– Ну хотя бы позвонить ты мне мог? – Томас уже принял объяснение друга. Он понимал, что никаких особенных слов у Родиона нет и быть не может. Можно было или поверить, что между Катей и его другом произошло то, для чего люди собственно и рождаются на свет, или принять, что вся их многолетняя дружба была самообманом.
– Позвонить? Словами здесь трудно… Когда Катя пришла, я понял, что она уже свой выбор сделала, – Родион вспомнил, что ему еще тогда стало ясно, что Катя уже не вернется к Томасу. – По?твоему я должен был обратно закрыть дверь и позвонить тебе? «Томас, тут твоя подруга за дверью. Мы решили перепихнуться. Ты не против?» – он крепко взял Томаса за плечо. —Ты мне самый дорогой человек, но такие минуты бывают раз в жизни и этот звонок в тот момент был бы не самым лучшим решением.
– Ладно. Принято. Ребра ломать не буду. Давай Лизу послушаем. Красиво излагает.
Томас не то чтобы полностью простил Родиона, а понял то, что друг не сможет ничего больше сказать. У него было время на раздумье и если он выбрал такое решение, значит оно того стоило. Поэтому Томас спрятал свои переживания поглубже, чтобы ковырять их потом, время от времени.
– Я по образованию историк, – Лиза так естественно чувствовала себя на сцене, как будто выступление перед многотысячной толпой было для нее обычным делом. – И знаю много примеров того, как знание истории своей страны помогает сделать ее богаче, а жизнь людей лучше. Тысячу лет наши предки создавали великую страну. Ценой своих жизней они сделали ее свободной и богатой. Но уже был в нашей истории момент, когда часть элиты решила пойти отдельной дорогой от остального народа. Презрительно отгородившись от культуры своей страны, выбрав для общения чужой французский язык и место жительство на дальних берегах, эти люди сами разорвали связи с народом, на который они стали смотреть как на рабов, которых можно купить, продать, поменять на хорошего щенка. Их логика была понятна: зачем делать что?то здесь, в России, когда можно жить на уже готовом там, в Европе. Бойся своих желаний. У бога есть чувство юмора. Им хотелось жить за границей, и они получили такую возможность в 17?ом году. Тысячи русских швейцаров, дворников и официантов из бывших графов и князей заполнили Париж, Берлин, Лондон. Почему так произошло? То, что наш народ терпелив, они восприняли как возможность грабить его безнаказанно. И получили по заслугам.
На самом деле Томас не слушал Лизу. До разговора с Родионом в глубине души он оставлял маленькую надежду, что ничего не случилось. Что его просто разыграли. Но сейчас он окончательно поверил, что это не шутка. Значит, мир изменился навсегда. И их дружбе конец. Они могут продолжать делать вид, что ничего не произошло, только обоим было ясно, что тех отношений, как прежде, уже не вернуть, как невозможно вернуть утраченное доверие.
– А ведь этого избежать было легко, – продолжала Лиза. – В 1903 году Чехов написал свой гениальный пророческий «Вишневый сад». В конце пьесы ее герои помещики из?за своей лени и глупости, потеряв все, уезжают за границу, не понимая, что уезжают навсегда. А за сценой стучат топоры и рубят красивый, но бесполезный вишневый сад… Какое символическое и мистическое предсказание. Почему это произошло? Ответ простой. Триста лет коренной народ России был рабом в своей стране. В других странах рабов или привозили, или захватывали. Наша элита сделала рабами своих соотечественников. И в 17?ом году у народа кончилось терпение. Теперь все повторяется. Отсюда вечный русский вопрос – что делать?!
Лиза устала. Она подняла руку с обращенной к людям открытой ладонью, молча попросив их дать ей минуту передохнуть. Никто не шумел. Она смогла захватить внимание толпы и увлечь ее. Коротким движением руки Лиза распустила хвост, взмахнула головой, чтобы волосы легли на плечи. Расстегнула на груди еще одну пуговицу, списывая это на жару, но на самом деле желая добавить к своему образу сексуальной привлекательности. Чтобы казаться доступнее и проще она подошла к самому краю сцены и продолжила:
—Чтобы страна имела будущее, ее народ должна объединять общая идея. Какая идея у страны сейчас? У тех, кто дорвался до природных ресурсов страны и бюджетных денег, идей быть не может. А свой лозунг «каждый сам за себя», они стыдливо скрывают. К чему это ведет, мы видим прямо здесь, прямо сейчас. Вот пример действия этого лозунга. Одним горящая вонючая свалка, а другим дворцы на лазурном побережье Средиземного моря. Знаете, почему нас селят в эти термитники? Потому что мы им здесь дешевле обходимся. Неужели они не понимают, что через двадцать лет здесь будет гетто? Прекрасно понимают. Но им плевать, что будет через двадцать лет. Им надо еще чуть?чуть продержаться. Они не связывают себя с нашей страной, как не связывала себя та офранцуженная элита, которая потом чистила сортиры богатых парижан и их сапоги.
