На Калиновом мосту

Но Мише не хотелось о другом. Его веселило и радовало то, что его приятель выставил себя идиотом и потерял деньги. А главное, этот случай подтверждал его теорию, что жить лучше в России.

– То есть получается, что тебя не только на деньги здесь кинули, но и когда ты попробовал права качать, тебе указали, что твое место в их мире возле параши? – не унимался Михаил.

– Хотя бы здесь уж постарайся без своего жаргона. Противно слушать, – огрызнулся Горемыкин, понимая, что вместо ожидаемой зависти, получил плохо скрытые насмешки.

– Ты за своим жаргоном лучше смотри, – огрызнулся Михаил. – По телевизору порой такую пургу несешь, что за тебя стыдно становится. Про какие?то свои тайные знания намекаешь, про избранных и посвященных. Да еще с таким видом, что будто бы ты чуть ли не один из них. Да кто тебя к каким?то тайнам допустит? Вот, – Михаил махнул рукой в сторону забора, – показали тебе твое место.

Видно было, что Чернуха говорит то, что давно в нем накипело. Все годы знакомства его раздражало, что, несмотря на давнее приятельство, Горемыкин постоянно подчеркивал, что он из другого мира, куда его, Мишу Чернуху, могут пустить только в качестве обслуги. И сейчас Михаилу подвернулся хороший повод поставить Эдуарда на место:

– Радуйся, что пока рядом с тобой соседский забор, а не забор с колючей проволокой и с охранниками на вышках где?нибудь в пустыне рядом с Мексикой, – сказал он. – Ведь они тебе здесь это легко организуют. Это не у нас – местные тебя быстро упакуют. Потому что для них ты что?то вроде придорожной шлюхи – продажный политик из банановой республики, – насмехался Чернуха.

– Лучше я здесь буду шлюхой, чем там с вами  приблатненным фраером, – вдруг перейдя на жаргон своего приятеля, взвизгнул Горемыкин. – Лучше по их паршивым законам, чем по вашим воровским понятиям, – в нем тоже давно копилось желание высказать Михаилу все, что он о нем думает и теперь, когда тот откровенно радовался его унижению, Эдуарда прорвало: – Из мощной державы сделали нищий бантустан! Вы же били себя в грудь, говорили: «Без России весь мир рухнет. Захотим – любую страну нагнем…» И что теперь? – бушевал Горемыкин. – Сам же говоришь: «банановая республика». Не нужны вы никому ни с нефтью, ни без нефти. И не боится вас никто, и ракеты ваши ржавые никого не пугают. Для всех вы уже давно пустое место. А однажды дождливым утром все кончится: вы сами как бешеные крысы в клетке сожрете друг друга, а весь мир будет только радоваться и веселиться.

– Да ты не кипятись, – Михаил не ожидал такой реакции и даже немного присмирел. – Ты же один из нас. Думаешь здесь что?то по?другому? Да все то же самое. Поэтому плевал я на Америку. Они сотни лет весь мир грабили, поэтому и богатые… Это мы в советском детстве верили, благодаря «Голосу Америки» из Вашингтона и Би?Би?Си и Севой, что здесь на Западе все даже пукают бабочками.

– Да всем плевать, кто кого ограбил двести лет назад, – грубо оборвал его Эдуард. – Людям неважно как ты им хорошую жизнь обеспечишь, – тряся перед собой пальцами, уже не сдерживаясь кричал он. – А вот когда ты бычишься, а сделать этого не можешь, да еще и скулить начинаешь, что кругом злые, хитрые, жадные враги, то граждане быстро на свои понятия переходят. А там и до лопаты в жопе уже близко.

– Ты что это так разошелся? – искренне удивился реакции приятеля Михаил. – Здесь, кстати, тоже по понятиям живут, а закон, если и есть, то исключительно для бедных. Только все это они за сотни лет прятать научились. И мы им здесь точно не нужны. И зря ты так уверен, что они нас не боятся. Посмотри вокруг: да они на самом деле ожирели и прогнили до основания – их толкни посильнее и посыпятся. Так что мы еще посмотрим, кто кого сожрет.

Михаил Борисович Чернуха так и стоял на веранде перед домом в своих смешных белых растянутых трусах. Было ощущение, что вопрос, который мучил его долгое время, сейчас наконец решился. И он этому был очень рад.

– Когда СССР еще существовал, то они от страха в Европе витрину капитализма сделали, – Михаил говорил негромко и убедительно, иногда взмахивая рукой, как когда?то на комсомольских собраниях. – Раскошелились и из пары стран сотворили западную сказку. Смотрите мол, как хорошо жить при нашей буржуинской власти. Тридцать видов колбасы… Потому что боялись, что их свои же рабочие, как когда?то в России, на фонарях вздернут. Мы рты разинули и поверили.

