первая в списке на ликвидацию, – подытожил  Калган.

– Почему такая честь? – спросил Иван недоверчиво.

– Потому что за всеми красивыми словами всегда можно разглядеть чье?то желание хорошо заработать. Россия притягивает ресурсами, молодой человек, природными ресурсами и слабым народом, который потерял свои корни, свою идею существования и поэтому не готов их защищать.

– А зачем людям умирать за то, что принадлежит десятку жуликов? – пожал плечами Иван.

– А есть ли  у тебя право решать, кому и за что умирать? – спросил Калган.

– Вы меня извините, – резко перебила его Маша. – Я девушка деревенская, простая. Вы тут моего любимого просите своей жизнью рискнуть, чтобы страну спасти. А есть ли смысл защищать такую страну, в которой воры?чиновники живут во дворцах с золотыми унитазами, а миллионам людей зарплаты хватает только чтобы с голоду не сдохнуть? Какая простым людям разница, каким бандитам принадлежит нефть? Немецким, американским, еврейским или русским. Хуже жить они все равно не будут. Потому что хуже некуда. Если ты думаешь, как прокормить детей, то у тебя нет времени думать о чем?то другом. Тем более, что у бедных всего мира одна национальность.

– Вы правы, Маша, – ответил Вахромеев. – Но так у страны появится шанс. Людям нужен хороший пример, вера в то, что они не одни и не все потеряно. А воспользуется им кто?то или нет – это уже другое дело.

Все замолчали. Каждый думал о своем, понимая, на что они идут.

– У нас мало времени, – напомнил Вахромеев. – Надо обсудить план действий. Так что прошу принять решения.

– Сергей Андреевич, последний вопрос, – Иван даже встал. – Какие у них мотивы? Ведь не ради денег? Кто эти люди?

– Я не психиатр, – рассеянно ответил генерал. – Обычные люди, когда?то кем?то в детстве обиженные: не взяли в футбольную команду, девушка отказала, мама модные кроссовки не купила, папа из дома к любовнице ушел. Комплексы неполноценности приводят к болезненному тщеславию. А себе, естественно, можно внушить, что стараешься для блага людей.

– Поэтому эти попытки и кончаются одним и тем же, – добавил Садовский. – Когда такие благодетели видят, что люди не хотят счастья по их замечательным рецептам, то очень обижаются. И решают, что тех, кто не желает перековываться, надо заставить. Для перевоспитания строят концлагеря, а для активных противников – гильотины и газовые камеры.

– А мы сами здесь не пытаемся улучшить мир по нашему рецепту? Может это у нас болезненное тщеславие? – спросил Иван.