Лиза замолчала. Никто из людей, собравшихся здесь, не сомневался, что она говорит честно. Ей верили. И она это чувствовала. Она так вошла в образ, что видела себя уже главной и, наверное, единственной защитницей этих людей.
– Наши деды погибали здесь под Москвой, чтобы их дети жили в свободной стране, – Лиза говорила и смотрела в глаза тех, кто был рядом со сценой, пытаясь проникнуть в сердце каждого из них. – Спросите себя, что вы будете делать через десять, максимум через двадцать лет, когда в России кончится нефть? Вы думаете, если вы врач, учитель, то вас это не касается? Касается, еще как касается! Именно нефтяными деньгами формируют бюджет, из которого вам платят зарплату. А если у бюджетников не будет зарплаты, они не купят продукты, не купят одежду, мебель, ноутбук у тех, кто занимается предпринимательством. А тогда чем вы будете кормить своих детей? Чем обогреваться зимой? Зачем, вообще, рожать детей в обреченной стране? Мы не хотим революции, гражданской войны. Но если мы не хотим остаться без страны, не хотим остаться без будущего – мы обязаны действовать.
Лиза была великолепна. От нее шла такая сильная энергетика, что хотелось идти за ней, куда бы она ни повела. Родион не мог поверить, что вчера он занимался с ней сексом на крыше своего дома. Он посмотрел на Томаса. Тот кивнул в ответ, подтвердив тем самым, что его уже бывшая в ударе и предложил дослушать ее речь.
—Повторяю. Нам не нужны революции и мы не хотим чужого. Мы хотим справедливости. Для этого не надо опять брать Зимний дворец или идти на Кремль. Вы спросите меня: что же делать? А все просто. В 1917 году еще не было опыта мирной трансформации страны. Сейчас этот опыт есть. Европейцы построили притягательные модели общества, используя лишь прогрессивную налоговую систему и настоящую борьбу с коррупцией. Вот две главные составляющие справедливого общества. Почему это не делается у нас? Потому что воровская власть не может бороться сама с собой. Да и чья это власть? Если все ее деньги, все ее дворцы на Западе? Нет, мы не будем, как Лазарь ждать царствия небесного и в ожидании питаться подачками. Нам не нужны подачки –нам нужна справедливость. Мы за власть народа и для большинства народа! Мы за то, чтобы наша страна не исчезла с лица земли! Мы за то, чтобы у наших детей было будущее! Мы за СССР –за союз социально ориентированных справедливых современных республик. Спасибо, друзья!
Лиза отступила от края, но еще не уходила со сцены. Ей непонятна была реакция людей. А люди, принявшие ее слова, стояли молча, думая что им делать. Никто не хлопал, не свистел. Вдруг в наступившей тишине у самой сцены громко закричал стоявший рядом, кем?то заранее подготовленный казак:
– Да она сама Романова. Дочка и внучка тех самых Романовых. Она сама Западом засланная. Призывает нас к бунту, чтобы мы на нашу законную власть руку подняли. Хочет, чтобы было как на Украине!
– Ты сам, сука засланная, – прокричал ему в ответ кто?то рядом. – Какой ты казак? Ты клоун ряженый. Откуда ты тут взялся. Нравится сосать – соси дальше.
Большая группа агрессивных молодых ребят сразу же ввинтилась в толпу и начала продираться на голос этого казака.
Глава 37
Лиза закончила выступление ровно в пять. Палящее солнце, зависшее над домами, раскалило площадь. К дыму от горящей свалки прибавилась марево от плавящегося асфальта. Дышать было тяжело, но никто не расходился, потому что сидеть в квартирах было намного хуже. Если открыть окна, то через пару минут тошнотворный запах заполнял все комнаты, а с закрытыми окнами квартира превращалась в невыносимую душегубку.
Тот казак, который из толпы обличал Лизу, что она засланный агент, сейчас стоял у самой сцены и разговаривал с приятелем. По непроглаженным складкам на их казачьих гимнастерках, образовавшихся от многолетнего складского хранения, можно было догадаться, что сегодня они их надели первый раз. Казаки заметили, что к ним пробирается компания агрессивных молодых людей. Но находясь в большой толпе, они чувствовали себя в безопасности. А ребята приближались быстро, потому что люди, опасаясь конфликтов, сами заранее освобождали проход. Когда они подошли к сцене, толпа расступилась и образовался небольшой свободный круг.
