Может быть, год! Может быть век.
Может минуту, стоял человек.
Его кто-то нечаянно толкнул,
А он и не понял, ему это нуль.
Вместе со Светланой, умер тогда.
Позже доктор скажет: «– Он сошел с ума!».
Но вскоре он вышел на улицу в снег,
Дядя догнал его, спросил, не дождавшись, ответ
Увел обратно его в дом.
Пастатов видел – «мертвый сон».
Так он и не видел: как Светлану хоронили,
Как в церкви ее отпевали, да ныли.
Лежал он на кровати, смотрел в окно.
Лишь по ночам закрывал око свое.
Няня кормила Пастатова с трудом,
Читала книгу вслух, на ходу засыпая потом.
Дядя сам мыл и одевал племяша,
Читал медицину, думал сгоряча:
«– Конечно! Как я хотел, чтоб племянничек
Жил у меня, но не такой повод ведь…
Дядя часто плакал в своем кабинете:
О племяннике думал, об умершей Свете…
Но дядя с тоски, сам не умирал;
За Лидией Михайловной приударял,
Та приехала к сестре Маркиной с повадкой городской
Подумал он тогда: «– Какая женщина! О-е-е-й!».
Она же приехала на праздники новогодние,
Но после их и осталась. По своей природе она
Хорошая была леди,
Но в брани, как «барыня из меди»:
Всегда будет стоять до конца.
Дядюшке нравилась она.
Вот и январь наступил…
Вдовец-генерал из-за Светланы запил,
А позже в город сбежал
Так о нем; и ни кто, и не слыхал.
Пастатов в тот день «открыл глаза»:
– Светлана! Светлана! Ты где, Света?-
Дядюшка в комнату его влетел:
– Племяш, сказал?! Все же, сумел?
– Это всего лишь сон…– упрямо
Произнесла няня.
Но она была не права,
Пастатов открыл свои «глаза»:
– Дядюшка, так охота пить.
Да и право, столько же волком выть.-
Дядюшка бегал по дому,
Радовался рожденному его слову:
– Волком выть, хочется пить!– все повторял,
И обратно в комнату с кувшином прибежал: