Преданные империей. Записки лейтенанта

Когда батальон стоял в Алма-Ате, единственный из старших офицеров мог поставить на место и Князева, и Косинова – двух батальонных старожил, впрочем, второй был более смекалист, а первый, как мне казалось, всего лишь хотел, пия водку сачкануть от фронта. Не удалось, хотя некоторым прапорам из части везло. Ту очередную пьянку Князева Перевалов предотвратил, выломав ногой двери каптерки, за которой укрылся уже «тёплый» командир минометной батареи, только-только вскрывший очередную бутылку с водкой, но успевший основательно приложиться к горлышку.

Это один из немногих старших офицеров, с кем встреча была бы для меня приятна.

Как и все батальоны советского периода, первый состоял из трех рот, минометной батареи, хозяйственного взвода, взвода АГС, штаба батальона. Штат военного времени составлял почти 400 человек личного состава, кучу вооружения и техники, офицерский корпус, включающий (дай Бог памяти) более 20 человек, в том числе и прапорщиков.

Загрузившись в эшелон, 27 декабря 1979 года мы тронулись в путь длинной в жизнь, не предполагая, что большинство из нас или погибнет в бою, или получит ранения, или… да что говорить. Но, ни один не сможет вернуться к мирной жизни, и до самой встречи со старухой Смертью будет помнить те годы так, словно они пронеслись перед глазами лишь вчера, как самые лучшие в жизни.

Это было славное время. Время больших надежд и приключений. Великой дружбы и братства. Время ожиданий и свершений. Чудное время молодости. Мы все жили ожиданием чего-то великого, в котором наши имена займут достойную строчку в истории страны, мы верили в удачу и наши вооружённые силы, в Брежнева и наше Правительство. В Министра обороны и советский народ, названный после Великой отечественной – победителем. Мы все были частью того народа.

Литерный, пронзая пространство, мчался к своему финалу. На редких остановках толпы неконтролируемых «партизан» мчались в магазины, запасаясь водкой, пивом и кагором, от чего дух в вагонах стоял настолько терпкий, что без противогаза к личному составу практический не пробраться.

Призванные на военную службу резервисты, окончательно забывшие на гражданке что такое дисциплина. Чем-то, напоминая армию батьки Махно времен Гражданской войны – немного озверевшие, чуть пьяные, абсолютно неконтролируемые и безрассудно храбрые, они могли бы стать тем стержнем, который поставит на колени любое государство, вставшее на нашем пути к миру. Но пробыли они в Афганистане не более двух месяцев. Чем спасли его от полного разграбления.

В нашем закутке пьянка давно стала частью этого путешествия. И старший лейтенант Шорников, и капитан Косинов с удовольствием распивая очередной пузырь, делились мыслями по конечному пункту, все чаще останавливаясь именно на Афганистане, как наиболее приемлемой части планеты, где присутствие советских войск была крайне необходима. Но тут разразилась революция в Иране, и мысли мгновенно перекочевали в ту сторону.

Командир первой роты Косинов. Нахальный, как всякий офицер, пересидевший на своем месте три срока, чем-то смахивая на гусара Екатерининских времен или на поручика Ржевского из анекдотов, знал все, о чем бы его не спросили. Ему не откажешь в смелости, но вот с правдивостью и совестью он не дружил. В общем, настоящий барон Мюнхаузен из Казахстана, и даже чем-то был на него похож.

Роста не более 175, сухой и подвижный, из него мог получиться хороший артист цирка, после стакана алкоголя рвался в ротный вагон с бойцами изображать интенсивную работу. Делал замечания. Ставил задачи. Отменял ранее поставленные задачи. Солдаты таких любили. Если откровенно, его забота о бойцах впечатляла. Для них он был и отцом, и матерью, и тещей, и дедушкой с бабушкой и братом и сватом, и милицией, и прокуратурой, и судом Линча. В одном флаконе.