Почувствовав, что их никто не собирается защищать, а наоборот, все вокруг с любопытством ждут интересных событий, казаки испугались. Один, тот, что повыше и с бородой, повернулся к подошедшим спиной, достал из кармана телефон и пытался кому?то позвонить. Другой, коренастый, смотрел на молодых людей с вызовом, засунув руки в карманы широких штанов и выпятив вперед перетянутую портупеей грудь. По бегающим глазам и высохшим губам, которые он постоянно облизывал, было понятно, что он сильно растерян и еле сдерживается, чтобы не побежать.
Все произошло очень быстро. Один из нападавших, худой жилистый парень в черной майке без рукавов, сжавшись, чуть пригнувшись, в мгновение оказался рядом с отвернувшимся казаком и наотмашь снизу вверх саданул ему по уху именно в тот момент, когда бородатый поднес к нему телефон. Кисть ослабила удар, но телефон из руки выскочил и упал на асфальт. Мгновенно компания разделилась на две группы по три человека. Каждая налетела на свою жертву. Тот казак, который до этого нагло смотрел на нападавших, смог даже попасть кому?то в голову выброшенным вперед кулаком левой рукой, но в следующую секунду он, под градом ударов, сначала опустился на колено, а потом после того как получил сильный пинок ногой по голове, упал на спину, потеряв сознание. Второй попытался отскочить в сторону, но плотно стоящие вокруг люди, не смогли бы его пропустить, даже если бы захотели. Его схватили за новую гимнастерку и затащили в середину круга. Потом, мешая друг другу, пытались ударами сбить с ног. Но он согнулся, закрыв голову руками, и не падал. На секунды избиение прекратилось, и казак выпрямился, вытер рукавом кровь из разбитого носа. Он хотел что?то сказать нападавшим, но опять со спины, чуть разбежавшись и подпрыгнув, его ударил тот, кто налетел на него первым в начале драки. Удар пришелся по почкам и был очень болезненным. Казак скорчился от боли. Остальные сразу же, как шакалы, бросились его добивать.
Только после того, как обе жертвы лежали на асфальте и не реагировали на удары ногами, закричала какая?то женщина: «Что же вы делаете? Вы же их убьете! Кто?нибудь, остановите это!»
Несколько мужчин вышли и отгородили молодых пацанов от лежащих на земле. Победители не настаивали и, нагло ухмыляясь, не спеша растворились в толпе.
В это же время с десяток похожих столкновений произошло по всей площади. Казаки, расслабленно стоявшие по два?три человека, не могли дать отпор группам молодых людей, внезапно нападавшим без всякой причины. Сразу после этого казачье руководство запоздало обзвонило всех своих и приказало собраться у тех автобусов, на которых их привезли.
Казаки выстроились во дворе в две шеренги. Перед строем стояли три командира: два в казачьей форме, один в обычном сером костюме и поп. Инструктаж свелся к тому, что какие?то неизвестные по непонятным причинам нападают на людей. Поэтому приказано разбиться на группы по десять человек и быть готовыми дать отпор.
– Какие неизвестные?! – выкрикнул кто?то из задней шеренги. – Их специально автобусами привезли, как и нас. Только выгрузили в соседнем дворе. Нас, похоже, здесь подставить хотят, а потом обвинить. Где полиция? Пусть она разбирается. А нас увозите отсюда. Дышать нечем.
– Ну?ка, умник, выйди из строя! – визгливо закричал один из начальников: здоровый боров, с вечно красным лицом, рыхлым мясистым носом и пожелтевшими от никотина усами. Два года назад майор полиции Кучеренко Михаил Михайлович уже считал дни до пенсии и мечтал, как замечательно он заживет в шикарном доме на берегу Рыбинского водохранилища. Однако природная жадность сломала все его планы. Распиханных по разным заначкам денег и так хватило бы на несколько жизней, только не удержался майор и запустил свою волосатую руку с короткими жирными пальцами не в тот карман. Не по чину. Ему бы сразу извиниться, дать назад, но что?то замкнуло у него в голове, и он решил, что не тварь он дрожащая, а право имеет. Все права и обязанности ему объяснили очень быстро. И остался Михаил Михайлович без работы, без пенсии, без отложенных на старость денег и без домика у воды. Повезло, что хотя бы без судимости. Старые знакомые устроили его в охрану, где он командовал непонятно где и кем набранными людьми, переодетыми в казачью форму.
Не по уставу, а просто раздвинув впереди стоящих, вышел из строя возмутившийся мужик. Видно было, что он сильно пьян. Вся форма была ему велика. Фуражка, сильно сдвинутая назад, держалась непонятно на чем. Для полноты образа загулявшего казака не хватало гармони на плече и цветка за ухом.