Чернуха будто самому себе обстоятельно объяснял, почему он одним из первых демонстративно сжег свой партийный билет.

– А как своими же руками Советский Союз угробили, витрина стала не нужна. Да и мы тоже. Только ресурсы. Скрипач не нужен. Поэтому скоро кирдык сладкой жизни и в Европе твоей, и в Америке. Не нужны больше эти ожиревшие бездельники. Неужели ты так и не понял, для чего мы эту дрянь в контейнерах возим? Слишком много стало лишних людей, а хозяин теперь один. Ему лишние рты теперь в обузу.

Горемыкин не знал, что ответить. Он прекрасно понимал, что спорить с упертым Чернухой бесполезно. Эдуард вернулся в дом, взял пульт и включил телевизор. Постояв минуту перед экраном, удивленно слушая, что там говорят, подошел к барной стойке, налил в стакан большую порцию виски и немедленно выпил.

– Ты что это прямо с утра? – воскликнул Чернуха, который в этот момент тоже вернулся в гостиную.

– Посмотри сюда! – Эдуард, морщась от виски, показал бокалом в сторону телевизора.

– Ты же знаешь, я с английским не в ладах, – ответил Михаил. – А что там? А это не Генри Мидаса показывают?

– Его, гада. Целый новостной выпуск о нем.

– И что нового? Удвоил свое состояние?

– Как раз наоборот. Его обвиняют в педофилии. И акции всех его компаний летят в пропасть.

– Что-о-о?.. Не может быть!.. Кто обвиняет?

– Кто, кто? – сплюнул в сердцах Эдуард. – Ты что, идиот? Народ Соединенных Штатов…

– Да какой народ? Ты что мелешь?

– Да неважно какой. Важно, что кто?то, кто покруче Мидаса, решил его раздавить. И у него это хорошо получилось. Такие новости случайными не бывают и после такого зашквара уже не поднимаются.

– А ты говоришь, что это у нас все по понятиям! Вот, смотри! – Михаил подошел к телевизору и постучал пальцем по экрану, – И статейку ему нашли самую нехорошую. Все как у нас дома, – криво улыбнулся он. – А ты что так за него переживаешь? Ты случайно не на него подрабатывал?

Эдуард Горемыкин молчал. Вдруг накатила такая усталость, что даже врать не хотелось.

– Все с тобой ясно, – глубоко вздохнул Михаил и подошел к бару. – За столько лет ничего не изменилось, – он оглянулся на раздавленного приятеля. – Ну, ты не переживай. Он и меня просил за тобой присматривать, – Чернуха тоже налил виски и, покачивая головой, добавил: – Так что получается, что мы оба друг на друга ему стучали.

– Не первый раз, – облегченно рассмеялся Горемыкин. – Судьбина у нас с тобой такая: стучать друг на друга.

Михаил налил еще один бокал и принес Эдуарду.

– У каждого должна быть своя родина. Где родился там и кормись, – сказал он, протягивая виски. – И хорошо жить мы можем только за счет своей страны – ее людей и ресурсов. А чтобы нам подольше продержаться, так и будем дальше играть в либерала и патриота. Пусть люди выбирают кого хотят.

– А что скажут здесь, на Западе? – взяв бокал, спросил Горемыкин. – А Кауперман? Мы же, вроде, на него еще работаем. А вирус этот?

– А для Запада лучше нас и нет никого. Деньги свои мы у них храним. Как когда?то дань при татаро?монголах. Получается, что финансы наши на них работают. У себя ничего толкового не делаем, чтобы им конкуренцию не составить. Да уже и не сможем, потому что разучились, а кто еще что?то делать умеет, тот мечтает сюда уехать. Лучше нас им никого не найти. Преданные и верные, – Михаил вернулся к бару и налил еще виски. – Кауперман говоришь? Видишь, как у них тут все неоднозначно. Не только мы жрем друг друга как крысы в банке… У них все так же… А вирус? Есть ли он вообще? Или кто?то решил хорошо заработать на панике или еще как, – Чернуха выпил, не предлагая товарищу. – Пойдем теперь город посмотрим. Убедимся, как они здесь загнивают.

«Такие мы с тобой преданные и верные, что готовы друг друга в сливной канаве утопить за тридцать монеточек, – усмехнулся про себя Горемыкин. – Но, похоже, что нам до самой смерти придется  друзьями прикидываться… Пока друг друга не сожрем», – подумал он, зная, что его приятель думает точно так же.