И очень хотел получить медаль или орден. Лучше второе и побольше, некоторым, и ему тоже, это удалось.

Начальником штаба батальона служил старший лейтенант Олейнич (прозвище Олень) и этим все сказано. В дальнейшем стал комбатом и капитаном. Ничего примечательного. Ничего выдающегося. Армейская серость. Не все его любили, да и я, как помню, не слишком его уважал.

А вот зампотех батальона был человеком неординарным (в худшем понимании этого слова). Таких редких зубов, как у него, я не видел даже в фильмах про вампиров. Был страшен не в гневе, а своей улыбкой. Мог выпить литр водки и не моргнуть глазом. Пил. Много. В одиночку и в паре. Любил падать на «хвост». Майор Титов Виктор Никитович обладал всеми чертами приближающегося дебилизма. Но Советской Армии именно такие зампотехи и были нужны. Прямые, как траектория полета лома в безвоздушном пространстве. Свирепые, как зомби.

Когда в Алма-Ате я принес ему список необходимых запчастей к ГАЗ-66, он внимательно прочитал его и, положив перед собой на стол, сказал:

– К завтрашнему дню чтобы все было, – уставился на меня, так, как это умеет только он. Баранам следовало поучиться.

– А где я их возьму, – удивился я.

– А мне по фу-фу. Иди на базар и покупай на зарплату.

Следующим в списке числился замполит Киселев. Имени не помню. По званию, по-моему – капитан. И всё. Отличился один раз под Тулуканом. Ловко изменив приказ командира батальона Перевалова о награде. Но об этом позднее.

Иванников Николай – старший лейтенант. Командир взвода АГС. Огромный и физический сильный мужик. Именно мужик. На таких – держится армия. Такие, стоят до конца. Такие, умирают с улыбкой на глазах. Был ранен в ногу в районе Тулукуна (север Афганистана). Отправлен в Союз, так и не повоевав по настоящему.

Гапаненок Витя. Старший лейтенант. Человек подвижный в кости. Смелый, до безумия. За 6 месяцев боев, из командира взвода стал командиром разведывательной роты 66 бригады. Под Тулуканом уничтожил во встречном бою более 50 бандитов, был приставлен к званию Героя Советского Союза. Не получил. Жаль. Человек выдающийся. Хитрый. Умелый. Неординарный (в лучшем понимании этого слова).

Именно он впервые стал переодевать своих разведчиков в душманскую одежду, отчего было удивительно видеть духов с автоматами, разгуливающими посреди плаца.

Лейтенант Игорь Свинухов. Замполит второй роты. Смел и честен. Сейчас полковник. Уволился. Единственный в моей жизни замполит, кого можно назвать ЧЕЛОВЕКОМ со всеми большими буквами в слове.

Старший лейтенант Кондратенков Володя. Прозвище – Кондрат. Русский мужик из былинных сказок. Смел, мужественен. Бал ранен в голову, но сохранил ясность мысли. Красив по своему. Был любим бабами из медроты. Работая с ним, всегда можно было быть спокойным. Не подведет. Выдюжит. Поможет в беде. Никогда не терял присутствия духа. Единственный раз я заметил в его глазах слезы, когда его девчонка из медицинских сестер погибла, перевернувшись на машине. В Афгане.

Сергей Заколодяжный по прозвищу Зэк. Старший лейтенант. Смел, решителен. Но, по моему, сейчас излишне замкнут. Не знаю, как сложилась его жизнь после Афгана, но уверен, он честно выполнял свой долг офицера. А тогда он показался мне если не хлюпиком, то уж точно паникером. Рад, что ошибся. Такому жизнь я —бы доверил. Вот только жаль, что он умер, так и не прочитав эти воспоминания.

Старший лейтенант Солод. Об этом говорить не хочется. Есть причины.

Капитан Какимбаев – командир третьей роты личность если не выдающаяся, то близко к ней стоящая. Говорил быстро, переходя в запале на казахский язык, отчего было непонятно, толи хвалит тебя, толи ругает. Пожалуй, лучший командир роты на тот период, когда я служил в первом батальоне.

