Мотоцикл, свирепо воя, проскочил через деревянный мост, запылил по предместью, промчался по лабиринту переулков, пока не оказался на прямой, как стрела, Малой Войцеховской улице. Мальчишки, высыпавшие гурьбой на тротуары, махали руками вслед отчаянным гонщикам.
Влетев во двор дома №14, Конин выключил мотор и мотоцикл присмирел, затих.
Подав руку Джан, Конин помог ей сойти с «железного коня». Джан, спускаясь с высокого седла и теряя равновесие, припала к плечу Конина – их обоих сразу окутала белая дымка.
– Послушай, – сказал Конин сквозь пыльную пелену, задержав Джан в своих руках, – я давно хотел сказать тебе…
– Что?
– Я люблю тебя.
– Это я уже слышала.
Джан посмотрела в лицо Конина – на белом, как маска, лице лучились лазурные горячие глаза.
– И я тебя. Люблю.
– Выходи за меня, Джан. Давай поженимся.
– Хорошо, – просто сказала Джан.
Улыбнулась.
– Только скажем об этом папе? Что душа в пятки? Испугался, женишок?
– Пуганые мы, – улыбнулся Конин.
– Тогда пойдем к нам. Я познакомлю тебя с гостями.
– С удовольствием! Идем!
Конин обнял Джан. Они прошли к парадному, миновав у подъезда большой черный автомобиль, возле которого скучал и покуривал долговязый командир с майорскими шпалами на петлицах. Конин на ходу дисциплинированно козырнул майору. Но майор не ответил. Он мрачно размышлял о чем-то своем. И не обратил внимания на влюбленную парочку.
Глава двенадцатая
Вильно. 1941 год, апрель
Разгоряченные и радостные, от полноты чувств поцеловавшиеся на бегу, Конин и Джан появились в большой профессорской квартире. Их внезапный приход заметил разве что только Шмуйль Гиршкевич. Он вскочил, как ужаленный, из-за своей шахматной доски.
Профессор Бергер был слишком увлечен беседой с гостем, который сидел перед профессором, обратив обтянутую мундиром прямую спину к входным дверям. На рукаве его золотилась пятиконечная звезда. Между собеседниками дымился самовар. Профессор пытался подлить коньяку прямо в чайную чашку своего гостя. Но тот быстро и жестко отстранил руку старика, отказался.
– В другой раз, служба.
– Папа, предложи гостю своей вишневой наливки. Уверена, от нее-то он не откажется, – весело предложила Джан.
Гость обернулся. Заметил вошедших. Встал. Одернул мундир. Подтянутый, выбритый, коротко остриженный, он выглядел моложаво и бодро. Приветливая вежливая улыбка застыла на напряженных сухих губах.
Профессор суматошно всплеснул плоскими ладонями…
– Ох, Серж, про наливку я и забыл. Сейчас, сейчас.
Крикнул.
– Василиса!
– Генерал-майор Демидов, – представился военный.
– Да, да… Джаночка, познакомься! Мой старинный друг и приятель – Сергей Сергеевич Демидов.
Демидов протянул руку Джан.
Джан задорно стиснула крепкую генеральскую ладонь, сказала.
– Очень приятно, товарищ Демидов. Отец про вас много рассказывал.
И тут же рванула руку из генеральской ладони, отступила к Конину.
– Женя… Конин. Мой жених.
– Так уж сразу и жених, – проворчал профессор Бергер. – Рановато еще тебе женихаться, дочка. Курс в университет не кончен.
– Папа! – воскликнула, укоряя отца, Джан.
Отец сразу взял примирительный тон.
– Будет, будет, проходите, Женя, вам здесь всегда рады. Ну, что вы? Смелее, смелее… Присаживайтесь к столу… Чай еще горячий…
Из коридора вышла в гостиную дородная, простоватая женщина с голыми локтями – кухарка Бергеров Василиса.
– Звали? Ян Виллимович?
– Ты вот что, Василиса… Еще чашку… принеси… поскорее… И закуски… Что там еще в буфете. Пирог? Рыжики? Краковскую нарежь… Детей покормить бы с дороги…
Домработница степенно поклонилась и ушла.
Профессор собственноручно раскладывал янтарное варенье по крошечным синим плошкам, хлебосольно потчевал гостей. Охотно объяснил дочери.
– Товарищ Демидов приехал принимать дивизию, в которой твой Женя служит. Вот сразу и решил навестить старого товарища. Меня то есть. Мя с Сержем… ведь еще в гражданскую… под Царицыным… Помнишь, Серж?
– Такое не забывается, – согласился Демидов. И в тоне его проскользнуло едва заметное неодобрение. Комдив поспешно спросил Конина.
– А вы, капитан, каким подразделением командуете?
– Седьмой разведбатальон.
– Почему не в лагерях?
– Увольнительная, товарищ комдив.