Глава 21

Доктор Кауперман был в восторге. Все центральные информационные каналы превратили небольшой фильм о Генри в лавину, которая за несколько минут сокрушила все его предыдущие заслуги.

«Вот так: жил себе человек, создавал новый мир, что?то планировал, на что?то надеялся… Вкладывал миллиарды в благотворительность, дружил с президентами и раз… он изгой общества. А было на самом деле что?то или не было… Кто же сейчас его будет слушать – прошло много лет… Оправдывайся, объясняй, но для всех ты навсегда прокаженный. А всего лишь переоценил свои возможности», – насмешливо думал Кауперман, переключая телевизионные каналы.

Стоимость акций всех компаний Генри Мидаса упала почти до нуля.

«Вот сколько ты стоишь, Генри! – злорадствовал желчный старик. – Все что у тебя было – это только имя, а стоило его потерять, вся твоя империя лопнула как мыльный пузырь».

Каупермана так распирала радость от такой легкой победы, что он не мог спокойно усидеть на месте. Доктор встал с удобного кресла и стал ходить по комнате.

«А все-таки есть радости в любом возрасте. Особенно когда можешь раздавить любого человека как таракана, – подумал он. – Так может ты рано решил на небеса? Ведь точно же неизвестно какие радости будут там. А может, врут все… и ничего я там не буду чувствовать. А если вообще все пойдет не так? А что тогда от тебя останется?» – очередной раз спрашивал он сам себя.

Раньше, после этого вопроса он смотрел на себя в зеркало и видел там дряхлого старика, который уже не способен испытывать никаких эмоций, но сегодня он первый раз за много лет испытал давно забытое удовольствие от того, что еще способен переживать, злиться, наслаждаться своим триумфом. И это ему понравилось.

Он огляделся по сторонам и вдруг увидел все хорошо знакомые ему вещи не как милые напоминания о прошлых днях, а как обычный никому не нужный старый хлам, который он зачем?то собрал рядом с собой.

«А не рано ли ты себя здесь похоронил, Альберт Кауперман? Если ты еще что?то чувствуешь, значит, ты существуешь… Здесь! На этой земле. И то, что ты сейчас испытал, ты можешь повторить еще и еще. Здесь на Земле, а не где?то в компьютерном мире».

Каупермана физически трясло. Он на мгновение подумал, что надо вызвать доктора и вколоть успокоительное, но передумал.

«Эти ощущения стоят того, чтобы рисковать. Как же я все забыл. Как же это замечательно – чувствовать. Чувствовать свою силу. Радость победы. Если есть деньги это можно повторить. И не раз. Ставить цели и достигать их. Что может быть прекраснее…»

В следующий час он сделал несколько важных распоряжений. Для начала приказал скупить все акции Генри Мидаса. «Его империя должна стать моей к вечеру!» – принял он решение.

Потом посмотрел, что происходит с акциями других крупных мировых компаний на фоне информации о вирусе, который начал распространение в Китае и постепенно заполнял весь мир. Цены падали на все промышленные гиганты: на нефть, сталь, автомобили, самолеты – все дешевело.

«Паника всегда распространяется сильнее ее причины, и мы ее можем хорошо усилить. И для этого нам и пригодится то, что мы заберем у бедного Генри… Его медиаимперия. А что он, кстати, хотел? – вдруг задумался Доктор. – Получить власть над миром? – Кауперман несколько раз глубоко вздохнул, предчувствуя появление новой идеи, которая может внести смысл в его жизнь. – А что если?.. – он так разволновался, что ноги подкосились и он упал на диван. – Что если дождаться, когда акции основных мировых компаний станут стоить дешевле той бумаги, на которой они напечатаны, и все скупить? Обрушить мировой рынок на фоне надвигающейся эпидемии, имея власть над всеми основными информационными агентствами, проще простого. Этого же хотел Генри. Отличная мысль. Я же реально могу купить весь мир. Все будет принадлежать Альберту Кауперману: арабская нефть, российский газ, немецкие и японские технологии, китайские заводы и даже американские банки… – голова у него кружилась. – Да, ради этого стоит еще пожить… А что делать с проектом?»

Кауперман вспомнил, как два года назад ему позвонил старый знакомый, тот самый, похожий на мумию фараона, и предложил очень интересное новое дело. По его рекомендации через час к Доктору Кауперману приехали два незнакомца и коротко объяснили суть идеи. Он тогда ничего не понял, но, естественно, согласился. Ему тогда очень понравилась возможность получить вечную жизнь. Но главной причиной, почему он вложил в проект «Рай» огромные деньги было то, что отказать тому странному человеку он не мог.