Прапорщик Кикилев – шеф-повар батальона, иначе начхозчасти. Отвечал за питание и другие хозяйственные работы в батальоне. Мужиком был неплохим. Хоть и толстым. Но, такова работа.

Одного из взводных 1 роты Игоря Баранова помню до сих пор. Он умер в 2008 году. Он до конца жизни считал меня человеком, спасшим его жизнь. 11 мая 1980 года. Но об этом позже.

Замполит 1 роты – старший лейтенант Шорников. Коля был хорошим парнем. И хорошим замполитом. Спокойным, вдумчивым. Порядочным. Семейным. В драках не участвовал. Пил, как правило, с Князевым и Косиновым. С ним было приятно поговорить. И внешне он был человеком приятным в общении. Но он не был воином. Бойцом. Человеком мужественным, готовым на самопожертвование. Жаль.

Именно в трудной ситуации проявляются качества человека, которые в обыденной жизни скрыты для постороннего глаза. Смелость или трусость. Мужество или страх. Твердость или слабость. Бой, он как лакмусовая бумажка, показывает, чего человек стоит. И стоит ли. Ни профессия, ни образование не влияет на его сущность. Это или дано природой, или нет.

Можно всю жизнь изучать боевые искусства, но не стать бойцом. По-японски – самураем. Пытаясь понить, всю суть этого слова, я считал, что, изучая единоборства все же можно превратиться в самурая. Но при одном условии. Если пройдещь горнило войны. Спустя десятки лет утверждаю. Только если… И не иначе.

Позднее, уже в других горах, я встречал таких садистов, что от одного их вида кровь стыла в жилах. Однажды на моих глазах зарезали человека. Резали долго. Около часа. Только потому, что он был иной национальности. Человек, зарезавший другого, по специальности, был рабочим. То ли слесарь, то ли токарь с 6 механического завода, стоящего рядом с метро Дидубе в г. Тбилиси. Так случилось, что я проходил на этом заводе практику после окончания профтех училища в 1975 году.

Да, не профессия красит человека, а деяния его. К чему это я… А к тому, что путь, по которому ты шагаешь по жизни, мне кажется, предрешен свыше. Не обязательно призвание быть офицером – значит, стать воином. Среди этой среды много трусов, подонков, да и просто сволочей. Как и в среде любых других человеческих сообществ. Главное, что у тебя внутри. Из чего ты замешан. Насколько чиста твоя Совесть.

Не удивляйся, если тот, кто смотрит на тебя с высоты, порой откровенно издевается над тобой, бросая в ту или иную заварушку, и наблюдает, как ты оттуда выберешься. Это карма, как говорят индусы.

Да! С батальоном, кажется, закончили. Кого не назвал – извините. Не помню.

Тем временем пьяный литерный поезд на всех порах приближался к государственной границе СССР. Саперные батальоны начали наводить понтонные мосты через Амударью. Первые разведывательные подразделения советской армии уже рыскали по афганской территории, проводя рекогносцировку местности. Президент Афганистана Файзулла Амин еще не подписал прошение к Правительству СССР о военной помощи, а вооруженные силы великого соседа уже сосредотачивали бронекулак у южных границ в готовности совершить бросок к Кабулу.

Президент Файзулла Амин чиркнет себе приговор 25 или 26 декабря, спеша на встречу с любовницей, коих имел как иной хан по несколько штук, под разное настроение. Именно тогда, когда количество гормонов в его теле зашкалило за критическую отметку, наш человек из ПГУ КГБ СССР в его роскошном дворце сунет ему подготовленное нашими же людьми воззвание к СССР об интернациональной помощи. Этот дуралей подпишет его не читая, практически приговор себе.

«Альфа» выполнит приказ на грани невозможного, отправив к праотцам Президента страны, попросившей у нас интернациональной помощи для борьбы с личными врагами, которые при нём автоматически становились врагами государства.