В своей предыдущей полицейской жизни майор и представить не мог, что какой?то плюгавый алкаш будет указывать ему, что надо делать. В несколько шагов Кучеренко подлетел к бойцу, схватил его за грудки и почти оторвал от земли:
– Ты, сука, что здесь вякаешь?! – брызгая слюной в лицо, мгновенно перепугавшемуся казачку, зашипел майор. – Да я тебя, гниду, здесь в местных отстойниках утоплю! – взбешенный, он отбросил от себя бойца и тот, пробив брешь в шеренге, грохнулся на землю.
– Есть еще такие? – Кучеренко вернулся к двум другим командирам и продолжил: – Вы месяцами деньги получаете, ничего не делая. Пора отрабатывать. Задача несложная. Поймать десяток другой этих малолеток и наказать. Вопросы есть?
– А как их отличить от обычных людей? И что значит наказать? – спросил парень, постукивая себя нагайкой по ноге.
– Мне плевать, как вы их будете отличать. Ошибетесь – ничего страшного. А наказать так, чтобы второй раз неповадно было. Особо агрессивных тащите сюда, отвезем их к себе, посидят недельку у нас в подвале, поостынут.
Одноклассник Томаса и Родиона Герман Рябов, стоявшей в самом конце шеренги, толкнул в бок своего приятеля с синяком и негромко сказал:
– Теперь у нас есть законная возможность отомстить. Притащим их сюда, отвезем на базу, там разберемся. Только бы не ушли…
– Не уйдут. Вон их баба на лавке с каким?то мужиком сидит, – указывая на Катю с Павлом, зло буркнул, пострадавший в драке с Томасом казак. – Значит и они где?то здесь.
Пару напутственных слов сказал приставленный к этому непонятному полувоенному соединению иерей отец Андрей Трепачев. Бывший замполит из?под Одессы с изъеденным оспой лицом и мелкими черными крысиными глазками, непонятным образом получил сан и теперь опять оказался возле кормушки.
Глава 38
В другое время Кузнецов после произошедших событий даже этими малыми силами легко бы вытеснил людей с площади и навел порядок. Сегодня он приказал лишь одному взводу занять место перед сценой. Три десятка молоденьких мальчиков встали лицом к огромной толпе с непонятной задачей.
В это же время, воспользовавшись суматохой, к микрофону, не выключенному после выступления Лизы, вышел непонятно откуда взявшийся худенький паренек с портретом Ленина на черной футболке и с рюкзаком за плечами. Он откашлялся, облизал высохшие тонкие губы, убрал рукой падающую на глаза светлую длинную челку и звонким юношеским голосом начал негромко что?то говорить. Чтобы разобрать его слова, люди притихли.
– Девушка, которая сейчас выступала, говорила очень хорошо и очень правильно, но она не сказала главного, – начал он, глядя себе под ноги.
Потом опять поправил волосы и посмотрел на толпу. Несмотря на тихий голос, в его голубых глазах чувствовалась полная уверенность в своих словах.
– Что делать, чтобы нас услышали? Чтобы убрали эту проклятую свалку… Чтобы прекратили нас самих считать отбросами… Кто?то здесь еще верит, что власть сделает это добровольно? У них было полно времени, но с каждым годом становится только хуже…
Он отвернулся и откашлялся. Потом взялся рукой за стойку микрофона, надеясь в ней найти себе дополнительную опору, и продолжил:
– Здесь на площади большинство – молодежь. И нам жить в нашей стране после них. И чем быстрее мы заставим их уйти, тем больше возможности исправить то, что они натворили. Поэтому мы должны… Мы обязаны объявить этот митинг бессрочным! И призвать провести такие митинги всех жителей страны. В каждом городе. Наша цель добиться ухода этой власти. Немедленного ухода. Наша цель запретить людям, которые занимали в ней руководящие должности, участвовать в следующих выборах, которые должны быть назначены как можно скорее. Преступная группировка, которая сейчас командует в стране, знает, что любая честная власть обязана будет осудить большинство из них. Поэтому добровольно никогда не уйдет. Мы обязаны заставить их это сделать. Вот это и будет той справедливостью, о которой хорошо говорила та девушка, – он отвел руку назад, указывая за сцену.
Потом выпрямившись и отпустив стойку микрофона, он поднял руку вверх и, оглядывая толпу, добавил:
– Время слов кончилось! Пора действовать! Мы должны это сделать ради России! Наше дело правое. Мы победим… – несмотря на то, что его последние слова уже тонули в шуме, который поднялся вокруг, он продолжал говорить ровно без крика и надрыва. И эта его уверенность только усиливала эффект.
Кузнецов смотрел на выступление из?под тента у штабного трейлера. Этот парень, выскочивший на сцену как черт из табакерки, был для него, как подарок.
– Товарищ генерал! – подлетел к нему возбужденный молоденький капитан, командир одной из рот. – Какой?то провокатор на сцену пролез, баламутит народ. Надо закрывать здесь все. Иначе могут быть большие беспорядки…