Враг генерала Демидова. Роман

В чахлом садике у дома №14 на Остробрамской на шаткой некрашеной скамейке переставляли по очереди шахматные фигуры по клетчатой доске двое – молодой и старый.

Старик был тем самым профессором философии, который совсем недавно вселился по ордеру в квартиру на втором этаже дома №14, принадлежавшую ранее бежавшему за границу рыбопромышленнику Дибичу. Не отрывая глаз от доски, профессор кряхтел и дергал короткий ус.

– Превосходно… очень тонко задумано… Задали вы мне жару своей задачкой, батенька…

Визави профессора – рыжеватый юноша с волосами, скрученными в мелкие кольца и стоящими дыбом, вежливо улыбнулся, пробормотал.

– Ян Виллимович…

– Какой же ход верный? Подскажите, не мучьте старика, Шмуйль! – укорял противника Бергер, делая замысловатые пасы над доской и не решаясь прикоснуться к фигурам. Шмуйль мялся, смущенно улыбался, но безмолвствовал, как сфинкс.

Мимо скамейки, на которой сидели шахматисты, прошла Джан – на плече спортивная сумка. Майский теплый ветер трепал подол ее короткой спортивной юбочки.

– А ты, папа, и не проси Шмульку… Он тебе все равно своего секрета не скажет… – на ходу бросила Джан, ускоряя легкие шаги.

– Это почему же? – оторвался от доски профессор.

Джан остановилась, лукаво улыбнулась, глядя на Шмуйля. Тот опустил голову, чтобы только не встретиться с Джан взглядом.

– Да ведь Шмулька тебе задачку свою подсунул, чтобы у нас чаще бывать. Верно я говорю, Шмуйль?

Юноша-шахматист молча поднял на Джан печальные глаза.

Профессор покосился на Шмуйля, огорчился.

– Вот видишь, папа, молчание – знак согласия.

– Джаночка! Куда ты? – забеспокоился профессор, почувствовав, что он чем-то внезапно стал виноват перед Шмуйлем.

– В парк, папа! – сказала Джан, повернувшись и направляясь вон со двора.

– Зачем? – рассеяно пожал плечами Бергер, – Скоро обед, дочка! У нас сегодня гости!

– Не опоздаю!

Джан задорно улыбнулась отцу и послала ему на прощание воздушный поцелуй…

Бергер посмотрел на дочь поверх очков, перевел взгляд на Шмуйля – тот заметно покраснел, осерчал, жадно глядя вслед Джан…

– Ах, мой бедный Вертер! – вздохнул профессор и стал собирать фигуры с доски. – Пойдемте пока чай пить, друг мой. Что уж тут…

Но Шмуйль не слышал профессора. Он заворожено следил за тем, как Джан шагала по двору и, наконец, скрылась под аркой ворот, беззаботно помахивая теннисной ракеткой.

Теннисный мячик отлетел от ракетки – с хлестким звоном…

За сеткой метнулась белая фигура.

– …потому что ты не похожа на них – на этих мегер в юбках… – кричал Конин

Удар, вскрик…

Джан уверенно приняла подачу, отбила мячик. Ее движения были сильны – гибкое, ловкое, молодое тело…

– Тогда на кого я похожа?

Удар, выдох.

– На мою Джан – на Джан синий тюльпан, на Джан красный тюрбан… Продолжать?

И вновь – удар, вскрик…

– Они мои подруги! И я запрещаю так о них говорить!

Удар.

Удар.

– Но они одеваются, как мужчины. Блузка, галстук, еще и берет. В придачу пенсне нацепят… Гамельнского крысолова на них нет! Эй, где он! Где его волшебная дудочка!

– Ну, это уже слишком.

Удар… Удар… Удар… Джан в белой юбке до колен, в белой блузке рубила наотмашь жаркий майский воздух звенящей ракеткой. Мяч свистел над сеткой.

Конин с трудом возвращал мяч Джан, взметал багровую кирпичную пыль.

И вот… мяч, посланный им, врезался в сетку.

– Ура! – ликовала Джан. – Я выиграла, выиграла.

Она подбросила ракетку вверх, завертелась волчком, захлопала в ладоши

– С носом тебя оставила! Все! Я выиграла! Это тебе за моих бедных подруг.

Конин навис над дрожащей сеткой.

– Сыграем еще?

– Нет. Хватит. Папа просил непременно быть к обеду.

– Что за строгости?

– У нас будут гости.

Джан и Конин пошли вдоль сетки. Конин вздохнул.

– Опять какой-нибудь сумасшедший академик, поклонник Гегеля. Или фанатик фон Кляйста. И непременно – этот по уши влюбленный в тебя шахматист… Со вздыбленной шевелюрой?

– Шмулька? Правда, он смешной? И милый? У него всегда такие грустные глаза… как осенний вечер…