Чуть позднее, чтобы успокоить общественное мнение, КГБ подготовит фальшивку о якобы постоянных просьбах Президента Афганистана, обращенные к Правительству СССР с просьбами оказать помощь войсками, так как противники его режима, коммунистической ориентации, якобы постоянно готовят ему разные гадости. Задушивший своего предшественника Файзулла, получать гадости не любил. Но часы истории были заведены. Войска готовы. Ждали повода.

Это должна была быть маленькая, но победоносная война, страны победившего социализма.

Новый 1980 год мы встретили в чистом поле в палатке. На границе с Афганистаном. При температуре минус десять градусов. Грязные, как уличные псы. С трясущимися конечностями от отходняка, который всегда сопровождает похмелье. Три дня ожидавшие самую главную команду в своей жизни.

Афганистан 4 января 1980 года

4.00. Афганистан встретил нас безветренной погодой, какие не часто бывают в середине зимы. Минус десять и почти никакого снега. Холодно. Включаю печку в своем ГАЗ 66. Хотя командир батареи Князев требует, чтобы на марше водитель и старший открывали окна, я внутренне протестую против тупых приказов, позволяя механику-водителю рулить при герметизированной кабине.

Въезжая на понтонный мост, чуть раскачивающийся под тяжестью советской армии, я начинаю чувствовать нереальность происходящих событий, нежданно охватившую меня с ног до головы. Машина, зажата между двумя БМП-1, идущими по-боевому, раскачиваясь преодолела середину понтонов. Не страшно. Скорее интересно. Мерно катит стальные воды Амударья, по которой проплывают наши надежды. Вот и афганский берег. Между ногами рация – р-109. Постоянно прослушиваю эфир, как верующие муллу.

– Все нормально, приём, – отвечаю на голос капитана Князева, спросившего, нормально ли все. А что будет-то с сильнейшей армией мира, вторгшейся на территорию суверенного государства, которое можем раздавить мизинцем. Но на тот момент и мне и всем в колонне плевать на такую чепуху. Если скажут, дойдем до Бенгальского залива. Вот и берег противоположный.

Справа пограничный пост афганцев. Национальный флаг на шесте, от которого веет безысходностью. Будка в черно-зелено-красных тонах афганского флага и рядом одинокий солдат в мышиной шинели отдает честь. Руку держит часов пять, пропуская колонну советских войск, иногда опуская её, чтобы привести в порядок кровообращение мышц. Стоит как оловянный солдатик, на бугорке из серой земли, смерзшейся до гранитной твердости. Лет ему не более восемнадцати. В глазах удивление и немного страха. Ловлю его взглад. В них пустота.

Мой внутренний голос также, как и я, зачарован страной и молчит.

Утро. Солнце еще не взошло, но светло и видна каждая трещинка на сером асфальте, уже подпорченном траками танков, ползущих впереди. Людей не видно. Словно все вымерли от неизвестной болезни. Открыв пошире глаза высматриваю свою первую заграницу.

Дома бедные, как у нас на Украине времен развитого социализма и даже хуже, в основном, одноэтажные из глины. На крыше – доски, оббитые чем-то вроде гудроном. Некоторые обмазаны той же глиной, из чего делали стены. Стекол нет. Точнее есть, но такие маленькие, что хочется плакать от умиления. Бедность чувствуется в каждом порыве ветерка.

Марш надоедает и постоянно тянет в сон. Снятся в основном бабы. Оттого член стоит, как телеграфный столб, мешая сосредоточиться на боевой задаче. Монотонность пути въедается в кожу и глаза как-то сами собой слипаются в короткой дрёме. Уже два часа, как наш 186 полк оказывает интернациональную помощь Демократической Республике Афганистан. Но ни цветов радости, ни торжественных речей командиров не видно и не слышно. Говорят, что они сами попросили нас о помощи, и мы, как бы в ответ на их просьбу оккупируем их.