И с сослуживцами болтал.
XXXVI
А там обед уж приближался,
А он его не пропускал:
В столовке скверной он толкался
И быстренько обед глотал.
Поскольку наш-то общепит
Ещё доныне шибко не блестит,
И страстбурский пирог нетленный
И ресторацию Талон,
Клиент обычный и бессменный,
Усмешкой поминает он.
Но всё же это он жевал
И язву, верно, наживал.
Затем немного он гулял,
Стопы обратно направлял.
ХХХVII
А там уж до конца сидел.
Он мог, конечно, чем заняться,
Но ничего обычно не хотел.
Пусть ничего он не боялся,
На неприятности не рвался,
С начальством даже не ругался.
Он даже книжек не читал,
По магазинам не бродил,
И сослуживцам он не врал,
И женщинам вообще не льстил:
Не развлекал историями, сказками,
И не играл пред ними глазками,
Хоть молодостью всех смущал,
И этим много обещал.
XXXVIII
Так наш приятель прозябал:
Ничем от всех не отличаясь.
Быть может: ничего не понимал,
Иль незаметным быть стараясь.
Но он к чему-то всё ж стремился,
Втайне над чем-то глупый бился,
А дни текли, словно вода:
И без отметин, без примет-
Пока не сложатся в года,
А оглянешься: ничего уж нет.
Лишь горечь улетевших лет,
Души погибший в жизни цвет.
Быть может: он чего-то ждал
Иль выход силам он искал?
ХХХIХ
Пока же бег свободного романа
Мы устремим куда-то вдаль,
Поскольку спать довольно рано,